Он обернулся.
Как же несказанно хороша была она в это мгновение, — в струящемся с плеч серебристом одеянии, с распущенными волосами и блистающими на лице, точно звезды, синими глазами.
— Ли-и-ина!.. — растерянно проговорил Мэтью, поспешно выключая компьютер. — А я вот…
Она исподлобья лукаво взглянула на него.
— Ты хорошо спал? — спросила вдруг она.
— А? Да. А что?
— Ничего, — пожала плечами Лина и неспешными шагами направилась к незастеленному ложу. — Тебе, наверное, было грустно одному?
— Нет! — запротестовал Фишка.
— И ты не хотел, чтобы я пришла к тебе?
У Фишки сперло дыхание. Он промычал что-то нечленораздельное, энергично мотая головой.
— Не хотел? Жаль, — протянула Лина. — А я вот пришла.
Девушка присела на простыни, а затем, подумав, с плавной кошачьей грацией растянулась поперек кровати. Откинув с лица волосы, она спокойно и выжидающе глядела на Мэтью.
Внезапно Фишка ощутил, что руки стали мешать ему. И ноги. И вообще весь он стал казаться себе таким нескладным, неумелым, нелепым перед этой вольно раскинувшейся на ложе красавицей.
Он поерзал в кресле и попытался втиснуть кисти рук между колен, но почувствовал себя еще более неловко.
— Хочешь, я научу тебя делать компьютерные миражи? — выпалил Фишка с видом человека, решившего приоткрыть перед своей любовью все самые сокровенные и интимные тайны. — Это очень просто, на самом деле, у тебя должно получиться!..
Лина с улыбкой покачала головой.
Мэтью окончательно растерялся.
Почему она на него так смотрит?.. Что он опять не так сделал?..
— Иди ко мне, — вкрадчиво произнесла девушка.
— Я? — перепугался Фишка.
«Может, она меня все-таки любит? А если я сейчас возьму и… Вот так, сразу!..»
— Лина, — торжественно провозгласил он, — я давно собираюсь тебе об этом сказать!..
— О чем? — невинно поинтересовалась Лина.
— О том, что… о том, что… сегодня очень хорошая погода.
— Да, — согласилась она, — необыкновенно хорошая. Иди ко мне.
Мэт перепугался пуще прежнего, но все-таки поднялся и на неподчиняющихся ногах двинулся навстречу неизбежному.
— Я тебе еще хотел сказать… — сообщил он, остановившись в ногах ложа, — что… что…
— Присядь со мной, — попросила девушка вполголоса, — вот сюда.
Она осторожно взяла его за пальцы и потянула к себе. Совершенно одеревеневший, Фишка бухнулся на кровать.
— Так что ты хотел мне сказать? — напомнила Лина.
— Я?! — ужаснулся Мэт. — Ах, да. Знаешь… и море сегодня тоже очень хорошее.
— Очень, — кивнула девушка, близко-близко заглядывая ему в лицо, отчего Фишка вовсе потерял голову.
«Как бы мне в самом деле хотелось ее поцеловать!.. Она такая нежная и желанная! Если бы она сама предложила, я был бы самым счастливым человеком на свете!..»
У Лины задрожали ресницы, и она тихо прошептала:
— Поцелуй меня.
— Я?! — выпалил Фишка.
«Что делать? Что делать?! Это ловушка, сейчас я попадусь на ее безжалостный язычок…»
— Ты такой красивый, — произнесла девушка, — я так люблю твои глаза и руки… — Она положила ладонь на его плечо, а второй рукой обвила его шею.
Мэтью лишился дара речи. Ему вдруг нечем стало дышать.
— Зачем ты в комбинезоне? — продолжала Лина. — Он такой тяжелый, неудобный, — а тело должно дышать!..
Тонкие пальцы принялись медленно отключать вакуумные застежки, — одну за одной… одну за одной.
«Я сейчас сойду с ума! У меня нет больше сил сдерживаться!!!»
— Ты не против, если я?..
— Да, — проворковала Лина и потянулась к его губам.
Поцелуй был бесконечным.
— Мой сладкий, — шептала Лина, вороша рыжие вихры Фишки, — мой любимый и единственный!.. Как мне хорошо с тобой, о, если б ты только знал!..
Ему хотелось сказать ей что-нибудь нежное и пронзительное, чтобы она поняла всю глубину чувств, испытываемых в это мгновение, и он произнес:
— Да?..
— Твои объятия, — продолжала Лина, обнимая его и будто не замечая, что руки Фишки лежат ровнехонько по швам, — я таю в них!..
— Да, — кивнул Мэт, почувствовав себя заправским Дон Жуаном.
— Ты такой сильный… такой мужественный!..
Тут Фишка обнаружил, что комбинезон его лежит смятый поблизости, а сам он абсолютно открыт для обозрения, и его острые худые коленки упираются в обнаженную ногу Лины.
Взгляд его медленно двинулся вверх, и он увидел девичий плоский живот, округлые груди с туманными пятнами сосков и трогательную впадинку на шее.
И хорошо воспитанный Мэтью, позабыв обо всех опасностях, прижал Лину к себе, будто желая слиться, обратиться в единое с нею; они переплелись, и небо опрокинулось, и море стало прозрачным до самого дна, а воздух — густым и плотным; и солнце насквозь пронизало их тела, и пропитались светом души, и жаркий ток сотряс все их существо, и Мэтью закричал, запрокинув голову и впервые познав тайну тайн человеческого существования.
Он счастлив.
На двери салуна было написано: «Вход без оружия категорически воспрещен».
Поль привязал свою кобылу, поправил кобуру и вошел внутрь.
В «Шестом пальце» пили и гуляли, обсуждали последние новости; женщины и негры сюда не пускались.
При появлении Поля разговоры стихли, и большинство тех, кто еще мог держаться на ногах, попытались как-нибудь зафиксировать свой взгляд на Поле.
Поль бросил бармену на прилавок монету:
— «Джонни Уокер»!
Бармен, которого все звали Маленький Бил-Бил, полез за бутылкой:
— Знавал я парня по имени Джонни Уокер. Сказать по правде, он плохо кончил, — сказал из угла бородатый здоровила, похожий на Крюгера.
Завсегдатаи громким хохотом поддержали задиру.
Поль молча выпил виски, стараясь одновременно разглядеть завсегдатаев и оценить обстановку. Когда на дне стакана оставался один глоток, рука его незаметно скользнула к кобуре — и вовремя. Бородатый задира вскинул свой кольт, но это все, что он успел сделать напоследок.
Пуля Марьяжа попала ему прямо в лоб. Бородач грохнулся на пол, свалил попутно столик с бутылками.
Поль дунул в дымившееся дуло и спросил:
— Кто еще знал Джонни Уокера? Уважительное молчание было ему ответом. Поль сел за столик и обратился к двум потрепанным ковбоям:
— Джентльмены, я ищу настоящего мужчину.
— Да?! — закричали из дальнего угла, — а мы тут все больше девочками интересуемся!!!
Поль никак не отреагировал на плоскую шутку и достал из кармана карты.
— Ха-ха, парни, — проскрипел проснувшийся вдруг толстяк, — он детскими картинками балуется.
Поль проделал несколько своих коронных штучек, сложил карты, убрал их в карман и, зевнув, поднялся.
— Ну, если здесь нет настоящих мужчин, схожу в «Третье ухо»…
Подталкиваемый менее смелыми товарищами навстречу Полю шагнул тот самый толстяк.
— А в чем, собственно, дело? — спросил он, собрав всю свою смелость.
— Да вот хотел научить кого-нибудь играть в настоящую мужскую игру.
— Это вот этими картинками? — спросил толстяк.
— Ими.
Дальше все развивалось по известной схеме. Через полчаса Поль обчистил толстяка, еще двоих пьянчужек, а очередь к нему выстроилась знатная.
— Послушай, парень, — сказал Маленький Бил-Бил. — Продай мне эти картинки, я их повешу вот сюда, пускай все видят, что «Шестой палец», — это тебе не какое-нибудь там вшивое «Третье ухо»!
— Зачем? — удивился Поль. — Я тебе просто подарю целую колоду. Ты откроешь первое в городке казино.
И он достал из сумки десять колод и бросил их на стойку.
Уже через полчаса в салуне шла общая большая карточная игра, а Поль слушал информацию, которую вывалил на него благодарный бармен.
Оказалось, что пресловутое вшивое «Третье ухо» — конкурирующая таверна, появившаяся на другом конце городка совсем недавно и отбивающая клиентов разными грязными способами, вроде виски, не разбавленного водой. А какого дьявола они не разбавляют виски водой?! Тут что-то нечисто.
Зеленый Лог был поселком золотоискателей. Тут намытого песку было видимо-невидимо. А вот с развлечениями — туговато.
Потом Поль узнал, что индейцы, черт им в печенку, вконец обнаглели. Потом выяснил, что единственный дилижанс, пересекающий границу штата, делает это раз в месяц, когда насобирается достаточное количество смельчаков, чтобы сопровождать его. Потом был информирован о том, что бордель работает, как Бог на душу положит, и еще, что на втором этаже (третья дверь налево) там есть такая девочка!..
Больше Поль ничего узнать не успел, потому что двери распахнулись и вошедший мужчина нечеловеческого роста, раскачиваясь от непомерного количества выпитого, выдохнул такие пары, от которых захмелели все, кто еще хоть как-то держался. Он сказал, пытаясь сосредоточиться на Поле: