народностью и внесла в нее самое христианское в христианстве начало: дух милосердия и самоотвержения. В других же странах церковь ведет ожесточенную борьбу с государством, положительная вера исчезла в массах и религия превратилась в фарисейский decorum [благопристойность (лат.)] высших классов.
Не в политическом ли отношении завидовать нам другим? Но мы имеем то, чего теперь у других нет, – бесспорную, непотрясенную, нераздельную, единую со всем народом государственную власть. В этой безусловности власти, этой независимости ее и единстве с народом заключается величайшее политическое благо. Такую власть нельзя создать искусственно и по произволу, где она не установлена веками или где она однажды сбита с места. Были в наше время сильные люди в Европе, но они не могли при всех усилиях и гениальности придать своей власти то значение, какое составляет ее сущность в нашем отечестве.
Завидовать ли другим в том, что у них это основное начало обесславлено, выброшено на площадь и жадно вырывается друг у друга толпами? Не парламентаризму ли должны мы завидовать, этому истасканному в Европе шаблону, этой пошлой доктрине, везде потерявшей кредит, которая может быть годна только как средство постепенного ослабления власти и перемещения ее из рук в другие?
Много переменили мы арлекинских костюмов, стараясь подражать чужим модам. Не дай Бог облечься в этот… не введи нас во искушение… Россия, если ей суждено жить, не может повторять зады чужих народов. Ее величие, глубокая особенность ее истории и народности, все указывает, что она есть нечто sui generis [своеобразное (лат.)] и должна идти своим путем.
В чем же завидовать? Народ наш могуч и исполнен жизненных сил; страна наша велика и обильна… У нас нет такой ужасной нищеты и омерзительного огрубения человечества, какие гнездятся в других странах под позолотой цивилизации, творящей промышленные чудеса на свободные деньги, собранные с разных концов мира политикой обмана, коварства и хищения.
* * *
Что же недостает нам? Берлинская газета «Post» справедливо находит, что требуется, чтобы в правительственных сферах у нас возобладал дух твердости, последовательности и величайшей строгости в исполнении обязанностей. Но берлинский публицист присовокупляет к этому верному замечанию следующее: «Если таковы условия каждого великого дела, то всего нужнее это там, где народ в своем национальном характере имеет явный недостаток серьезности и последовательности, где народ, как песок пустыни, носится по воле ветра то в ту, то в другую сторону»…
Бедный русский народ! За его выродков, именующих себя образованными и старающихся как можно более отделиться от своего народа и как можно менее походить на него, взводится на него поклеп и приписываются ему грехи, в которых он неповинен, и свойства, которые ему противны!
Русский народ легкомысленно бросается из стороны в сторону! Русский народ увлекается всяким ветром! Таким представляется он иностранцу, который знаком с ним через его образованные классы. Однако и иностранцу следовало бы знать настолько историю России, чтобы не впасть в превратное заключение.
Нет, русский народ, напротив, всегда подвергался упрекам в косности, в крайней неподатливости на всякие переставливанья его обычая. Вспомните, чего стоило очищение церковного обряда патриарху Никону; вспомните, как изнемогла пред этою народною неподатливостию даже беспримерная энергия такого преобразователя, как Петр Великий.
Нет, упрекайте русский народ в чем хотите, только не в легкомыслии. Но верно то, что непростительным легкомыслием отличается наша интеллигенция, отрицательно относящаяся к своему народу и не имеющая ничего общего с его духом и природными свойствами.
«Куда ты, рыло, лезешь?»
(из статьи «Уважение нашей интеллигенции ко всякой доблести нерусской»)
В нашей интеллигенции образовалась удивительная складка: она понимает, допускает и уважает всякую инициативу, энергию, предприимчивость в смысле не русском и, напротив, невольно и безотчетно относится пренебрежительно ко всему, что происходит на русской почве, в русском смысле и клонится в пользу России.
Говорим: невольно и безотчетно, потому что никто из наших умников, конечно, не сознает за собой такого греха, и все примутся и негодовать и чураться, коль скоро кто дерзновенно поставит на вид вышеупомянутое свойство нашей интеллигенции.
Свойство это есть последствие издавна ведущейся антинациональной политики, в которой и заключается источник всех наших глупостей и всех наших зол. Поразительные несообразности, которые так не редко оказываются и во мнениях и в делах наших, происходят не от того, чтобы люди у нас были от природы неспособны распознавать добро и зло, а вследствие фальшивой складки образовавшейся в умах. Мы, где нужно, либеральны и, где нужно, консервативны в чуждом и противном нашей народности направлении в силу навыка, который сложился исторически и действует инстинктивно.
Наша интеллигенция почтительно снимает шапку предо всяким нерусским движением, даже в том случае, когда ей приходится по официальному положению бороться с ним. Тут она старается показать себя цивилизованной и вежливой, мягкой и уступчивой, либерально-консервативной и консервативно-либеральной; тут она расшаркивается, конфузится и улыбается своими наилучшими улыбками.
Совсем иной принимает она вид, когда ей приходится ведаться с русской инициативой, с делом русского происхождения; тут она ставит себе долгом, – долгом либерализма и консерватизма, долгом цивилизации и прогресса, – быть грубой, суровой, придирчивой, неуступчивой; тут она не только не поощряет, но систематически подавляет всякую живую силу, всякий дух инициативы; тут явятся на каждом шагу заставы и шлагбаумы.
Она попробует, в каком смысле направлено дело, из каких интересов и побуждений оно исходит и к чему клонится, и если почувствует, что интерес его есть русский интерес, что дух его есть русский дух, то она немедленно станет ему поперек дороги, и во всех ее словах и действиях так и послышится «куда ты, рыло, лезешь?»
Источник заразы
(из статьи «Необходимость надзора за публичными библиотеками»)
Установление правительственного надзора за публичными библиотеками дело необходимое. Некоторые из газет успели уже выразить свои сетования, что правительство будет появляться и тут, где до сих пор не видно было и тени его; но самые сетования эти показывают, что принимаемые в этом отношении меры действительно необходимы.
В последние 20–25 лет число библиотек росло с удивительною быстротой. Теперь уже не много городов, где бы не имелось библиотеки или городской, или, по крайней мере, принадлежащей частному лицу, но публичной по своему назначению. А между тем систематическое уклонение власти от надзора за этими заведениями сделало их источником заразы. Помимо известных фактов, свидетельствующих, что многие библиотеки были пунктами раздачи произведений подпольной печати, даже конспиративными центрами, где сходились агитаторы разного рода, довольно указать только на состав библиотек.
Недавно в «Московских Ведомостях» было обращено внимание на только
