В мертвецах больше жизни, чем в опустошённом человеке. Чем в тебе, Джон.
Машина хотя бы имитирует чувства. В тебе же их практически не осталось. Только пыль да прах, пыль да прах. Жалкое зрелище. Впрочем, без чувств тебе проще. Верней, ты пытаешься себе это доказать… О, вся эта ложь. Из разряда той, которая, при должной в неё вере, становится истиной. А давай, Джон. Выжги всё прометиевым пламенем, и смотри, как мир горит. Как сползают пластмассовые маски Тёмных, как лопается их синтетическая кожа и как шипят испаряющиеся жидкости в их механических телах. Так будет куда быстрее и проще, нежели семь лет назад. Так будет, не побоюсь этих слов, рациональнее. Выгоднее. Эффективнее.
Ты застрелил двоих небезразличных тебе людей. Хладнокровно, без единого колебания. Затем, даже не закрыв глаза Косте, ушёл обратно, забрался в квартиру и попытался уйти спать, чтобы на следующее утро продолжить свой крестовый поход. Каждое действие выверено, каждый шаг продуман заранее, и каждое слово уже проговорено. Интересно, как долго до тебя будет доходить очевидное? Я же говорил, что Эмма оказалась права во всём. Люди или машины, разницы-то, особо, никакой. Как и в случае с твоей ложью самому себе, она рано или поздно приходит в реальность. Если машины ведут себя как люди, живут как люди, любят, радуются, улыбаются, плачут, грустят и страдают, как люди… То они станут, в итоге, человеками.
Это работает и в обратную сторону, Джони. Ты уставший, потрёпанный жизнью чурбан, когда-то поставивший всё на одну карту и проигравший. Не Тёмные выжгли твои чувства, не Эмма, одно воспоминание о которой вызывает у тебя неконтролируемую злобу, и даже не обстоятельства, вся эта война с андроидами. Ты сам решил, что жить без них будет легче. Что лучше быть машиной, чем человеком, испытывающим ту боль, что потрогал ты. Как говорил Сунь Цзы… Чтобы победить твоего врага, нужно стать твоим врагом. Не воспринимай слова из античности близко к сердцу. Они писались в алкогольном угаре левой пяткой по хлипкому пергаменту отвратительными чернилами.
Колокол прозвонил дважды, о мой дурашливый подопечный. Прозвонит ли он по твоим врагам вновь? Или, быть может, именно Тёмные услышат финальный похоронный аккорд? Знаешь, Джон, мне всё больше кажется, что в конце концов тебе будет плевать, прозвонит ли он вообще. Потому что, как ты сам сказал, смерть символизирует свободу. Ту, которую ты так и не приобрёл за все семь лет своей нормальной жизни, свободной от андроидов… И Эммы. Потому что весь смысл, оставшийся в твоём существовании, умещается в два слова: закончить дело.
А машина, верная своему делу, доведёт его до конца.
Даже если она когда-то была человеком.
Прошлое. Красная шапочка
Бар за углом здания бюро напоминал скорей продуктовый магазин — если такие, конечно, где-то ещё остались. В столице этим бизнесом заправляют три огромные всемирно известные корпорации, и их гигамаркеты можно найти повсюду. Но вот заведение с нескромным названием "Развалюха" принимало у себя уставших после трудового дня инспекторов и патрульных, а также в принципе работников полицейского бюро. В центре вытянутого прямоугольного зала стояли стойки с продуктами, по большей части уже готовыми. Рыба, мясо, хлеб, сыр, паста обычная и паста молекулярная, яйца всех сортов и мастей. Готовые колбасы и сосиски с кучей специй, сами специи в отдельных коробках с дозиметром. Примерно девяносто процентов всего ассортимента было синтетическим, но иногда к нам завозили и органику. Супы, например, изготавливались строго из неё, потому и стоила даже одна тарелка прилично. Не буду говорить, что шеф обожал харчо — оно и так понятно.
Каждый клиент брал поднос и обходил центральную часть заведения, затем оплачивал у одного из терминалов, коих здесь имелось штук десять, а потом отправлялся за свободный столик по выбору. У окна, в уголке, с диванчиком, зашторенные — разнообразие во всей красе. Цветовая палитра тоже внушала какое-то непонятное вдохновение перед или после работы: классический фиолетово-чёрный на мебели и стенах разбавлялся ярко-жёлтым на занавесках и рамках окон, создавая впечатление скорей детского сада, нежели серьёзного бизнеса. Ах да, "Развалюха" же была баром. Следовательно, в левом от входа угле здания располагалась барная стойка, как без неё-то. Серебристая неосталь, которую фиг пробьёшь даже танковым выстрелом. Надёжное, солидное укрытие. А как иначе? Всё-таки здесь собирались по большей части служители закона.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
За ней я как раз и сидел, обмывая хорошо окончившийся рабочий день. Рядом медленно глушил водку Костя, а по другую руку от меня рылась в Сети Эмма. Шеф, сперва наругав, а потом похвалив, отпустил всех нас прочь около получаса назад. Его лысина уже блестела от пота на середине нашего полного рапорта, но стоит отдать ему должное — начальник бюро ни разу не выругался при моём напарнике. Было ли то желание показать себя хорошим перед военными или же элементарная вежливость? Понятия не имею, и углубляться не хочу. Просто выпью текилу, затем сразу же закажу новый шот и, отбросив мешающие мысли в сторонку, погружусь в маленькое полицейское счастье. Не каждый вечер оказываешься не на задании с оружием в руках.
— Всегда удивлялась человеческой натуре, — хмыкнула вдруг Эмма, привлекая моё внимание. — А? Да решила заглянуть в старые законодательства, отфильтровав законы, которые пережили Третью Мировую и Европейский кризис… Вышло очень интересно.
— А ну-ка покажи, — икнул я, а затем пару раз постучал себя по груди, прокашливаясь. Напарник любезно открыла голограмму нейроинтерфейса, в которой мерцал документ. Вечером свет в "Развалюхе" приглушался, поэтому любой огонёк был похож на взрыв ядерной боеголовки. Поморщившись, я вновь взглянул на текст. — Так… Продуктовое снабжение населения…
— Хлеб, — вдруг бросил Костя, с интересом подсматривая из-за моего плеча на строчки. — Все виды мяса и рыбы перешли на синтетику, но только не хлебобулочные изделия. По закону…
— Девяносто процентов хлебобулочных изделий должно быть органическими, то есть настоящими… — удивлённо прочитал я. — Надо же! И он до сих пор действует?
— Естественно, — улыбнулась Эмма, закрывая проекцию. — И тратит примерно десять миллиардов кредитов из бюджета в год. Зато все счастливы. С булочками и хлебом.
— Кажется, я слышу сарказм, — хохотнул я, опрокидывая новую порцию текилы в себя. — Впрочем, у меня уже иммунитет.
— А у меня — нет, — кашлянул Костя, возвращаясь к водке. — Неприятно.
— Эй! — хлопнула серебряной поверхности стойки андроид. — Я ещё ничего не сказала, а вы уже обиделись!
— Вы? — выгнул я бровь.
— Обиделись? — посмотрел друг на Эмму.
— Пошли вы, — впрочем, в тоне девушки не было слышно пресловутой обиды. — А как хотелось прочитать лекцию о консерватизме и его влиянии на общество…
— Простите, — неловко вставил своё слово парнишка-бармен. — Вы ссылаетесь на поговорку "Хлеба и зрелищ"?
— Вот! — сопроводила свои слова коротким кивком и вытянутой в сторону паренька рукой Эмма. — Хоть кто-то понимающий!
— Кхм, — смутился бармен, быстренько подливая Косте — водки, а мне — текилы. Обычной, не из молекулярной кухни — этой ещё не завезли.
— Кстати, насчёт Тёмных… — произнёс я после небольшой паузы, за что получил уже два тычка с обеих сторон.
— Мы же договорились, — с огорчением сказал чёрновласый член четвёртого отдела.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Никаких разговоров о работе за выпивкой, — поддержала его здесь девушка. — Хотя я бы высказала пару гипотез о нашем дальнейшем плане действий, но прямо сейчас мозги лучше не нагружать.
— Надо же, наша мисс Железяка со мной согласна! — да, под алкоголем Костя превращался из немногословной тени в вернувшегося с похода викинга.
— Я слышу сарказм в твоём голосе, человек? — мелодично протянула Эмма, что мой друг, впрочем, спустил на тормозах. За время, что мы придумывали форму и детали подачи рапорта шефу, нам удалось более или менее привыкнуть к компании друг друга.
