— ПОЖАЛУЙСТА, ИДЕЛЬ! — Эмрис вскочил. Если она его не слышит, он поможет ей успокоиться. Не раздумывая, он обошел стол в один шаг, надеясь взять ее за руку, за плечи, сделать еще что-нибудь подобное.
Однако, что бы Железный ни затеял, он не успел: едва оказался рядом, как Идель, хватая столовый нож, взвилась на ноги. Стул отъехал на полметра. Леди развернулась к нему, заведя орудие перед собой. При этом она не впадала в эмоции и удерживала Эмриса на расстоянии не оружием, а ледяным взглядом.
Насколько же она в действительности ожидает от него чего угодно?
Н-де, не стоило, наверное, говорить ей в лицо так много слов и так прямо. И отношение Идель к нему осталось бы лучшим, и ужин без истерики получился бы вкуснее.
Железный выставил перед собой руки в примиряющем жесте. В прошлый раз, в замке с перепуганной прачкой, это помогло.
«Ага, только женщина перед тобой рассержена, а не напугана. Молода, но отнюдь не девчонка. И уж точно не замковая прачка».
И все же — отступать было некуда.
— Простите меня, пожалуйста, Идель… — Эмрис потянулся вперед, надеясь мягким движением снять напряжение в ее кисти и забрать нож. Однако леди увернулась в последний момент, и, не дав ему коснуться себя, спокойно положила оружие на стол.
— Я не зла на вас, барон. — Она обернулась с совершенно нейтральным выражением лица. И непоколебимость в ее взгляде напомнила Эмрису стену без единой трещины. Укрепление, которое никому не взять.
— Но вы должны запомнить: я очень, очень не люблю, когда мне угрожают каким бы то ни было образом. Я так же не терплю подозрений в свой адрес: будь у меня намерение использовать вас, я бы просто наняла «Железных Братьев» или кого-нибудь еще, не задумываясь о последствиях. Поверьте, я могу себе это позволить.
Воодушевленный, что, кажется, обошлось, Эмрис с облегчением усмехнулся под нос:
— Да, я наслышан.
— Поймите одну вещь. — Игнорируя слова барона, Идель отряхнула со штанов несуществующие крошки и пыль. — Если вы наемник, вы можете выбрать, за какую работу браться, а за какую нет. Но если вы подданный императора, получивший от него земли и титул, то все, что вы слышите от него — это не просьбы и предложения. Независимо от того, каким тоном говорит Аерон, он не допускает мысли, что вы, или я, или кто-то еще ослушается. Не нужно думать, что раз Аерон стал императором в юном возрасте, он так и остался мальчишкой. В конце концов, он воевал с родной матерью за трон, на котором сидит.
Эмрис отступил на полшага: только, чтобы вернуть ей законное пространство и дать знать, что он не преследует и не нападает.
— Наконец, последнее: отучитесь звать меня по имени. Мы с вами не близки. Мы просто делаем одно дело.
«Ясно».
— Я вас понял, миледи. — Железный тоже постарался взять сухой безэмоциональный тон, которым славятся дипломаты. Если ничего не помогает, повторяй за собеседником. — Простите еще раз. Поймите, я жду удара отовсюду, всю жизнь, и мне непривычно, что…
— Это все.
Она не задерживалась. Когда леди потянула на себя дверь, Эмрис ожидал увидеть по ту сторону Рейберта. Или Ульдреда. Или Дарета. Хоть кого-то из ее охраны. Это бы значило, что она пыталась убедить его в добрых доверительных намерениях, но на деле следила и опасалась его действий. Коридор был пуст: она приходила поговорить откровенно, потому то задолжала ему разговор. Или вернее, она приходила сказать откровенно то, что считала, должно быть сказанным.
Эмрис вздохнул: поди разберись, друг ему Идель или враг?
Глава 14
Деорсийцы выдвинулись на юг от стоянки под Патьедо, где останавливались переждать ночь, затем свернули восточнее и вскоре выбрались на основной в этих краях тракт. Это была обыкновенная старинная дорога с колеей: слегка расширенная, кое-как вымощенная, в самых разъезженных местах схваченная бревнами, что особенно сильно выдавало ее почтенный возраст. Она змеей вилась дальше на юго-восток, то слегка поднимаясь на засушливый, открытый ветрам со всех сторон холм, то спускаясь в низину и петляя среди зеленых кустарников и небольших поселений.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Дорога то и дело расслаивалась. Один ее рукав уходил далеко влево, еще больше вниз, и там упирался в гать, проложенную между марью и началом густого леса. Следующий вел на запад, и, как сообщил Идель Эмрис, по нему можно было с небольшой петлей дойти до Нуатала. Идель в ответ степенно кивала.
Они ехали верхом бок о бок, возглавляя процессию, и обменивались редкими фразами. Сбоку от Железного держался Крейг — с его габаритами он почти справлялся с тем, чтобы по утру заслонять встающее солнце. Сбоку от Идель ехал Рейберт, золотистый, как налитой пшеничный колос. Он всю дорогу оглядывал тракт и безмятежно жевал травинку.
Что до Идель, Эмрис всерьез опасался, что после вчерашней ссоры женщина будет вести себя демонстративно отстраненно. Дуться или делать еще что: лишь бы он чувствовал себя виноватым и лез с извинениями. Однако Идель спокойно ехала верхом и ничем не выказывала неудовольствия. Даже палящее солнце, казалось, ничуть ее не беспокоило.
В седле леди держалась весьма недурственно, оценил Эмрис, осмотрев все детали: как Идель сидит, как мягко правит поводья, не насилуя коня почем зря, но и не давая ему свободы; как поджимает колени, когда животное все же пытается полениться; как держит голову и смотрит вдаль. Когда они ехали таким образом в прошлый раз — от столицы до порта — Эмрис не мог как следует понаблюдать за женщиной: состояние после пьянки в борделе было ни к черту.
Лошадей леди Имхэйр из Талассия прислала весьма и весьма посредственных. Конечно, понятно, что полсотни скакунов на их отряд были недешевым удовольствием, но неужели они выходили дороже, чем сумма, указанная на векселе, который ее светлость вернула тетке под честное слово? Небольшой отряд охраны, присланный также в качестве провожатых, двигался пешком, охраняя повозки с тканью, так что в целом, путь до Иттории давался неторопливо.
Дорога, бесспорно, была оживленной. Ситуация с Патьедо взбудоражила закисший улей, и сейчас в обе стороны по тракту попадались торговцы — и конные, и пешие, везшие в тюках оружие и необработанный янтарь. Порой попадались сельские жители, перегонявшие тощих свиней, еще реже — бродячие певцы и косматые старцы, выдававшие себя за знахарей. Эмрис сверлил их глазами, раздувая ноздри, и провожал убийственным взглядом, чтобы они даже не думали остановиться и предложить леди исцелить ее немощи.
Наблюдая за такой реакцией Железного, Идель опустила взгляд и усмехнулась под нос. Железный едва не полез с расспросами, чего это она там так паскудно хихикает, когда влез Рейберт:
— Портки Создателя, барон! Эти бедолаги, что, всем табором лечили вам простуду и в рамках лечения на три года запретили эль и шлюх?
— Чего? — не уяснил Эмрис.
— Говорю, смотрите вы на этих оборванцев так, словно с каждым знаетесь лично, и притом знакомство у вас скверное.
Железный встряхнулся: вот он о чем.
— Нет, — помотал головой, — нет, я не знаю их лично. Но у меня были отличные ребята, которым притаскивали таких вот лекарей, или они вызывались сами, и ни один из моих бойцов не выжил. — Как бы ни старался Эмрис держать себя в руках, его черты ожесточились.
Он ведь так и не спросил за смерть своих людей в Патьедо и с самой Идель.
— М-м, — протянул Рейберт, удовлетворяясь ответом. А вот Идель выгнула брови:
— Как вообще оказалось, что вы подпустили этих шарлатанов к своим людям?
Отложив претензию до более удачного времени, Эмрис ответил:
— Ситуации бывают всякие, леди. Иногда ты просто не можешь уследить за всем, или можешь быть ранен сам. Или еще что. А потом выясняется, что какой-нибудь трактирщик, или какая-нибудь рыцарская дочка, или сердобольный монах, чей храм мы успели спасти при атаке на город, притащил в благодарность за помощь вот такого оборванца. Мол-де, он лечит и глазные болезни, и колики в желудке, и оторванные ноги. А потом выясняется, что все, что он лечил в жизни — это язвы в заднице, которыми монахи щедро обмени… — Эмрис осекся еще до того, как понял, что Идель, не сдерживаясь, смеется.
