— Я немного запутался в ваших родственных связях. Вы говорите, леди Имхэйр и ваш отец кузены. Но император вас тоже зовет кузиной.
— Мы с Аероном троюродные. Кузенами были наши отцы, а леди Имхэйр родная сестра бывшего императора и тетка Аерона. Насколько я знаю, происходившее в ту пору в империи приводило ее в ярость. Мой отец разделял это настроение. И так случилось, что Аерон стал в Греймхау частым гостем. Когда партия Фридесвайд стала оказывать активное сопротивление, мы даже стали пересекаться в военных походных лагерях.
— Лагерях?! — Эмрис вытаращился на леди. — Сколько вам тогда было лет?!
— Десять, одиннадцать, потом двенадцать. — Судя по интонации, собственный ответ показался леди смешным.
— И ваш отец брал в военный лагерь ребенка?!
— Поверьте, издалека это многим казалось странным. И все же в силу разных обстоятельств, это было правильно.
— Неужели, Идель?! — Железный опомнился, уже позволив себе вольность. — Простите, ваша светлость…
Она перебила, переведя тему к продолжению рассказа бескомпромиссно. Похоже, его соображения ничего не стоили.
— В ту пору отец рассматривал возможность нашего с Аероном брака. Он никогда не говорил об этом открыто, и мы, разумеется, с императором в родстве, поэтому, скорее всего, для проведения церемонии понадобилось бы одобрение Аббатства Непорочных. Полагаю, Аерон был готов, что корона на моей голове станет своеобразной платой за огромную помощь Греймхау в его кампании. В том числе и по этой причине было разумнее держать меня рядом с отцом — для сохранности, так сказать.
Эмрис не находил в ее словах ничего смешного, однако Идель воспоминания о таких странных временах почему-то повеселили.
— Я так понимаю, ваша мать не препятствовала?
— Ее уже не было с нами. Я ее почти не помню, она умерла в родах, когда мне было четыре. Отец женился еще раз, но леди не принесла ему детей и потому посвятила себя нашему воспитанию. Она не пользовалась популярностью в герцогстве.
— Ее уже тоже нет? — предположил Эмрис.
Идель покачала головой:
— Она оставила отца и примкнула к Аббатству Непорочных.
Эмрис, обдумывая, взглядом указал на остывшую пищу: еще кусочек? А то как-то неловко выходит, что он постоянно хочет получить от нее какие-то ответы и совсем не дает поесть.
Идель воспользовалась предложением. Выждав пару минут, Железный возобновил беседу:
— Тогда как, будучи невестой императора, вы оказались замужем за… простите, я не хочу обидеть вашего мужа, Нолан, кажется, отличный мужик, но он все же…
— Скромный никому неизвестный рыцарь?
Эмрис, между тем, кивнул.
— Во-первых, барон, официально мы с Аероном никогда не были помолвлены, так что я не была невестой императора. А во-вторых в борьбе за его права на трон погиб мой брат. Я стала наследницей Греймхау, и о том, чтобы из-за замужества я покинула свой надел, речи больше не шло. Что до нас с Аероном… — она опустила глаза. — Мы не говорим с ним об этом. Думаю, мы оба по-своему рады, что нам удалось избежать политических отношений и сохранить дружеские.
Угу, дружеские. Как же. Из того, что Эмрис видел в их общении на банкете, он бы и с натяжкой не сказал, что Аерона и Идель связывали исключительно дружеские мотивы.
— Вы очень откровенны, миледи, — произнес мужчина вслух. Наблюдение звучало почти укором.
— Разве вы не этого хотели, барон? — Идель выгнула бровь, и Железный уловил мгновенную перемену в ней. Она — стоило признать — меняла маски не хуже, чем лорд Дайрсгау на собрании совета. Можно ли верить тому, что она говорит? Если женщина вроде леди Греймхау взялась откровенничать — уж не какой ли это очередной замысел, чтобы, например, притупить его бдительность, а потом заставить снова сделать за нее грязную работу?
Идель ждала ответ. Эмрис прочистил горло.
— Безусловно. Но хотели ли этого вы?
Идель откинулась на спинку, приосанилась и чуть вздернула подбородок.
— Что именно вы пытаетесь спросить?
Эмрис, в свою очередь, чуть наклонился к столешнице, не давая Идель увеличить дистанцию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Почему вы рассказываете мне? Почему помогаете?
— Если вы спрашиваете о планах императора на вас, я не в праве ни о чем говорить. Если вы спрашиваете о моих, то вот они: когда Редвуд станет прекрасным торговым постом, мне придется иметь с вами дело так часто, как только позволят наши цеха. Не вижу ни одной причины ссориться.
Эмрис сощурил один глаз и развернул голову вбок, отогнав пока мысль, что планы Аерона ей, похоже, известны.
— Могу ли я расценивать это как признание, что вы надеетесь расположить меня к себе?
От Идель дохнуло холодом. Почти таким же, как от Аерона в их первую встречу, припомнил Железный.
— Вы можете расценивать это, как вам заблагорассудится.
— Значит, вас беспокоит только то, что вы говорите, а не то, что я слышу?
Идель сложила на груди руки.
— Фраза, достойная барона.
«Фраза, достойная барона». Дело не конкретно в нем, Эмрисе Железном. Дело в бароне Редвуда. Справься с Норгом по условиям Аерона кто другой, сейчас бы Идель точно так же говорила с ним. Звала бы бароном, рассказывала о прошлом и будущем, делилась планами.
Правда аристократии только в том, чтобы следовать за пользой. Как, наверное, у всех людей. Единственное отличие Аерона и его приближенных, включая Идель, в том, что они признают людей достойными титулов не по рождению, а по заслугам. Ну, по крайней мере, внешне, а что там внутри — поди разберись еще.
Леди все еще не сводила с него въедливого взгляда, и Эмрис с уважением наклонил голову.
— Я рада, что вы поняли ответ. — Железный хотел было что-то сказать, но Идель не позволила. — А теперь взгляните на ситуацию моими глазами.
Эмрис взглянул — на саму Идель. И с запозданием понял, что, кажется, пропустил какое-то изменение в ней. Молниеносное и существенное.
— Мы готовили ситуацию в Патьедо не один день. Я должна была ехать, потому что возле Аерона ие в детали посвящены единицы. И сейчас я, единственная наследница герцогства Греймхау, сижу в одной комнате с наемником, о котором в империи не знают ничего, кроме того, что он предприимчив и умел.
Эмрис подобрался, как в бою перед атакой: Идель впервые за время их знакомства припомнила ему его действительную суть.
— У меня нет никакого иного выбора, кроме как искать расположения этого наемника, потому что в глубине души я знаю, что среди всех, с кем ему доводилось иметь дело, благородных он ненавидит больше всех.
Эмрис оцепенел, не сводя глаз с ее потемневшего лица. Она делала с ним то же, что и с четырьмя болванами, изводившими его на банкете. То же, что только сегодня делала с теткой: била его словами.
— Мне приходится пытаться купить доверие этого наемника деньгами и правдой, — голос женщины становился все тише и вкрадчивей, — потому что я не могу отделаться от страха, что этой ночью он перебьет всех людей в гостинице.
— Идель… — Эмрис не понял, как шепнул ее имя. Надо, чтобы она замолчала. Это… это ведет к опасному повороту в разговоре.
— Заберет деньги и документы, какие найдет, и использует их потом, чтобы как следует обтрясти правителей Арозана и Иттории. — Она даже подалась Железному навстречу и тоже чуть нависла над разделявшим их столом.
— Ваша светлость, пожа…
— К тому же в Иттории он служил, — Идель не давала Железному вставить слова, — и неплохо знает, как сам город, так и здание Совета.
Эмрис почувствовал себя клятой скотиной. Он попытался остановить ее, даже извиниться:
— Я понял, понял! Пожалуйста, прекр…
— А когда этот наемник вдоволь награбится, то вернется в Деорсу и сообщит императору, что я, к несчастью, погибла во время переворота в Патьедо. — Эмрис тряхнул головой, не желая представлять, что творилось в ее голове и сердце, когда она заходила сюда. Или когда и вовсе поднималась по сходням корабля в порту Деорсы.
— Умолчав, вероятно, — в ее голосе окончательно просочился яд, — что перед смертью герцогскую дочь огулял весь отряд его головорезов…
