С тех пор Финник Атлас правил своим королевством из заброшенных переулков и захудалых столов в тавернах. Он выковал себе корону из теней и тайн, и, боги, как хорошо он выглядел в ней.
Но мальчик, который пошёл по этому пути, отдал бы всё, чтобы вернуть свою младшую сестру. Чтобы его родители, его семья была целой, жизнерадостной и живой.
Но вот они здесь. Его отец всё ещё с разбитым сердцем. Его младшая сестра всё ещё почти мертва. И всё, что осталось от его озорной, энергичной матери, это воительница, завоевательница… женщина, которая запрещала своим детям бродить где-либо без сопровождения из страха потерять их, но даже не удосуживалась поговорить с ними без лишней надобности.
Детское одиночество тронуло уголок его сердца. Мужчина оттолкнул его.
Он здесь не для того, чтобы скучать по своей матери. Он здесь, чтобы проиграть непомерную сумму денег в обмен на секреты, слетающие с развязанных от выпивки языков. Он здесь, чтобы узнать, как обстоят дела в его королевстве после известия о возвращении их потерянной принцессы.
Конечно, технически это была работа Каллиаса. Но Кэл никогда не получит ответов, в которых он нуждается. Люди говорили принцу то, что он хотел услышать; а о чём они на самом деле думают, они говорили дну своей кружки с медовухой. И как бы мало Финн ни заботился о незнакомке, выдававшей себя за его сестру, он не хотел, чтобы её судьба была в чьих-либо руках, кроме его.
Звук его сандалий был слишком громким, слишком очевидным; он не мог двигаться так, как ему было нужно. Так что он сбросил их, булыжники под пальцами его ног всё ещё были тёплыми от солнца. Зима, похоже, передумала сжимать Атлас в своих объятиях. Даже когда зашло солнце, его любимый свитер был слишком толстым, пот собирался на пояснице и вдоль переносицы, под дужкой очков. Сорвав их, он прислонился к стене запертого магазина антиквариата, протёр их о штаны и, вздохнув, снова надел.
— Куда я вообще иду? — пробормотал он, почесывая призрачный зуд за ухом.
Запах трубочного дыма и алкоголя обрушился на него с силой тарана. Вязкие, песчаные запахи пронзили болью всё ещё чувствительный череп. Он сморщил нос, прижимая ладони к вискам, пытаясь стереть боль из головы.
Чёрные кудри, лавандовое мыло и взгляд, поражающий молнией.
— Работаешь допоздна, Принц?
Образы замелькали в его голове, как перетасованные карты, едва появляясь, прежде чем исчезнуть. И когда он открыл глаза, перед ним стояла Луиза, запахи таверны преследовали её по пятам, её губы были насмешливо поджаты.
— Работаешь допоздна, Принц?
По основанию его позвоночника пробежала дрожь, а ощущение дежавю распространилось дискомфортом по всему животу. Но он просто ухмыльнулся в ответ, отмахиваясь от этих ощущений, как обычно отмахивался от веса своего титула.
— Вряд ли уже поздно. Солнце едва село.
— Предположим, — она прислонилась к стене рядом с ним. — На прошлой неделе ты пропустил встречу.
— Я был занят. Возможно, ты слышала новости.
Она напряглась.
— Ах, да. Принцесса. Она всё ещё здесь? Я видела, как она пыталась убежать.
Конечно, она это видела. Она была лучшей провидицей в городе, самой точной, самой последовательной. Вот почему она была единственной, кого он мог нанять.
— Кажется, она ещё не нашла то, что ищет.
Очевидно, она говорила правду о том, что ей нужно было противоядие от их яда Гадюки для её друга, коль уж она оказалась достаточно отчаянной, чтобы остаться, даже после того, как кто-то пришёл, чтобы вытащить её. Слава богам, все их Гадюки были разбросаны по приграничным городам, помогая удержать оборону; если бы кто-то из них был во дворце, эта игра была бы уже закончена, задолго до того, как Финн получил то, что ему было нужно.
Луиза поджала губы.
— Ты собираешься сказать ей?
Он прикинулся дурачком, покусывая кончик большого пальца.
— Сказать ей что?
— Что нет никакого лекарства, — она прищурила глаза. — Здесь или где-нибудь ещё.
Он приподнял одно колено и упёрся подошвой босой ступни в стену, демонстрируя свой лучший непринужденный вид.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты можешь видеть будущее. Ты мне скажи.
Она одарила его взглядом, которым можно было бы поджарить креветки.
— Финн.
— Отлично. Мы говорили об этом, но Кэл и Джер купились на её маленькую выходку. Они сомневаются, что она даже захочет его теперь, когда знает, что Никс похитил её.
— А что ты об этом думаешь?
— Я думаю, что она не собирается так легко сдаваться. Нет, раз уж она всё ещё здесь. И…
Честности — столь редкого и странного привкуса на его языке — оказалось достаточно, чтобы он признался:
— Я не знаю, какой хаос она устроит, если мы ей расскажем. Они почти убили её, Лу. В глубине души она никсианка. Я не уверен, что что-то осталось от… от того, кем она была.
Глаза Луизы потемнели.
— Какая досада.
Он взглянул на неё, скользя взглядом вверх и вниз, ища намёк на ответ, ещё до того, как спросил:
— Ты знала?
Она выдохнула пропитанный вином воздух, глядя на него с пьяным наклоном головы.
— Тебе придётся быть более конкретным, любимый.
— Ты знала, что она была жива?
Её молчание щекотало старого, редко видимого монстра в животе Финна: кипящий гнев с чёрными краями, который он изо всех сил старался скрыть. Гнев не годился для хитрости; он был слишком нетерпелив, чтобы играть в долгую игру.
— Почему ты мне не сказала? — прохрипел он.
Она деликатно пожала плечами.
— Ты никогда не спрашивал.
Он ненавидел то, что это был ответ, за который он не мог её винить, потому что даже сам он так бы ответил.
— Намёк был бы неуместен!
Она откинула голову к стене, запрокинув лицо к звёздам, закатала шёлковые рукава до локтей и скрестила руки на груди.
— Ты должен задать себе один вопрос, Финн.
Её взгляд пронзил его без предупреждения — искорка розового света заиграла в её радужках, прежде чем погасла, так быстро, что ему могло это померещиться.
— Ты бы поверил мне, если бы я сказала тебе?
Вот, чёрт. Она поймала его.
— Я мог бы, — запротестовал он, но она уже закатывала глаза.
— Если бы я попыталась сказать тебе, что Солейл жива, ты бы разрушил мою репутацию быстрее, чем тюлень уплывает от акулы. Ты бы не поверил тому, кто тебе сказал бы, что у тебя развязались шнурки на ботинках.
— Ну, очевидно, что нет. У сандалий нет шнурков. Почему я должен верить кому-то, если они…
Она приподняла одну бровь, и его губы изогнулись.
— Хорошо, — сказал он. — Думаю, это справедливо.
— Ты простишь меня, если я расскажу тебе кое-что интересное? Бесплатно, — добавила она, когда он открыл рот, чтобы сказать ей, что в данный момент его карманы немного полегчали, чтобы платить ей высокие гонорары — и это исходило от принца королевства, богатого золотом.
— Я ненавижу, когда ты заканчиваешь мои предложения, — проворчал он.
— Тогда тебе не следовало заводить дружбу с провидицей, да?
Но беззаботный голос Луизы теперь звучал тяжело, между её бровями залегла морщинка, которой он никогда раньше не видел. Она выглядела искренне обеспокоенной, выражение, которого у неё никогда не было; по крайней мере, не в его компании.
На смену гневу пришло беспокойство.
— Что у тебя есть?
Она покачала головой.
— Не здесь. Стены нижнего города слушают.
Он, молча, проклинал себя; сегодня вечером он действительно был опасно не в себе.
— Конечно. Твой магазин?
— Нет.
Она оттолкнулась от стены и пошла — не приглашая его, потому что уже знала, что он последует за ней.
— Провидцы, — пробормотал он себе под нос, но кто он такой, чтобы спорить с будущим?
Он последовал за ней, шагая по выбеленным солнцем улицам, которые жутко светились в свете луны.
Вскоре он обнаружил, что смотрит вниз на эти улицы, черепица крыши, на которой они сели, неприятно впивалась ему в зад. Луиза, с другой стороны, выглядела совершенно комфортно, приподняв одно колено, её свободные льняные брюки мягко колыхались на ветру, дующем с моря, открывая изящные кольца татуировок вокруг лодыжек.
