– В жизни не все поддается объяснению, – заметила Тина.
– Это плохое утешение. Леха страшно переживал, винил себя в смерти Элины. С тех пор прошли годы. Парень сменил работу, подался в Москву, и вдруг ему приходится ехать с напарником по делам фирмы в тот самый городок, где проживала Элина. Остановились ребята в гостинице, и вот приходит туда какой-то человек, разыскивает Алешу, показывает ему браслет Элины и утверждает, что та ждет его в лесу, в заброшенном доме. То ли остатки староверческого скита, то ли… В общем, не знаю. Странный дом…
– И что же?
– Леха, конечно, разбираться ни в чем не стал, пошел за этим незнакомцем в лес, забрался в тот скит и просидел там, как в трансе, недели две. В лесу старец какой-то тронутый обитал, он Леху и приютил. Как тебе все это?
Тина слушала очень внимательно.
– Жутко. Зачем кому-то Лешу обманывать? И откуда тот человек узнал про Элину, про все?
– Ну, это как раз понятно: городок маленький, приемная мать Элины проработала там всю жизнь учительницей в школе. Народ в провинции любопытный, не прочь посудачить. Благодаря двум пенсионеркам я Леху и отыскал. Они меня на след направили…
– Налей мне еще кофе, – Тина подвинула к себе коробку с конфетами, ей нравился вкус кофе и шоколада. – А при чем тут Харьков? Ты ведь хотел поговорить с женой Корнилина? Удалось?
– Нет. Нина Корнилина уехала и адреса не оставила. Друзей у Артура не было. Единственный близкий Корнилиным человек, – Сергей Горский, – женился и отправился в деревню к новым родственникам. Я за ним. Приехал и попал на похороны древней старушки, прабабки Алены…
– Что за Алена?
– Жена Горского. Оба показались мне смертельно напуганными. Ничего интересного не рассказали… У Горского я увидел старинный медальон, точно как на картине «Натюрморт с зеркалом». А на медальоне – Знак!
– Квадрат, круг и треугольник?
– Именно…
– Вот, значит, откуда Корнилин его взял!
– Я бы не торопился с выводами.
Тина задумчиво жевала конфету. Тайна «Натюрморта с зеркалом», казалось бы, раскрыта. Художник увидел у приятеля необычное украшение и…
– Не сходится, – вырвалось у нее. – Ты прав. Лицо Валерии в эту версию не вписывается.
– Горский вел себя очень подозрительно…
– Подожди… я совсем запуталась. При чем тут Леша?
– Мне пришлось идти на похороны, – терпеливо продолжал Сиур. – Куда деваться? Слушал разговоры местных кумушек, приглядывался к Алене, искал подходы к Горскому. Тот еще фрукт! Грубиян, любитель выпить… – Сиур достал сигарету. – Результат оказался неожиданным. О Корнилине я почти ничего не узнал, зато видел Элину.
– Как? Она ведь умерла!
– В том-то и дело. Я мог ошибиться: в жизни-то я с ней не был знаком, только по фотографии. Ее мама показывала мне альбом. Кажется, на похоронах была она…
Сиур молча курил. Что-то не давало ему покоя, а он привык доверять своей интуиции.
– Ты подошел к ней?
– Нет…
– Почему? Нужно было познакомиться.
– Она ничего не помнит и не разговаривает. Немая.
Тина с недоумением покачала головой.
– Ты сказал Алеше?
– Никак не могу решиться. Вдруг я ошибся? Не знаю, говорить – не говорить… Что посоветуешь?
– А если это не она?
– А если она?
Тина села, подперев руками подбородок. Она размышляла. С одной стороны, вероятность ошибки велика. С другой… для Алеши это может быть важно. Вправе ли мы судить, что кому знать надо, а что не надо?
– Сказать придется… Это только предположение.
– Как же Лариса? У нее сердце больное.
– Алеша сам должен решить как. Не ты и не я. Хотя… можно сначала сказать маме Элины. Пусть съездит, посмотрит. Уж она-то не ошибется!
– Я и сам так хотел, – улыбнулся Сиур. – Правда, маме тоже не сладко будет. Надежда появится, которая может не оправдаться.
Тина вернулась мыслями к «Натюрморту с зеркалом».
– Кстати… откуда у Горского медальон?
– Говорит, что купил.
– Ты ему веришь?
Сиур пожал плечами. Что-то Сергей и Алена скрывали, чего-то боялись. Опять же – Элина! Как все совпало…
В гостиной чудно пахло свежими поленьями, сложенными горкой у стены. Жарко пылал камин. В темном облетевшем саду хозяйничал ветер. Мама Никиты поставила на стол пирог с грибами и домашнее вино.
– Угощайтесь, – предложила она гостям. – Вы с дороги… А я спать пойду.
Когда за ней закрылась дверь, Сиур вернулся к своему рассказу. Тина резала пирог, Никита и Валерия слушали, что удалось узнать в Харькове. Никиту заинтересовал медальон.
– Я предупредил Горского, что вещь опасная, – сказал Сиур. – Но он, по-моему, отнесся к этому легкомысленно. Ему невдомек, как обращаться с подобными вещами. Большего я сделать не мог.
– Мой друг недавно поехал в Харьков, к брату, – сообщил Никита. – Может, позвонить ему? Попросить, чтобы понаблюдал за Горскими?
– Было бы неплохо. Он лишних вопросов задавать не будет?
– Он нелюбопытен, – ответил Никита.
– А справится?
– Лишь бы только он согласился! Можете не сомневаться, что справится.
Разговор решили не откладывать в долгий ящик, и Никита тут же набрал номер Вадима. Тот ни о чем не расспрашивал, даже не сказал, что жена Горского постоянно бегает к Богдану и обсуждает с ним все свои дела. Наблюдение за Горскими показалось ему заслуживающим внимания. Эта супружеская пара Вадиму не нравилась.
Горские были связаны с Корнилиным, а покойный художник серьезно интересовал Вадима. Так что просьба друга оказалась не в нагрузку, а очень даже кстати.
– Ну вот, все улажено, – доложил Никита. – Раз Вадим согласился, все, что можно, он сделает. Он обещал звонить через день.
– Отлично, – обрадовался Сиур и посмотрел на часы.
Где же Влад и Людмилочка? Должны приехать с минуты на минуту…
Глава 14
Начало и конец вечно сменяют друг друга. Женщина, юная и прекрасная, переливает содержимое одного кувшина в другой, не теряя при этом ни единой капли, символизирующей Жизнь. Это означает, что мы пребываем в бесконечном океане Вечности. Жидкость перетекает из серебряного сосуда в золотой – это развитие, двойная спираль, ведущая к совершенству. Содержанию придается новая форма…
Человеческий дух – часть потока, берущего начало из объятий Богов. Источник того, что происходит вверху и внизу, всегда один и тот же…
Сергей проснулся от шума на кухне. Опять Алена гремит посудой, назло ему, чтобы разбудить!
Только во сне он может чувствовать себя спокойно, разговаривать с кем-то невидимым и мудрым. Может, это сама Царица Змей беседует с ним? Ее речи такие певучие, воскрешающие в душе что-то давно забытое…
Шум на кухне вызвал мимолетную досаду, тут же сменившуюся дремотой. Сон снова овладел им, отделив от всего, что происходило в его квартире. Потом, когда он окончательно проснется, Сергей ничего не сможет вспомнить. Единственным его спасением станет визит соседки. Той самой «сплетницы», всюду сующей свой нос, которую он ненавидел.
Колесо Судьбы вращается, и повороты его непредсказуемы…
* * *
Манфреду пришлось закутаться в плащ. Никто не должен знать, куда он идет этой ночью. Мрачный дворец Альбицци встретил его сонной тишиной. Окна были темны, кроме одного – того, за которым ждала Антония. Желание увидеть ее, прижать к своему сердцу заставило Манфреда забыть об осторожности.
– Тебе удалось? – спросил он между поцелуями.
Ключи от запертой комнаты хранились у сеньора Маттео. Старик доверил часть ключей домоправительнице, но была еще одна связка, которую он не снимал с золотого браслета на руке. На случай внезапной смерти он специально распорядился, чтобы его похоронили вместе с ключами. Такие причуды Луиджи списывал на старческое слабоумие.
Антония обещала попытаться снять цепь. За время болезни ее супруг сильно исхудал, и браслет можно было стянуть, не расстегивая замка. Только следовало дождаться, чтобы Маттео крепко уснул. Манфред увеличил больному дозу снотворного. Старик не проснулся бы в эту ночь, даже если бы у его уха раздался гром.
– Вот, возьми! – Антония протянула возлюбленному связку ключей.
– Нужно торопиться. До рассвета не так уж много времени.
Манфред взял свечу, веревку и направился в заброшенный коридор. Затхлый воздух щекотал горло.
«На этот раз никаких сквозняков…» – подумал молодой врач, приглядываясь к заветной двери.
Ему не сразу удалось отыскать подходящий ключ. Заржавелый замок поддался, как будто его недавно смазывали. Манфред повернул ключ, и дверь нехотя отворилась…
Ученик Луиджи с трепетом переступил порог. Кромешная тьма окутала его. Он зажег свечу, и ее желтый язычок осветил стены с потемневшими шпалерами, на которых лукавые амуры летали между пышных цветов, трубили в трубы из морских раковин и нацеливали свои отравленные любовью стрелы. Кроме пары огромных древних сундуков в комнате ничего больше не было. Окна отсутствовали, мебель тоже. На полу пыль казалась притоптанной…
