Пыльную банку с детским питанием он поднял, отдал хозяйке, у которой лопнули барабанные перепонки. Очевидцев всего девять. Три сотрудницы банка и шестеро клиентов, три минуты все они лежали на полу – три минуты длиною в жизнь. Двое были в шоке и вообще не могли вспомнить случившееся. А те шестеро, что могли говорить, давали разумные, но несовпадающие показания, даже двое юнцов, стоявшие рядом у окна, не пришли к единому мнению насчет внешности преступников…
РИКАРД ТУРЕССОН (Р. Т.). По-моему… синие комбинезоны, как у автомехаников.
ЛУКАС БЕРГ (Л. Б.). Нет, не комбинезоны, больше похоже на куртки и штаны с карманами на боку.
…и того, кто расстрелял защитное стекло, и того, кто обчистил хранилище, и того, что вел отсчет…
Р. Т. Они были в масках, закрывающих все лицо, кроме глаз.
Л. Б. Не у всех были маски, во всяком случае, мне так кажется. Я точно видел по меньшей мере один рот.
…ведь, столкнувшись с предельным насилием, всякое сознание интерпретирует события по-разному – страх искажает внешность, размеры, ход времени.
Р. Т. Я был у него под ногами. Ростом он минимум метра два. Я уверен. Они все были высоченные.
Л. Б. Я был у него под ногами, и он был не больно-то высокий, не выше меня, и вроде как с избыточным весом.
Лишь один очевидец оказался способен спокойно и достоверно описать увиденное – женщина лет пятидесяти, находившаяся за третьей кассой, когда мужчина в маске прицелился из автомата и выпустил около сорока пуль в ее закрытое окошко. Глаза у нее были маленькие, печальные, и она показала, как протянула руку с красным маникюром навстречу голосу, приказывающему выдать ключи от хранилища, а все это время с ее одежды, волос, кожи сыпались на пол осколки стекла.
ИНГА-ЛЕНА ХЕРМАНССОН (И. Х.). Швед. Говорил без следа диалекта. Без акцента. Низкий, слегка напряженный голос, как бы чересчур низкий. И глаза – он как бы смотрел поверх меня, сквозь меня, но не на меня. Второй ждал чуть дальше и был в жилете, какие носят солдаты. И у всех оттопыренные уши, у всех.
Один потребовал ключи, другой открыл хранилище. И оба, она уверена, несколько раз глянули на того, что оставался по другую сторону стойки.
И. Х. Он вел отсчет. Не повышая голоса. До самого конца.
Оттопыренные уши – наушники. Спокойный голос – микрофон.
Главарь.
Тот, кто руководил, а остальные подчинялись ему.
Посреди круговой развязки Бронкс задержался, посмотрел по сторонам, убедился, что следом никто не идет, пересек дорогу и опять направился к парковке, где стоял пустой фургон преступников. По эстакаде над головой ритмично прогремел поезд, метро опять заработало.
Снаряжение связи. Бронежилеты. Автоматическое оружие.
Военная операция.
По данным сантехнической компании, которой принадлежал желтый “додж” с флуоресцентными логотипами по бокам, ночью автомобиль был угнан. По расчетам Бронкса, преступники использовали фургон примерно тринадцатью – восемнадцатью часами позже.
Безымянный полицейский из Худдинге кружил среди бетонных опор.
– Вход в метро. Кругом оживленные улицы. Велосипедные стойки, одна за другой. Мы стоим в самом центре транспортного узла, черт бы его побрал! – воскликнул он. – Здесь народ пересаживается с метро на автобус, с автобуса на метро, приезжают, уезжают, приходят, уходят, пешком или на велике, все постоянно в движении. И никто не видел, как они покинули фургон!
Бронкс не ответил, глядя на банк, на площадь, на развязку. Четыре дороги на выбор. И каждая через несколько километров приводила к новой круговой развязке с новыми четырьмя дорогами. Четырежды четыре, помноженные еще на четыре. Шестьдесят четыре варианта. Столько же дорог, сколько клеток на шахматной доске, и столько же путей отхода.
– Джон?
Безымянный опять обратился к нему по имени. И Бронкс не мог – и на этот раз – не ответить, делая вид, что тоже знает, как зовут коллегу.
– Первую их машину мы открыли сорок минут назад, – сказал Бронкс.
Может, удастся поддержать разговор, обходясь без имени – вдруг само вспомнится.
– Отличное место для ограбления.
Нет. Не вспоминается.
– Зона поисков уже слишком велика.
Этот коллега, с которым он не раз работал, после каждой реплики пытался перехватить его взгляд.
– Ты не помнишь, верно?
– Что?
– Эрик.
– Извини?
– Так меня зовут. – Эрик оставил эти слова без дальнейших комментариев, повернулся к месту преступления, широким жестом обвел окрестности. – Что, если они разделились? Один за другим покинули машину и смылись? К примеру, один уехал подземкой, прежде чем мы перекрыли движение, а через несколько остановок вышел и был таков? Ну, а второй сел на сто шестьдесят третий автобус в ту или иную сторону? Третий сел на велик и по велодорожке добрался до жилого района вон там, дальше, а четвертый просто ушел пешком, скажем туда?
Метро. Автобус. Велосипед. Пешком. Или шестьдесят четыре разных маршрута на автомобиле.
Бронкс заглянул в фургон.
– Эрик?
Коллеге, похоже, было приятно, на самом деле приятно. Но как-то неловко употреблять имя, которое только что узнал.
– Они явились сюда, готовые к войне, и никак не смогли бы незаметно уйти отсюда с автоматами, в бронежилетах, со средствами связи. – Бронкс легонько стукнул по боковой дверце гулкого, пустого фургона. – Кто-то наверняка видел подъехавшую машину. Кто-то видел, как они вышли из нее. Четверо взрослых мужчин в черных масках не могут исчезнуть без следа.
* * *
Маленькая грязная забегаловка с гамбургерами, втиснутая между опорами эстакады. Вообще-то Бронкс никогда не любил прогорклый запах фритюра, проникавший повсюду, въедавшийся в столы, стулья, кухонные стойки. Он старался дышать ртом, глядя в окно на фургон. Хозяину забегаловки, Яркко Колкке, была хорошо видна вся эта убогая парковка – только он один мог что-то заметить. Сухопарый мужчина неопределенного возраста, лицо из тех, у кого в винном магазине непременно спрашивают удостоверение, даже если у него четверо детей, ходит в фартуке, некогда белом, но теперь отнюдь нет. Вероятно, поэтому запах последовал за ними в крохотный обеденный зальчик, где у стойки стояло три высоких табурета.
– Они приезжают утром и уезжают вечером, – сказал Колкка, кивая на парковку. – Но вот этот, “форд”, коричневый, посередине, приехал в обед. А большой желтый “додж”… появился примерно час назад.
– А этот желтый – вы не видели, из него кто-нибудь выходил?
– Никто.
Бронкс прикинул: от двери забегаловки до “доджа” не больше пятнадцати метров.
– Но это не так уж и странно. – Колкка пожал плечами. – Иной раз они просто сидят в машине. Ждут. Кого-нибудь приезжающего автобусом или на метро. А потом уезжают.
– А сегодня? Вы видели кого-нибудь, кто приехал и уехал?
– Я всех каждый день вижу, – Колкка вроде как оправдывался. – Тут всего десять мест. А я торчу здесь… постоянно.
Бронкс взял из металлического стакана на стойке две салфетки, достал ручку из внутреннего кармана куртки. Начертил десять прямоугольников и написал коричневый на том, где стоял старый “форд”, и желтый там, где находился автомобиль преступников.
– Эти сейчас здесь. Может, помните еще какие-нибудь?
– Еще?
– Машины, которые побывали здесь в течение последних нескольких часов.
– Угу. – Колкка кивнул на окно: – Вон там, к примеру..
– Пометьте квадрат на чертеже.
– Вот… на этом месте… стоял универсал. Я напишу. Универсал. Цвет не помню.
– Ладно.
– А вот тут… темно-синий “додж”. Точно такой же, как желтый, который сейчас стоит тут, только рядом. Сейчас отмечу. Темно-синий фургон “додж”.
– А в других местах?
– Они пустовали. По крайней мере под конец. Колкка подвинул салфетку через стойку, собираясь уходить.
– Мы пока не закончили, – сказал Бронкс. – Я хочу знать, какие машины уехали после того, как припарковался желтый “додж”.
– После?
– После того как прибыла машина преступников.
– Да не помню я!
– Постарайтесь вспомнить.
С ручкой в руке хозяин глянул на парковку, потом на салфетку, потом на Бронкса, а потом обвел большим кружком центральный прямоугольник, универсал.
– Вот этот.
– Когда?
– Не помню… может, минут через десять.
– Только он один?
Колкка рассеянно постукивал ручкой по стойке, производя назойливый шум.
– Еще другой “додж”. Ну, темно-синий.
Он обвел чернилами прямоугольник с надписью темно-синий фургон “додж”, обвел несколько раз, пока не получился кособокий жирный круг.
– Пожалуй… ну да, он уехал минуты через две. Или через пять. Ну… вроде того.
– Этот?
– Угу. Прямоугольник рядом с желтым. Аккурат рядышком.
Бронкс внимательно изучал салфетку. Рядом с желтым фургоном. Перевел взгляд с салфетки на парковку. Скудный свет уличных фонарей падал на асфальт.
