Лео посмотрел на него. Надо объяснить ему подоходчивее.
– Яспер, ты можешь добиться успеха, только если будешь постоянно помнить о своей работе. Самые лучшие актеры не перестают быть актерами, когда идут
домой обедать. Самые важные брокеры не перестают быть брокерами в пять часов вечера. Ты теперь грабитель. И должен быть последовательным. И за пределами блокпостов ты остаешься грабителем. Они ищут нас все время.
Он перевернул ботинки подошвами вверх, изнутри выпали два силиконовых супинатора.
– Ты все время обязан думать и дышать как грабитель.
– Супинаторы, осторожней, черт побери!
– Вот почему носить эти ботинки нельзя, Яспер. О’кей? Больше ты их не наденешь. Их надо сжечь. Купишь себе новые.
– Ты это о чем, черт подери?
– Ты был в них в Фарсте. И вчера тоже. И ходил в них по барам. Едрена вошь, Яспер! Все, чем мы пользовались, подлежит уничтожению. Тебе это известно.
Яспер присел на корточки, подобрал супинаторы, отлетевшие под стол.
– Ты знаешь, что я… что эти… я их разносил!
Человек, который жаждет быть тем, кем ему никогда не стать. И как за берет на алтаре, изо всех сил цепляется за все, чего другие не хотят ему дать.
– Знаю, они тебе нравятся. Понимаю. Но если они сделают слепок, а потом найдут твои ботинки, тогда каюк. – Лео, все еще держа ботинки в руках, начал выдвигать кухонный ящик. – Я заберу их с собой. И сожгу. Тогда тебе не придется делать это самому. Пластиковый пакет найдется?
– Я сам сожгу.
– Нет, это сделаю я.
Яспер стиснул в кулаках супинаторы, открыл ящик, набитый старыми пластиковыми пакетами, схватил ботинки, швырнул их в пакет, связал ручки и отдал пакет Лео.
– Ты хорошо работаешь, Яспер. Правда чертовски хорошо.
– Что?
– На ограблении. Никогда не медлишь. Без тебя ничего бы не вышло.
Улыбка, с какой Яспер открыл дверь, встретил Лео, а потом угощал его кофе с “капелькой” молока, снова вернулась.
– И еще одно.
Гордая улыбка потеряла уверенность.
– Что, Лео, что я должен сделать? Я же все делаю, черт побери, ты прекрасно знаешь.
– Если я сказал: “Прекрати”, ты должен прекратить.
Яспер не контролировал ярость, позволял ярости контролировать себя. Носился с мечтами о военной карьере и, хотя его сочли негодным, до сих пор старался доказать, что это ошибка.
У Яспера не было выключателя, и если бы не Лео, он бы стрелял не по сейфам и камерам наблюдения. А кому-то в голову.
– Лео, блин, я же обчистил для нас все эти сейфы! Благодаря мне мы таки забрали все, за чем пришли, а могли бы остаться ни с чем, потому что Винсент стоял перед дверью как дурак и задерживал меня!
Яспер выдвинул кухонный стул и сел.
– Я только и думаю, как действовать лучше, эффективнее, как сорвать куш покрупнее.
В глазах печаль и досада.
– Такая у меня теперь жизнь. Ты, Феликс и Винсент. Я все с вами делю!
Лео сел напротив.
– И ты нам нужен. Я тебе уже говорил. Без тебя мы бы не справились. Ты же знаешь.
Оба помолчали. Потом Лео встал с ботинками в пакете. И Яспер снова улыбнулся.
– Слышь… Я тут кое о чем думал.
– Да?
– Следующий раз. Эсму. По дороге домой, после двойного… можно, черт подери, взять еще один.
– Еще один?
– Сурунда.
Сурунда. Лео точно знал, где расположен этот банк. Ровно в девяти километрах от двух банков в Эсму. Это место он тоже разведывал, прежде чем остановил выбор на Сведмюре. Но тогда он думал о нем как о единственной мишени, не как о третьей по дороге домой после первого в Швеции двойного ограбления банков.
– Это круто, Лео. Но возможно. – Яспер видел, что Лео слушает его, и повысил голос: – Я знаю, что возможно! Если сделать так, чтобы легавые были в другом месте. Если отправить их туда.
37
Сколько же красивых домов. Эппельвикен. Яблоневый залив. Название и то красивое. Всю жизнь Джон Бронкс жил в Стокгольме, но в этом районе никогда раньше не бывал. Всего несколько минут езды – и ты в другой реальности, словно отгороженной незримой оградой.
Сначала вниз по узким трамвайным путям до школы, потом переулками и вниз, к воде. Бронкс сверил на почтовых ящиках фамилию и номер дома и остановился перед особняком, выстроенным прямо на берегу озера Меларен. Тонкий слой снега присыпал лужайку, Бронкс кивнул садовому гному, как бы стоящему на страже. Вокруг него виднелись следы двух детишек и взрослого мужчины – возможно, после церемониальной установки пластмассового гнома с его застывшей улыбкой.
Он позвонил в дверь, над звонком надпись – “добро пожаловать”. Судя по запаху, в доме готовили обед.
– Здрасьте.
Маленькая девчушка, наверно старшая из дочек, шести лет. В белом платьице, с короной из свечей на голове – по случаю праздника Дня святой Люсии, как множество ее ровесниц по всей Скандинавии.
– Здравствуй. Папа дома?
Она поправила поясок из глянцевой бумаги.
– Я – Люсия. А ты кто?
– Э-э… я… Рождественский эльф. Так папа дома?
Она смерила его взглядом с головы до ног.
– Ты не рождественский эльф. Это я Эльф.
Это подбежала младшая девочка. Четырех лет. В блестящей пижамке.
– Ты вовсе не похож на Эльфа, – сказала она.
Обе исчезли, и он услышал, как младшая громко и взволнованно сообщает:
– Папа, там какой-то дядя пришел, и он врет.
Затем послышались шаги потяжелее.
– Джон?
Его начальник Карлстрём, один из высоких чинов стокгольмской полиции, в клетчатом фартуке, с кухонным полотенцем, заткнутым за пояс.
– Мы можем поговорить? Десять минут. И я сразу уйду, обещаю.
Прихожая, где на плечиках и крючках висела взрослая и детская одежда. На полу – большие и маленькие ботинки. Люсия и Эльф сидели в гостиной возле жестянки с имбирным печеньем, и Карлстрём повел его к лестнице.
– Там поспокойнее.
Они поднялись на второй этаж, в кабинет Карлстрёма – старый письменный стол, переполненные книжные шкафы и гостевое кресло, в котором Бронкс немедля утонул.
– Восемь недель назад было похищено больше миллиона крон и произведено сорок выстрелов.
Красивый вид из окна – покрытое льдом озеро, а за ним Стокгольм.
– Двадцать два часа назад украдено почти два миллиона крон и расстрелян восемьдесят один патрон. Примерно в том же географическом районе и таким же оружием. Та же группа внезапно появляется и исчезает, не оставив следов.
Он вдруг осознал, что снизу доносится музыка, рождественские песни.
– И предположительно, им не понадобится много времени на подготовку третьего ограбления. Неделя-другая? Может, около месяца? Стало быть, за этот период мы должны установить, кто они. Чтобы арестовать их дома, или по дороге на работу, или в гимнастическом зале, или когда они выходят из магазина с сумками в руках. А не когда они допустят ошибку при очередном грабеже. Ведь, учитывая их модель поведения, они не замедлят повернуть оружие против нас.
– Папа?
Маленькая ручка открыла дверь, и в комнату вошла девчушка в костюме Люсии.
– Да?
– Что ты делаешь?
– Работаю.
– С чем работаешь?
– Ну… кое-кто… совершил очень плохой поступок.
– А что они натворили?
– По-взрослому плохой.
– А что это?
– Ступай-ка вниз. К маме. Я скоро приду.
Дети. Семья. Другой мир. Бронкс не был уверен, но Люсия вроде как помахала ему, уходя.
– Сегодня утром я навестил человека, у которого отняли человеческий облик. И не хочу видеть такое еще раз. – Он посмотрел на Карлстрёма. – Сорок лет.
А он даже на ногах толком стоять не может. Отцу приходится его поддерживать.
За окном пластиковые гномы в рождественских гирляндах.
– Та же группа?
– Та же.
– И каким образом…
– Я уже был уверен. А теперь свидетель их опознал.
Карлстрём никогда не вздыхал, он не из таких.
– С завтрашнего дня, Джон. Отложи в сторону все остальные дела. Занимайся только этими, пока они не ограбили очередной банк.
Бронкс кивнул и пошел к двери и к лестнице, готовый приступить к работе.
– Я сказал завтра.
Босс знал его. Джон Бронкс немедля отправится в Крунуберг, в отдел, и проведет там весь вечер.
– Я тебя выслушал, и ты будешь заниматься только этим делом. При одном условии. Сделаешь кое-что для меня.
– Да?
– Останешься на обед. Чуешь, какой аромат, а, Джон? Тимьян. Сельдерей. Лук-шалот. И крепкое красное вино.
Немного погодя Бронкс сидел за обеденным столом вместе с боссом, Эльфом, Люсией и женой босса, с которой прежде не встречался, хотя она была общительна, из тех, кто на вечеринке уже через пять минут знает всех по именам, причем каждый чувствует себя важной персоной. С ним это не сработало. Он чертовски неловко себя чувствовал, сидя здесь и делая вид, будто он часть семьи, настолько неловко, что трудно было и есть, и выслушать историю о празднике Люсии в детском саду, и даже ответить, как долго он знаком с отцом девчушек. От предложенного Карлстрёмом бренди он отказался и испытал большое облегчение, когда поблагодарил, попрощался и открыл входную дверь.
