Отвлекшись от своих элегических размышлений, он поднялся по мраморной лестнице. Здесь людей было меньше, а на двери, ведущей в главный зал, и вовсе висела длинная полоска бумаги с гербовой печатью, вторым концом приклеенная к стене. Не долго думая, Лунин сорвал ее, полагая, что имеет право это сделать без каких-либо дополнительных согласований.
В первое мгновение ему показалось, что едва ли не половина зала была замазана красно-бурой краской — нет, кровью. На этот раз, как видно, жертва не сдалась без борьбы. Странно, что никто не слышал этого шума.
Тело лежало на столе, одетое в старомодный мундир, тоже весь испачканный. Лунин закрыл за собой дверь и подошел к нему.
Глаза мертвеца были открыты, он смотрел куда-то вбок, в сторону окна остановившимся взглядом. Выражение на застывшем лице было скорее недоуменное. Очевидно, от своего рабочего дня он ожидал чего-то другого.
Записка, вся измаранная кровью, на этот раз нигде была не спрятана, она валялась прямо на столе, рядом с телом. Лунин взял ее. «Здесь изнемог высокий духа взлет», прочитал он. Убийца как будто знал, что цепь его злодеяний скоро будет прервана, и выбрал заключительные строки поэмы. «Но страсть и волю мне уже стремила», читал дальше Лунин, «как если колесу дан ровный ход, любовь, что движет солнце и светила». В виде исключения здесь были даже расставлены знаки препинания.
И тут он вспомнил. Это было как внезапная вспышка, озарившая мозг изнутри сверкающим белым пятном. Это был его собственный текст, цитаты, которые он когда-то выписывал на листочке, в пору своего горячего увлечения Данте. Холодея от ужаса, Лунин перевернул записку, уже зная, что он увидит. Это было продолжение стихотворения о лунном свете, и оно, как и первая строфа, было тогда же написано им, Луниным:
Пока не грянет свет с высот
Мы ждем, таясь во мраке.
Печально розовеет свод
Над безднами клоаки.
Опустив руку с запиской, он постоял немного, приходя в себя. Если бы этот листок, заполняемый им, не относился к тому периоду, о котором он почти ничего не помнил, все было бы намного проще. Чечетов был прав: кто-то вел игру с его памятью, дразня его всеми этими убийствами, и педантично выкладывая цитату за цитатой, по этому листку. Не был дописан только один отрывок, тот что он нашел у себя в кабинете, и у Лунина не было большого желания припоминать, что там точно было. Все было ясно и так.
Оставалось понять, как этот листок мог попасть в руки убийцы. Как только этот вопрос пришел ему в голову, он тут же вспомнил, мучительно простонав от этого воспоминания: та самая пачка своих бумаг, которую он обнаружил в доме Шмелева — как раз оттуда это и было, записи относились к этому времени. Листок с цитатами так и пролежал там, наверное, все это время. Пока не началась эта игра.
Лунин машинально провел ладонью по лицу. Лицевые мышцы были твердыми и одеревенелыми. Он не мог в это поверить, хотя чем дальше, тем больше к нему попадало информации, указывающей именно на такой исход. Славик Шмелев не мог убивать людей.
29
Дверь в зал распахнулась, и вошли двое ребят в униформе. С деловым видом они подошли к телу, бегло оглядели его, потом один из них повернулся к Лунину.
— Мы можем забрать его? — спросил он без приветствия. — Следственные мероприятия закончены?
Лунин кивнул. Они подошли к трупу и взяли его с разных сторон за руки и за ноги.
— Э-э… — сказал Лунин. — Как же вы так? Без носилок?
— У нас внизу машина, — ответил второй. — Ничего, дотащим. Сегодня все по-простому. Не было времени заехать в контору.
— И что, вы его понесете прямо по парадной лестнице? — с сомнением спросил Лунин. — Мимо всего народа?
— Нет, мы сюда, — кивнул первый из утилизаторов, указывая на одну из боковых дверей. Лунин не помнил точно, но надеялся, что это была не та дверь, из которой в прошлый раз выкатывали жаркое.
Когда один из них уже открывал дверь, как-то локтем поворачивая ручку с явным риском выронить тело, Лунина вдруг осенило.
— Постойте! — сказал он. Они обернулись.
— Если можно поскорей, мы торопимся, — сказал работник утиля, замыкавший небольшое шествие.
— Может быть, вы помните, — быстро сказал Лунин, переходя сразу к делу. — К вам неделю назад или около того поступил некий Шмелев. Вернее, тело Шмелева.
— Конечно, помним, — ответил сотрудник. — Такое не забывается.
— В каком состоянии было тело? — спросил Лунин, едва справившись с волнением.
— Прекрасное тело, — донесся голос того, что стоял у двери. — Просто прекрасное.
— Да, весь затылок стесан, — ответил второй. — Удар тупым предметом, еще при жизни.
Не говоря больше ни слова, они проследовали на выход, и дверь за ними захлопнулась. Лунин остался в зале один.
Сразу вслед за этим входная дверь в зал снова открылась, и на пороге появился Эрнест Карамышев. Увидев открывшуюся его взгляду картину, он остановился и сказал:
— М-да… Тут хорошо поработали.
Он подошел к Лунину, и они поздоровались за руку.
— Тело, как я понимаю, уже забрали? — спросил Эрнест. — Сейчас тут уберут, и надо будет готовиться к празднику. Вот что… У меня много дел, будет хорошо, если ты подождешь у меня в кабинете. Пойдем, я тебя проведу.
Лунин молча последовал за ним. Эрнест открыл дверь тяжелым ключом, впустил его внутрь, а сам остался снаружи.
— Располагайся и жди, — сказал он. — Чечетов должен быть тут с минуты на минуту.
Снова оставшись в одиночестве, Лунин прошелся по кабинету, постоял у окна, затем сел в кресло. Из зала доносился шум уборки, потом стали слышны голоса, все больше и больше. Видимо, народ уже собирался. Наконец дверь открылась, и вошел Чешуетов.
— Приветствую вас, Михаил, — сказал он, проходя и садясь напротив Лунина.
— Здравствуйте, Иван Павлович, — ответил Лунин.
Судя по тому, что гул, доходивший из зала, стал более ровным и слаженным, а также по стуку отодвигаемых стульев, можно было сделать вывод, что победный банкет уже начался. За окнами быстро темнело, наступал воскресный вечер.
— Расскажите мне о ваших выводах, Михаил, — сказал Чечетов. — К чему вы пришли в конце концов?
Лунин собрался с мыслями. Конечно, он предпочел бы послушать самого Ивана Павловича, но не он тут задавал правила игры.
— Мне удалось выяснить, откуда эти цитаты, — сказал он. — Как ни смешно, это оказался мой собственный листок, на котором я делал выписки. Очень давно, в незапамятные времена.
— Я подозревал это, — откликнулся Чечетов. — Артур Муратов превосходный знаток поэзии, и если он не вспомнил, откуда было стихотворение — или точнее, одно из стихотворений — значит это что-то из неопубликованного. Логично было предположить, что это либо собственное изготовление убийцы, либо что-то имеющее отношение к вам, Михаил. Второе показалось мне более правдоподобным.
— Убийца повторял цитату за цитатой, прямо по списку, — как будто пожаловался Лунин. — Он не вносил никаких изменений. Неужели ему не приходило в голову, что я могу в конце концов это вспомнить?
— Видимо, в этом и заключалась его игра, — ответил Чечетов. — Которая приобрела еще большую остроту, когда вы включились в расследование.
— Но записки вместе с трупами стали появляться здесь еще до того, как я оказался в городе, — сказал Лунин. Сердце его начало биться чуть чаще, но на дыхании, к счастью, волнение не сказалось, голос оставался ровным. Он постарался взять себя в руки и успокоиться.
— Да, именно так, — сказал Чечетов. — По-видимому, листок с вашими записями оказался в руках у будущего убийцы случайно. Когда он задумал свою серию убийств, ему показалось забавным, что он может сопровождать их поэтическими цитатами. Наверное, ему чем-то понравился ваш листок, или просто попался под руку.
— Но он знал, что этот листок писал именно я?
— Похоже, что да, — ответил Чечетов. Он машинально потянулся за сигаретами, достал пачку, потом вспомнил, наверное, где он находится, и засунул ее обратно в карман. — Все свидетельствует именно об этом.
— После этого он начал свои убийства… — начал Лунин, желая подтолкнуть своего собеседника к дальнейшему рассказу.
— Да, и тут вы появились в городе. Когда об этом стало известно, убийца понял, что он поступил чуточку опрометчиво, воспользовавшись вашим листком. И если вы о нем помните — о ваших провалах в памяти он тогда не имел никакого представления — то поймать его будет очень легко.
— И после этого мне поручили расследование… — сказал Лунин.
— Никто не знал тогда об этих совпадениях, — ответил Чечетов. — У Эрнеста были какие-то свои особые соображения, в силу которых он решил привлечь вас к делу. Вы согласились начать расследование, и тут началась сложная двойная игра, которая велась с обоих сторон. С вашей стороны, и со стороны убийцы. Только вы играли вслепую, в отличие от него.
