После сражения при Гельголанде и перехода немецкого надводного флота к пассивно-выжидательной тактике в Лондоне решили перенести основной упор на организацию торговой блокады побережья рейха с целью прервать поставку туда стратегического сырья и продовольствия из-за океана. Еще до войны британское адмиралтейство рассматривало блокаду как важнейшее условие победы.
Первоначально было решено перекрыть Северное море между Шетландскими островами и Скандинавией и там досматривать все суда нейтральных стран на предмет доставки контрабандных грузов в страны Центрального блока. А с 29 октября 1914 года контрабандой стало фактически считаться все, в чем был заинтересован рейх — нефть, каучук, медь и прочие виды стратегического сырья, продовольствие. Со 2 сентября, понимая, что он не может справиться с контролем над обширной зоной между Британией и Скандинавией, Лондон объявил все Северное море зоной военных действий. Судам нейтральных стран предлагалось следовать через Ла-Манш и Дуврский пролив, где в южных портах Англии их тщательно обыскивали. Более того, 1 марта 1915 года премьер-министр Великобритании Г. Асквит объявил о решении полностью перекрыть морскую торговлю Германии. Еще через десять дней был принят «акт о репрессалиях», по которому ни одно нейтральное судно не имело права заходить в германские порты либо покидать их.
Сделав ставку на блицкриг, немцы явно недооценили возможных последствий экономической блокады для своей страны. Они не подготовили никаких эффективных мер против действий британского флота. В стране не были разработаны планы мобилизации сельского хозяйства и промышленности на случай войны, не имелось стратегических резервов. Все это создавало предпосылки для успеха блокады Центральных держав. В 1915году, когда центр тяжести военных действий переместился на Восточный фронт, сложились еще более благоприятные условия для усиления блокады Германии.
Британское командование сделало теперь упор на сокращение перевозок из нейтральных стран в рейх. В Берлине решили ответить на это усилением подводной войны. В результате жесткой политики Великобритании с конца января 1915 года расстановка сил в военной верхушке Германии стала меняться в пользу сторонников решительных действий. В Берлине также сочли, что в данных обстоятельствах целесообразней войну на море превратить, прежде всего, в борьбу против торговых, а не военных судов противника. Важным фактором в перемене позиции адмиралтейства стало мнение о том, что нараставшие с каждым днем поставки зерна из Аргентины в Англию существенно укрепляли жизнеспособность последней. При этом реакция нейтралов уже не принималась в расчет. Более того, по мнению высокопоставленных немецких флотских офицеров, решительные действия Германии непременно должны были оттолкнуть их от попыток любой торговли с Лондоном[112].
В декларации кайзера Вильгельма от 4 февраля 1915 года, в свою очередь, все воды вокруг Британских островов объявлялись зоной войны, где через две недели будут уничтожаться все вражеские торговые суда без гарантий спасения их экипажей и пассажиров. Официально подводная война объявлялась направленной исключительно против судов Антанты, а потому и получила название «ограниченной». В связи с тем, что британские суда часто использовали флаги других государств, нейтральные страны были предупреждены об опасности плавания в этих водах. Вильгельм, впрочем, заявил о готовности снять блокаду сразу же после того, как это сделает в отношении Германии Лондон.
Решение о начале «ограниченной»» подводной войны базировалось на неверной информации, представленной канцлеру относительно реакции на этот шаг немцев со стороны нейтральных стран, прежде всего США. По этим данным выходило, что сильного противодействия с их стороны опасаться не следует, осложнений между Берлином и Вашингтоном не будет, а на уступки можно пойти после того, как план вступит в силу[113].
Американцы на действия Берлина прореагировали весьма бурно. Уже 12 февраля, т.е. до начала блокады, посол в Берлине Дж. Джерард передал имперскому министру иностранных дел Г. фон Ягову ноту своего правительства. В ней создавшаяся ситуация была оценена как «прискорбная». Там же было подчеркнуто, что «правительство Соединенных Штатов будет вынуждено призвать имперское германское правительство к строгой ответственности за подобные акты своих военно-морских властей и предпримет любые необходимые шаги для защиты жизни американцев, их собственности и обеспечения американским гражданам полного удовлетворения их признанных прав на морях».
С этих пор проблема способов и методов ведения подводной войны приняла для немцев скорее политический, а не военный характер. Еще через неделю об опасности резкого ухудшения отношений с США из-за объявленной Берлином подводной войны предупредил посол Германии в Вашингтоне граф И. Берншторф. В Берлине стало очевидным, что жесткие меры имеют шанс спровоцировать разрыв с государствами, еще сохранявшими нейтралитет. Но решили не отступать.
Противоречия между Белым домом и Берлином в связи с отношением к подводной войне обрели новый ракурс с 28 марта 1915 года, когда немцами был потоплен британский пароход «Фалаба», на борту которого находился один американский гражданин. Этот случай было решено свести к единичному инциденту и оставить без последствий.
Однако в начале мая 1915 года произошло событие, значительно обострившее американо-германские отношения и впервые за время войны поставившее в реальную плоскость вопрос о присоединении Соединенных Штатов к Антанте. 7 мая немецкой подводной лодкой было потоплено британское пассажирское судно «Лузитания». Погибло почти 1200 человек, 115 из которых были американскими подданными. Потопление «Лузитании» вызвало бурю негодования в Соединенных Штатах. Практически все средства массовой информации развернули мощную антигерманскую кампанию[114]. «Дело «Лузитании» вызвало здесь, бесспорно, неслыханное возбуждение и развязало чрезвычайно враждебные Германии настроения. Это возбуждение распространяется не только на биржевые круги, которые вследствие этого случая понесли материальные потери, но особенно на большую часть публики», — сообщал немецкий консул в Нью-Йорке.
Май 1915 года был крайне неблагоприятным временем для конфликта Германии с нейтральными странами. Вступление Италии в войну на стороне Антанты заставило Берлин и Вену уделять особое внимание ситуации на Балканах с тем, чтобы заполучить в союзники Болгарию и предотвратить присоединение к Антанте Румынии. В условиях вступления в войну США и то, и другое сделать было практически невозможно. К началу августа под давлением аргументов противников жесткой линии и поддерживающего их канцлера Т. Бетман-Гольвега Вильгельм все больше стал склоняться в пользу временного прекращения подводной войны и переговоров с Америкой о «свободе морей».
Точку в этой затянувшейся дискуссии поставил случай с британским пассажирским пароходом «Арабик», на борту которого находилось трое американцев. Он был потоплен немецкой торпедой 19 августа. Эта подводная атака произошла в нарушение приказа кайзера командирам субмарин от 6 июня, запрещавшего торпедировать пассажирские суда. Однако приказ этот был секретным, и в Вашингтоне о нем не знали. Реакция там была крайне негативной. «В первые 48 часов после получения сообщения о случае с «Арабиком» настроения здесь такие же плохие, как и в день гибели «Лузитании». Я чувствую, что вновь нахожусь во враждебной стране», — сообщал Берншторф.
Уже 26 августа, еще до возвращения на базу подводной лодки U-24, отправившей на дно «Арабик», в замке Плес состоялось совещание ведущих политических, военных и морских лидеров Германии. На этом совещании рейхсканцлер посчитал необходимым дать указание командирам подлодок ни в коем случае не топить пассажирских пароходов, не предупредив их и не дав команде и пассажирам возможности спастись. Канцлер Бетман-Гольвег также предложил попросить Соединенные Штаты оказать воздействие на Британию в смысле возвращения ее к принципам Лондонской декларации 1909 года, запрещавшей морскую блокаду военных противников. Против такой позиции активно выступило военно-морское лобби — А. Тирпиц и начальник морского Генштаба Г. Бахман. Тем не менее Вильгельм стал на сторону более осторожного канцлера, и подводная война с того момента была значительно ослаблена.
В 1915 году военно-морским стратегам и политикам противоборствовавших стран окончательно стало очевидным, что борьба за моря теперь в большей степени определяется тем, что происходит в глубине океанской пучины, а не на ее поверхности. Все операции того года надводных флотов Антанты и Центральных держав носили локальный характер, не говоря уже о том, что они никогда не были предметом ожесточенных дипломатических дискуссий в столицах европейских и американских государств.
