Много лет спустя я узнал, что эта мелодия была паролем Карвера Дуна, и Чарли воспроизвел ее, чтобы подозвать Лорну к окну. Часовой же принял меня за Карвера, сочтя, что тот явился на свидание под окно Лорны, и не стал перепроверять, свой тут или чужой, потому, во-первых, что от скалы до этого места было, как говорится, идти и идти, и, во-вторых, он не пожелал встревать в личные дела Карвера Дуна. Между тем часовой, подняв шум, сам того не желая, сослужил мне добрую службу, потому что Лорна тут же подошла к окну и, желая узнать, что там случилось, отодвинула занавеску. Она открыла окно, взглянула в сторону скалы и, не обнаружив там никого, кроме одного из неусыпных Дунов, печально вздохнула.
— Лорна, Лорна, ты не узнаешь меня, Лорна? — горячо зашептал я, не показываясь, однако, ей на глаза, чтобы не испугать ее внезапным своим появлением.
Нет, она не узнала меня по шепоту и уже было поспешно захлопнула окно, и тогда я, перехватив ставню и потянув ее на себя, предстал перед Лорной.
— Джон!— воскликнула Лорна. (Молодец Лорна: у нее даже в такой момент хватило самообладания не крикнуть слишком громко).— Господи, Джон, да ты с ума сошел!
— Конечно, сошел: ведь от тебя, любимая, не было никаких вестей. Ты знала — знала, что я приду, и вот я здесь.
— Да, знала. И все же... Джон, ты так жарко целуешь мою руку! Но посмотри — видишь, какие толстые решетки поставили Дуны на мое окно?
— Вижу, родная, вижу. Что мне решетки! Я... Но что же это я целую все ту же ручку? Убери ее и протяни мне другую...
Лорна протянула мне вторую ручку, но я слукавил и не отпустил первую, а стал исступленно целовать обе, и я почувствовал их ни с чем не сравнимый трепет, когда прижал их к своему сердцу.
— Отпусти, Джон, а то я заплачу,— попросила Лорна, меж тем как слезы давно уже катились по ее щекам.— Ты ведь знаешь, мы никогда не сможем принадлежать друг другу: все против нас. Я принесу тебе одни лишь несчастья. Оставь... Оставь меня и попытайся больше не думать обо мне.
— И ты тоже обо мне забудешь, Лорна?
— Да, Джон — если ты сделаешь то, что я прошу тебя. Во всяком случае, я попытаюсь изгнать тебя из своей памяти.
— Изгнать — если только я сделаю то же самое. Но я не сделаю этого, Лорна. Слышишь — даже не попытаюсь! И потому тебе незачем забывать меня.
Я попытался говорить с ней как можно бодрее, потому что голос ее был прекрасен, как всегда, но печален, как никогда.
— Давай все же попытаемся сделать все, чтобы ты стала моей, а я — твоим. Если мы сделаем все, что в наших силах, мы преодолеем все.
Она не ответила: рыдания застряли у нее в горле и мешали ей говорить.
— Но что все это значит? — спросил я.— Почему ты взаперти? Почему не подавала мне сигналов? А твой дедушка — неужели он уже не на твоей стороне? Скажи, тебе что-то угрожает?
— Мой бедный дедушка очень болен. Боюсь, ему уже недолго осталось жить. Каунселлор и его сын хозяйничают нынче в долине, и я не смею ступить за порог этого дома. Когда я вышла, чтобы выставить сигнал для тебя, Карвер попытался задержать меня по дороге, но я убежала от него. Маленькой Гвенни не позволяют покидать долину, и потому я не смогла послать тебе письмо. Все что время я была сама не своя: я боялась, ты можешь подумать, что я тебе неверна. Если хочешь вызволить меня, приглядывай за этим домом днем и ночью. Этих тиранов ничто не остановит, если мой бедный дедушка... Как горько думать о том, что он умирает в полном одиночестве, и нет рядом с ним сына, чтобы позаботиться о нем, и нет дочери, чтобы утереть его слезы!
— Но у него много сыновей,— даже слишком много,— попытался возразить я, но тут же осекся.— Почему же никто из них не приходит к нему в такие дни?
— Не знаю, честное слово, не знаю. Он вообще очень странный человек, и любят его немногие. Нынче после полудня он из-за чего-то поругался с Каунселлором, так, веришь ли, дедушка просто почернел от гнева... Однако ты так долго стоишь здесь, ты рискуешь головой, а я все о себе да о себе. Какая бессовестная! Ой, а что это за тень промелькнула вон там?
— Летучая мышь, дорогая. Самец. Полетел искать свою милую. Ладно, я не задержусь надолго: ты вся дрожишь. И все же — как мне оставить тебя здесь, Лорна? Что ты будешь делать без меня?
— Но ты должен — должен! Я умру, если с тобой что-то случится. Я слышу, сюда идет старая нянька. Это, верно, дедушка послал за мной. Отойди от окна.
Однако это оказалась всего лишь Гвенни Карфекс, маленькая служаночка Лорны. Лорна подвела ее к окну и представила ее мне.
— Гвенни, я так рада тебе! — сказала Лорна. — Я всегда хотела представить тебя своему, как ты его называешь, «молодому человеку». Сейчас довольно темно, но ты все равно сможешь разглядеть его. Запомни его хорошенько, Гвенни.
— Ого! — с удивлением воскликнула Гвенни, становясь на цыпочки, чтобы выглянуть из окна.— Да он здоровее любого Дуна! Я слышала, он положил на обе лопатки чемпиона нашего Корнуолла. Не беспокойтесь, хозяйка, уж такого-то молодца я запомню и узнаю из тысячи. Ладно, вы тут милуйтесь, а я пойду постерегу, чтобы вас не застукали.
Н-да, служаночка, конечно, выразилась оч-чень неделикатно, и все же я был весьма благодарен ей за то, что она оставила нас наедине.
— Она — самое странное существо в мире,— тихо смеясь, заметила Лорна, — И при этом — самое преданное, самое неподкупное. Если кто-нибудь скажет тебе, что она предала меня, не верь этому. А теперь — перестань «миловаться» со мной, Джон, ты же знаешь, я и так люблю тебя больше, чем смогу выразить словами. Иди, иди, мой добрый, мой славный, мой милый Джон, иди, мой родной, иди, если любишь меня.
— Как же я могу уйти, когда ничто еще не решено? — спросил я, возвращаясь с небес на грешную землю.— Как я узнаю, если тебе снова будет грозить опасность? Придумай что-нибудь, ты ведь такая сообразительная. Придумай— и я уйду, потому что мне невмоготу смотреть, как тебя трясет от страха из-за меня.
— Я уже давно думаю об этом,— торопливо проговорила Лорна,— и кое-что придумала. Погляди на то дерево— его хорошо видно на фоне скал. Ты всегда сможешь найти высокое место, и, глядя сверху, пересчитать грачиные гнезда на его ветвях — сейчас их ровно семь. Но пусть это будет безопасное место, милый...
— Конечно, конечно, я исходил окрестности вдоль и поперек и такое место я всегда найду.
— Гвенни лазает по деревьям, как кошка. Нынешним летом она поднималась на это дерево каждый день, наблюдая за птенцами и не давая мальчишкам разорять гнезда. Сейчас там нет ни яиц, ни птенчиков. Если ты увидишь на дереве только шесть грачиных гнезд, значит, я в опасности и мне нужна твоя помощь. Если их будет пять, значит, Карвер взял меня силой.
— Боже милосердный! — невольно вырвалось у меня, едва я подумал, что такое и впрямь может случиться.
— Не бойся, Джон — печально прошептала Лорна. — Я знаю, как остановить Карвера или, по крайней мере, спастись от него. Если он все же овладеет мной, и мы в течение этого несчастного дня сумеем повидаться, ты найдешь меня целой и невредимой. После этого я буду либо среди живых, либо среди мертвых, смотря как сложатся обстоятельства, но как бы там ни было, никогда, клянусь, никогда не совершу я ничего такого, из-за чего тебе пришлось бы, глядя на меня, гореть от стыда.
Милое мое личико, милый мой голосок! Сколько достоинства, сколько гордости было в ней в ту минуту.
— Благослови тебя Боже, дорогая! — только и смог произнести я, и она, обращаясь ко мне, повторила те же слова низким, печальным голосом.
Я зашел за дом Карвера и растворился в тени, отбрасываемой восточной грядой. Теперь, когда я знал деревню, как свои пять пальцев, я отправился прямехонько по знакомой тропе, но не к гранитному желобу (спускаться по нему в ночную пору было бы слишком опасно) и не к тому месту, где стояла беседка Лорны, — нет, я нашел совершенно новый — третий — путь в долину, (но об этом— как-нибудь в другой раз).
Итак, я повидал Лорну. Гора свалилась у меня с плеч, Но, честное слово, легче мне не стало. Одно мне было ясно: если Лорна не выйдет за Джона Ридда, значит, она не выйдет ни за кого. Часто с той поры сидели мы с матушкой, обсуждая мои запутанные дела, и всякий раз матушка соглашалась со мной в том, что средь множества горестей и бед единственное мое утешение — верность Лорны.
Глава 25
Везение Джереми
Пожив в Лондоне и Норидже [46], мастер Джереми Стикльз, видать по всему, вообразил о себе невесть что и совершил великую ошибку, решив, что мы, деревенские жители, уж такие простодырые, такие безмозглые, что из нас веревки вить можно. Когда я пригрозил ему расправой, если он, вынюхивая измену, полезет и в мои дела, он решил поискать кого посговорчивей и тут же нашел такого человека в лице Джона Фрая. Каждый день только и было слышно: «Джон, сбегай и приведи мою лошадь!» «Джон, посмотри, мои пистолеты заряжены?» «Джон, ступай в конюшню, мне нужно тебе что-то сказать»,— пока в один прекрасный день я не сказал мастеру Стикльзу, что если Джон у него на побегушках, то, стало быть, не грех бы и заплатить ему за труды.
