замена, – хмыкнул он, пряча руки за спину. – И вообще, я же сказал, что это тебе.
– А я сказала – пополам.
Я уселась под яблоней, скрестив ноги, поставила лукошко подле себя. Алан растянулся на животе, опираясь на локти. На его лопатке проступили кровавые полосы. Похоже, кот, вскарабкавшийся по нему, как по дереву, не слишком церемонился с хозяином. У меня и самой немного саднило плечо, но обижаться на его котейшество было еще сложнее, чем на его хозяина.
– Здорово расцарапал? – спросила я.
– Ерунда, – отмахнулся Алан.
Какое-то время мы молчали, наблюдая, как кот гоняется за бабочкой. Ветер шевелил листья, скользил прохладой по коже. Земляника таяла во рту. Было тихо, тепло и спокойно. Давно мне не было так спокойно.
Его котейшество, устав скакать, вернулся к нам. Потерся мордой о плечо Алана, обнюхал землянику, счел ее не стоящей внимания. Взобрался мне на колено, потом, потоптавшись, свернулся клубком, устроившись между моих бедер. Я почесала его за ухом.
– Хотел бы я быть на его месте, – хмыкнул Алан.
– Могу и тебя за ухом почесать, – я сделала вид, будто не понимаю намека.
Это… бодрило. Совсем как в Бенриде. На балах девочки появлялись с пятнадцати лет, и подобные разговоры мне доводилось вести не раз. Да, на балах намеки тоньше, а фразы витиеватее. Однако это была все та же игра – вечная игра мужчины и женщины, в которой я пока не хотела – а может, не осмеливалась – заходить слишком далеко.
– Для начала и это сойдет.
Он придвинулся ближе, ткнувшись лбом в мое колено. Я потрепала Алана по волосам. В былые времена подобные вольности казались бы допустимы лишь с очень близким другом или… кем-то куда больше, чем другом. Но где они, те времена?
Я понимала – или мне казалось, что понимала – почему он так напорист. После темноты подземелья, воя чумных, запаха сгорающих тел хотелось ловить каждый миг жизни. Ветер, ласкающий кожу, запах травы и листьев, вкус земляники, тяжесть и тепло кота, устроившегося на моих ногах, как в колыбели.
Аромат липового цвета и меда, шелк волос между пальцами, тепло ладони, скользнувшей мне на бедро.
Я вздрогнула, будто просыпаясь. Отдернула руку. Алан помедлил лишь самую малость. Отодвинулся, бросил в рот ягоду. Я снова погладила кота, не зная, куда девать глаза и руки. Алан наблюдал за мной, кажется, от души веселясь.
– К слову, его котейшество немногим такое позволяет, – заметил он наконец.
– Ты всегда таскаешь его с собой? – снова сделала я вид, будто не понимаю намека.
– Нет, – улыбнулся Алан. – Когда подворачивается симпатичная кошечка, он спит не у меня на кровати.
– Похоже, он вовсе не спит у тебя на кровати.
– Весна же. – Алан приподнялся на локте, беззастенчиво меня рассматривая. – Но здесь он пока не огляделся особо. Впрочем… есть одна сероглазая. Норовистая… Чую, ходить ему с расцарапанной мордой, – мечтательно произнес он. – А, может, с расцарапанной спиной, м-м?
– Экий быстрый! – рассмеялась я.
– Ну а что? – Он перевернулся на спину и потянулся – в самом деле, как разнежившийся кот, уверенный, что его погладят по пушистому животу. – Разве не хорош?
Я снова расхохоталась. Нет, ну каков наглец!
– Хорош, – не стала я спорить. – Всем хорош. Только…
– Только?.. – Он сел, разом посерьезнев.
Я тоже перестала улыбаться. Всем хорош. Только все его улыбочки и шуточки словно в пустоту проваливаются. И эта вечная игра больше не будоражит кровь. Будто что-то сломалось во мне. Сгорело. Вот и настроение скачет туда-сюда. Только что смеялась, а теперь снова плакать хочется. Ни о чем— просто так. Сидеть и отчаянно жалеть себя.
– Только когда клочья шкуры и половина хвоста остались в пасти бешеных собак, не получается думать о весне.
Он оказался рядом в одно мгновение, обнял за плечи.
– А по мне – так именно тогда о ней и думать. Жить, пока мы живы.
Алан накрыл мои губы своими. Он целовал уверенно, настойчиво, точно вовсе не сомневался, что я отвечу. Пальцы пробрались мне в волосы, ладонь легла на талию. Мои губы раскрылись ему навстречу, сдаваясь под этим напором, но в тот же миг он отстранился, заглянул мне в глаза.
– Или ты совершенно не умеешь целоваться, – прошептал он, все еще придерживая меня за затылок, – Или…
Я не отвела взгляда. Стыдиться мне нечего.
– Скажи только одно. – Он отстранился. – Есть кто-то?
Я покачала головой. Алан ослепительно улыбнулся.
– Ну тогда я подожду. Немного. А это авансом. – Он снова склонился к моему лицу.
Я напряглась было, желая оттолкнуть его. Не нравится, как я целуюсь – пусть идет к тем, кто умеет! Или нет. Я ему покажу «не умеешь!» И в этот раз ответила по-настоящему. Скользнула кончиком языка по нижней губе, прежде чем прихватить ее своими, выпустила, позволила его языку пробраться мне в рот. Руки словно сами собой обвились вокруг его шеи, глаза закрылись, запах липы и меда заполнил все вокруг.
Не знаю, сколько это продолжалось, пока я не опомнилась. Оторвалась от него – сердце отчаянно колотилось, щеки пылали, перед глазами все плыло.
– Ого! – выдохнул Алан. – Кажется, я должен извиниться. – Он ухмыльнулся. – Очень обстоятельно извиниться.
Снова потянулся ко мне, но я уперлась ему в грудь, отталкивая.
– Сам сказал – авансом.
Зря я ему это позволила. Совсем голову потеряла. Я ведь не намеревалась…
Оттолкнуть себя Алан не дал – впрочем, и сминать меня в объятьях не стал, так и остановился в паре дюймов от моего лица.
– Вот как? – Его дыхание коснулось губ, и я невольно их облизнула. – Неужели все оказалось настолько плохо?
Ах ты, самовлюбленный, самодовольный…
– Нет, просто… – А вот сейчас я в самом деле не знала, куда девать глаза. – Просто я не могу… не хочу ничего обещать.
– Ну и не обещай, – пожал он плечами, так и не разжав объятья. – Тем более, что я и не просил обещаний. Всего лишь…
Громко стукнула дверь в господский дом. Алан вздрогнул, выпрямляясь. Я тоже шарахнулась прочь, зачем-то приглаживая волосы. Обернулась – в дверях стоял магистр, пристально нас разглядывая.
– Роза, – по лицу Ричарда невозможно было ничего прочитать. – Зайди ко мне в кабинет.
Глава 11
Он хлестнул взглядом Алана, тот вызывающе вскинул голову, но в следующий миг Ричард развернулся, распахнул дверь, приглашая меня вперед. Я подчинилась.
Я не сделала ничего плохого, но почему-то подгибались колени и хотелось провалиться сквозь землю. Ричард молчал. Молчал в коридоре, на лестнице, закрывая дверь кабинета. Неужто рассердился из-за совершенно невинных
