— Будем работать на строительстве детского сада. Нас берёт в помощники бригада коммунистического труда Серафима Туманова.
— «И шестикрылый Серафим на перепутье мне явился», — язвительно процитировал Курочкин.
— А помоложе ты никого не нашла? — деловито осведомилась Лида Норина. — Серафим — это какой-нибудь седобородый старец, музейная редкость.
— Бригада молодёжная, мне сказали, — возразила. Ирина.
— О-о, это уже лучше, — обрадовалась Лида. — А бригадир всё равно старик. Так всегда бывает: молодым в наставники да в бригадиры стариков дают.
— А когда пойдём? — деловито осведомился Толька Коротков.
— Я уже договорилась с учебной частью. В субботу у нас будет три урока. Час — пообедать и переодеться. Сбор без четверти двенадцать, пятнадцать минут ходу до стройки, а ровно в двенадцать начнём работу.
— И до скольки?
— Вообще-то до четырёх. Но можно будет и задержаться, если захочется.
Сообщение её было встречено с энтузиазмом. Одни радовались искренне, другие заразились их радостью, а третьи были готовы выполнять любую физическую работу, лишь бы не сидеть на уроках. Да к тому же, сославшись на субботник, можно было не готовить к понедельнику домашние задания — уважительная причина!
— Ты пойдёшь? — спросил Иван Курочкина.
Тот неопределённо пожал плечами.
— Не знаю. Хотелось бы. Только мать, наверное, не пустит. Ты же знаешь — сердце!
Дело было, конечно, не в матери. Просто Женька не понимал энтузиазма своих одноклассников. Чему радуются? Вместо того чтобы просидеть два часа в тепле, в классе, четыре часа, а то и больше вкалывать на стройке, может, даже под дождём — удовольствие не из приятных. К тому же Женька, любящий во всём играть главную роль, физической силой не мог равняться ни с Иваном, ни с Толькой Коротковым. А затеряться где-то среди других, даже больше того, плестись в хвосте, вызывая насмешки — это было не в его правилах.
— Мы тебе полегче работёнку подыщем, — пообещал Иван.
Но это предложение ещё больше разозлило Курочкина — ни жалости, ни снисхождения он терпеть не мог.
— Ты поди мою мать уговори! — отрезал он.
Впрочем, он наверняка пошёл бы на этот субботник, если бы была надежда, что пойдет и Нина Чернова. Но она уже третий день пропускала занятия. Девчонки говорили, что больна, где-то простудилась.
— Ну, как знаешь, — обиженный его резкостью буркнул Иван и отошёл.
Женька ещё надеялся, что в субботу Нина придёт в школу, но она не пришла, и он окончательно утвердился в решении не ходить на субботник. С некоторой снисходительностью и в то же время с непонятным ему раздражением следил он за шумными приготовлениями, ребят. А они, казалось, искренне были рады предстоящей работе и с нетерпением ожидали окончания третьего урока. И как только прозвенел звонок, их словно ветром сдуло.
А через час они снова собрались во дворе школы. Все девчонки были в брюках, одни в широких полосатых, похожих на пижамные, другие в модных джинсах, с подвёрнутыми снизу сантиметров на двадцать штанинами.
Ровно без пятнадцати двенадцать во двор вышел Владимир Кириллович. Он оглядел всех своими цепкими прищуренными глазами:
— Все собрались?
— Нет Черновой и Курочкина, — ответила Ира.
— Чернова больна, — услужливо подсказал кто-то из девчонок.
— А Курочкин?
— Сердце у него, — хмуро пояснил Иван.
— Понятно. Значит, ждать больше некого. Подождите минутку, я только скажу директору, что мы отправляемся.
Он скрылся в дверях школы. Иван протиснулся к Ирине и спросил, кивнув ему вслед головой:
— А он что, с нами пойдёт?
— Да.
— Это ещё зачем?
Ирина пожала плечами.
— Так положено. Он наш классный руководитель, отвечает за нас.
— Всё не доверяют нам, — ворчал Иван. — За маленьких считают. Пасут, как телят неразумных!
Ирина ничего не ответила. Дождавшись Владимира Кирилловича, десятиклассники шумной стайкой отправились на стройку. Идти было недалеко, каких-нибудь четыре или пять кварталов. Там их уже ждали. Во дворе на груде кирпича сидели четверо довольно молодых парней и две девушки. Они поднялись ребятам навстречу.
— Помощники, значит, наши пришли, — сказал один из парней. — Ну что ж, давайте знакомиться. Это вот девушки наши, Вера и Зина, мастерицы на все руки. И раствор замесить, и комнату оштукатурить, и покрасить, и побелить — всё могут. Золото, а не девчата. Сущий клад для будущих мужей. А это, — показал он на парней, — каменщики-специалисты. Владимир и два Николая. Мы их по цвету волос различаем: Коля — светлый и Коля — тёмный.
— А это, — звонко отрекомендовала Зина, — наш бригадир Серафим Серафимович Туманов.
Ира толкнула Лиду Норину:
— Вот тебе и старик, — шепнула она.
Бригадир был от силы года на четыре старше их.
— Ирина… Анатолий… Иван… Сергей… Ольга… — отрекомендовались десятиклассники, пожимая протянутые им по-дружески руки строителей. Когда очередь дошла до Лидки Нориной, она кокетливо спросила бригадира:
— А вы, извините, не старообрядец?
— Вы по имени моему судите? — догадался тот. —
Это у нас семейное, из рода в род. И отец у меня Серафим Серафимович, и дед был Серафим Серафимович, и прадед.
— И вы своего сына тоже Серафимом назовёте? — стрельнула глазками Лида.
— Уже, — спокойно ответил он.
— Что уже? — не поняла Норина.
— У нашего бригадира месяц назад сын родился, — снова вмешалась Зина. — И они его Серафимом назвали.
— Поздравляю, — только и нашлась сказать Лида.
— Пора, пожалуй, приступать к работе, — покосился на неё бригадир. — Давайте распределимся. Сколько вас человек?
— Двадцать восемь.
— Вот и хорошо. Значит, по семь человек на каждого каменщика. Трое на замес, двое на раствор подносить, а двое — кирпич. Предупреждаю: работа нелёгкая.
— «Дайте трудное дело», — тряхнув головой, пропела Ирина.
— «Дайте дело такое, — подхватила Лида и, лукаво прищурившись, продолжала, — чтобы сердце горело и не знало покоя!»
— Не знаю, как сердце, — серьёзно сказал бригадир, — а уж вот ладони с непривычки гореть будут, это уж точно. Вера, раздай-ка им голицы.
Ребята со смехом и шутками разобрали брезентовые голицы и натянули их на руки. Серёжка Абросимов, дурачась, ударил Ивана по спине:
— Если в них ваты набить, хорошие боксёрские перчатки получатся!
Владимир Кириллович распределил учеников по парам. Иван надеялся работать вместе с Ирой, но классный руководитель дал ему в пару Ольгу Лебедеву, худенькую, болезненного вида девушку, а Ирину определил к Серёжке. Бригадир развёл всех по рабочим местам. И тут Ивану не повезло: они должны были подносить раствор Николаю-тёмному, а Ира с Серёжкой работали у самого бригадира.
Каменщики возводили уже второй этаж. Подъёмник не работал, поэтому приходилось кирпичи и раствор подносить на носилках. Вместо ступенек лестницы между этажами были настелены деревянные сходни с поперечными брусками. Сходни эти прогибались и дрожали при каждом шаге. Первые носилки Иван с Ольгой отнесли чуть не бегом, но с каждыми следующими Ольга двигалась всё медленнее и медленнее. Иван поставил её впереди, чтобы легче ей было подниматься по сходням, накладывал раствор на носилки не ровно, а покатой горкой — на свой конец повыше, а на её пониже, и всё равно темп их движения всё замедлялся.
«Хорошо, что не на кирпич нас с ней поставили, — подумал Иван. — Неужели и это Владимир Кириллович предусмотрел?»
Тем, кто носил раствор, было, конечно, полегче, потому что его требовалось гораздо меньше, чем кирпичей, Иван с Ольгой ждали, когда каменщик израсходует весь раствор, а подносчики кирпича успевали за это время сделать ещё один рейс вверх-вниз, да и Николай то и дело покрикивал:
— Кирпич! Кирпич!
В один из таких вынужденных перерывов Иван засмотрелся на работу Николая. Треугольной лопаточкой-мастерком тот зачерпывал раствор. Взмах руки — и раствор уже лежит на стенке ровным слоем. Николай только для порядка разгладит его лопаточкой, а в левой руке уже другой кирпич. Николай притиснет его к предыдущему, подстукнет сверху рукояткой мастерка, двумя движениями снимет с боков излишки раствора, пришлепнет сбоку, и снова — раствор, кирпич, пристукивание мастерком, шаг за шагом, к соседу, Николаю-светлому, а потом в обратном направлении до участка бригадира.
Заметив, что Иван наблюдает за ним, Николай-темный подмигнул ему:
— Чего смотришь?
— Красиво работаешь!
— Хочешь сам попробовать? — неожиданно спросил Николай.
Иван залился краской.
— На! — протянул ему мастерок Николай, а сам присел на выложенную стенку и достал папироску.
Иван нерешительно взял мастерок и шагнул к стенке. Он нагнулся, зачерпнул раствора — показалось мало. Он зачерпнул побольше. Хотел так же ловко, как Николай, взмахнуть мастерком и шлёпнуть раствор на стенку — брызги полетели во все стороны, залепили ему лицо. Иван растерянно обернулся. Ольга, увидев его забрызганное лицо, не выдержала и рассмеялась.
