Иван, успокоенный, отошёл.
«Вот Курочкин или Норина никогда бы не спросили, — подумал, глядя ему вслед, Владимир Кириллович. — Привыкли уже ко всему готовенькому. Но зато потом… Интересный парадокс, — усмехнулся он про себя, — тем, кто в детстве не знал никаких забот, кому родители пытались создать „счастливую жизнь“, ой как трудно в жизни приходится! И, наоборот, вот такие, как Иван Сергеев, почти всегда добиваются успехов».
Мысли его прервал удивленный возглас Лидки Нориной.
— Что там случилось? — заспешил он к ней.
— Ребята, ребята, идите сюда! — вопила она, указывая на большой фанерный щит с небольшими фотографиями.
— Обыкновенная Доска передовиков, — разочарованно произнёс Серёжка Абросимов. — Ничего особенного. И нечего было вопить!
— А это кто, видишь?
— Наш бригадир, Серафим Туманов, — ответил Серёжка, всматриваясь в нечёткую, видимо, любительскую фотокарточку. — Ну и что?
— Да ты прочти, прочти, что там написано!
Иван отстранил Серёжку и, с трудом разбирая полувыцветшие мелкие строчки, прочитал вслух:
— Лучший каменщик стройки, бригадир молодёжной бригады коммунистического труда Серафим Серафимович Туманов, ка-ва-лер ор-де-на Тру-до-во-го Крас-но-го Зна-ме-ни!
Он не поверил своим глазам и прочитал ещё раз. Нет, всё верно. Он присвистнул:
— Вот это да! Трудового Красного Знамени!
А вокруг стоял шум и гвалт. Радовались так, как будто это их самих наградили. Кто-то в восторге бросал вверх рукавицы. И когда каменщики, задержавшиеся наверху, чтобы истратить остатки раствора, спустились вниз, ребята бросились к ним. Они окружили и теребили со всех сторон ничего не понимавшего бригадира.
— С наградой! С наградой вас! — галдели и мальчишки, и девчонки.
— Вон вы о чём! — догадался наконец бригадир. — Так это ещё в прошлом году было.
— А что вы его не носите?
— Что же я его, на комбинезон, что ли, прицеплю? — усмехнулся бригадир. — Я его только в торжественные дни надеваю.
— И то не всегда, — ввернул своё слово Николай-тёмный.
— Я бы его всегда носил, — уверенно заявил Серёжка Абросимов. — А что? Заслужил — и носи.
— Ты — конечно, — поддел его Толька Коротков, — и спать бы с орденом стал. Как с теми часами, что тебе мать в восьмом классе подарила!
Иван стоял немного в стороне и с доброй завистью посматривал на бригадира.
«Молодец, вот это молодец! — думал он. — Сколько ему? Всего, наверное, года двадцать два, двадцать три. А уже орденоносец! Ну ничего. Вот я буду работать, и тоже, может, орден заслужу. Пусть не Красного Знамени, пусть какой-нибудь другой, поменьше. И меня тогда так же поздравлять будут!»
Ребята пообедали быстро и снова вернулись на свои места. Но теперь работа явно замедлилась. Натруженные руки гудели, ладони, несмотря на защитные брезентовые рукавицы, горели, и носилки, казалось, потяжелели вдвое, а то и втрое. Каменщики заметили и поняли состояние ребят и уже не подгоняли их.
Поднявшись в очередной раз на второй этаж и опустив на пол тяжёлую ношу, Иван распрямился и облегчённо вздохнул. Теперь можно было немного и отдохнуть. Внезапно до него донёсся заливчатый счастливый и такой знакомый смех Ирины. Он оглянулся на соседний участок. Ирина стояла с бригадиром, заправляя под шапочку непокорную прядку волос и что-то оживлённо втолковывала Туманову. Тот ответил ей, и она снова весело рассмеялась.
Иван помрачнел. Змея ревности впервые ужалила его сердце, и он испытал острую боль. Отвернулся и старался больше не глядеть в ту сторону, но иногда до него всё же долетал смех Ирины, и он снова испытывал ту же боль.
«Ну и пусть, — уговаривал он себя, — ну и что же? Разве нельзя ей с кем-нибудь поговорить и посмеяться?»
Но настроение не улучшалось, и каждый раз, поднимаясь наверх, он украдкой взглядывал на участок бригадира, и если видел недалеко от него Ирину, то мрачнел ещё больше.
В другое время одноклассники несомненно заметили бы его состояние, но сейчас все настолько устали, что ждали только одного: сигнала об окончании работы. И вот он прозвучал. Без обычных шуток и смеха ребята сдали брезентовые рукавицы, распрощались с членами бригады и собрались домой. Иван поискал глазами Ирину и увидел её рядом с бригадиром.
«Опять с ним!» — кольнуло его. Краем глаза увидел, как она прощально помахала бригадиру, но не стал ждать её, а повернулся и пошёл. Вскоре услышал за собой знакомый дробный перестук каблуков.
— Ты что меня не подождал? — услышал он сзади недовольный голос Иры.
— Тебе и без меня, кажется, неплохо было, — буркнул он в ответ.
— О чём это ты? — удивилась Ира.
Он помолчал.
— Не хочешь, ну и не говори, — оскорблённо дёрнула она плечом.
Несколько шагов они прошли молча. Наконец, Иван не выдержал.
— О чём это вы так мило беседовали? — не глядя на Ирину, спросил он.
— С кем?
— Да с этим, как его? Старцем Серафимом.
Ирина недоуменно взглянула на него и вдруг звонко рассмеялась.
— Да ты никак ревнуешь?
— Ещё чего! — оскорбился он.
— Ревнуешь! — убежденно сказала она.
— А хотя бы! — вскинул он голову и сердито взглянул на неё.
Она остановилась, повернула его лицом к себе и, глядя ему прямо в глаза, проговорила:
— Знаешь, Ваня, если я тебя когда-нибудь… если у меня к тебе когда-нибудь изменится отношение, я сама первая, слышишь, Ваня? сама об этом скажу. И ты обещай тоже. И будем верить друг другу, на всю жизнь. Согласен?
— На всю жизнь! — торжественно повторил Иван, хотя уже знал, что никогда в жизни не избавится от боязни потерять её, но никогда больше не упрекнёт её.
— А бригадира я уговаривала написать свою биографию для нашего школьного музея боевой и трудовой славы. Ты же знаешь, что мы собираем материал. Насилу уговорила, чтобы он принёс газету с Указом о награждении, грамоту о присвоении бригаде звания ударников коммунистического труда и ещё кое-какие материалы.
В понедельник утром в классе только и разговоров было, что о прошедшем субботнике.
— У тебя как, мышцы болят? — встретил Ивана вопросом Серёжка Абросимов.
— Болят, — честно признался Иван.
Мышцы у него действительно болели так, словно изнутри были налиты тяжестью.
— И у меня. Особенно ноги. Сегодня ещё ничего, а вчера, веришь — нет? присесть не мог. Завтракал стоя, — хохотнул он. — Вот отец надо мной смеялся!
В класс вошла Ира Саенко.
— Ребята! Знаете, сколько в субботу заработали мы? — прямо от дверей провозгласила она.
— Сколько?!
— Сто пятьдесят рублей!
— Вот это да! Здорово! Ай да мы — понеслись выкрики со всех сторон.
— Но это вместе с бригадой, — уточнила Ирина.
— Всё равно хорошо!
— А куда эти деньги?
— Как обычно, в фонд Всесоюзного субботника. Куда именно — центральный штаб решит. Скорее всего, на строительство школ, больниц или детских садов.
— Да это не так важно, — вмешался Толька Коротков. — Самое главное что? Вот будет этот детский сад построен, а мы будем мимо проходить и думать: и мой труд здесь вложен!
— Может, ты и своих детей туда водить будешь, — хотел подковырнуть его Серёжка Абросимов.
— А что? Вполне возможно, — невозмутимо ответил Толька.
Среди общего веселья один Женька Курочкин выглядел мрачновато. Иван, заметив его настроение, грузно сел на парту рядом с ним.
— Опять не в духах? Почему не был на субботнике?
Женька дёрнул плечом.
— Ты же знаешь.
— A-а. Ну да.
Иван вспомнил землисто-белое лицо Владимира Кирилловича и сочувственно посмотрел на Женьку. «Зря мы, наверное, на него нападаем, — подумал он. — Больное сердце — это не шуточки. Вон он как переживает из-за того, что не смог с нами пойти».
Но Иван ошибался. Причина дурного настроения Курочкина была совершенно в другом. Женька смотрел на своих одноклассников и никак не мог понять их веселья. «Ну чему они радуются? — думал Курочкин, неприязненно посматривая вокруг. — Наломались так, что второй день руки-ноги болят. Добро бы деньги за работу получили, а то в какой-то фонд передали. Не иначе как притворяются», — решил он.
Но общее оживление выглядело таким искренним, что Женька засомневался.
«А может, и не притворяются. Тогда что же?» Но тут он вспомнил, что до конца учебного года осталось всего только два месяца и догадливо улыбнулся:
— Всё ясно! Вот откуда их бодряческий настрой! Характеристику хорошую хотят заработать!
И опять почувствовал себя на голову выше своих одноклассников с их мелочными, как он считал, заботами и интересами.
А дни все шли и шли. Отзвенел капелью апрель и убежал вместе с бурными весенними ручьями, унесшими остатки зимнего снега. Пришёл цветущий ласковый май. Но для десятиклассников май не казался таким прекрасным, как в прошлые годы, он принёс им новые заботы. Всё чаще и чаще в их разговорах проскакивало тревожное слово «экзамены». На уроках по всем предметам началось повторение, готовились самостоятельно и сами ребята. Весь класс разбился на группы по 3–4 человека в каждой. Женьке очень хотелось попасть в одну группу с Ниной, а когда это не удалось и его включили в группу Тольки Короткова, он гордо заявил:
