Элис смотрела в глаза, что темнее бездны, что сами первородная тьма, и невесомо скользила открытыми туфельками на острых каблучках, отбивая ритм. А он, не отводя взгляда, вёл. Уверенно. Плавно.
За ним Элис пошла бы куда угодно. Даже в этот танец, что полон запретных чувств, которые плясали огнём в его зрачках. И его губы на расстоянии выдоха. Касание ладоней по спине, почти болезненное в своей простоте.
Один шаг, чтобы отдалиться и провернуться под рукой, хлестнув по разряженному воздуху волосами.
Комната рассыпалась на мелкие осколки, оголяя вечернюю площадь с блеском огней и гитарными мелодиями.
И на Элис пурпурное платье без рукавов и с разрезом до бедра, а Грегори облачён в рубашку с распахнутым воротом и в темные брюки. Алисия почти дотрагивается до его груди, чтобы через миг оказаться затянутой в водоворот танца. Который намного больше, чем просто танец, потому что её мужчина настолько близко, что дыхание теперь одно на двоих. Его и её. Он невесомо касался её губ своими. И от этой непрошеной ласки внутри всё переливалось огненными искрами. Кажется, что если не размыкать губ, если толкнуться языком сильнее, забирая себе право на этот поцелуй, она будет почти счастлива. Настолько, чтобы улыбаться и танцевать в вихре южной музыки, которая рассказывает, как по-настоящему любить. Как соединяться телами и касаться, чтобы Грегори понял, насколько сильно он нужен.
И она тоже многое поняла, почти пылая под его затянутым страстью взглядом, что задерживался на ключицах, гладил шею. И под его руками, которые скользили по спине, недвусмысленно прижимая к себе в том месте, которое шептало о самых потаённым его фантазиях. Он дотрагивался кончиками пальцев оголённой кожи на бедре в разрезе платья и дорожки касаний рисовали огненных змей, которые пробирались под кожу, будя в крови чувство порока.
Грегори был так красив в этой своей жгучей страсти, что Элис почти задыхалась от его внутреннего желания. Которое здесь и сейчас, на вечерней площади, шептало о том, что он хочет сделать с ней за закрытыми дверьми. И от этого Алисию кидало то в холод, то в жар, который теперь был один на двоих. И заставлял сгорать обоих. С этими касаниями, которые только сильнее распаляли, взглядами, что раздевали, стягивая платье, чтобы тонкое ажурное бельё показалось. А потом и оно тоже исчезло с болезненной медлительностью, которая вынуждала прикусывать губы до крови и просить, чтобы он не останавливался, чтобы его пальцы дотрагивались и дальше…
Площадь таяла под поволокой старого колдовства, и очертания его спальни проступали вместе с бликами свечей, которые сегодня солировали и окрашивали комнату в тёплые тона.
Короткий тычок в спину, и Элис упала лицом на кровать, а сверху, прижимая ноги, настигла тяжесть мужского тела. Ей такая игра была в новинку, и она не совсем уверена, что пришлась бы по вкусу. Алисия дёрнулась, пытаясь выбраться, но горячие пальцы пробежали по спине, остановившись у шеи и ласково обхватили за горло. Шёпот.
— Не вырывайся.
И почему-то вырываться расхотелось.
Его ладони мягко скользнули по плечам, обжигая нежную кожу. И его аромат укутывал, заставлял сердце биться чаще. А комок огня медленно свивался внизу живота.
Трепетные касания задели ленты корсета, и ещё недавно стянутая грудь оказалась на свободе. Его ладони скользнули по напрягшимся ареолам. Почти до дрожи... И Элис застонала. Так сладко. Что прерывистое его дыхание опалило шею. И он перестал сдерживаться. Провёл ещё раз по груди, задевая чувствительные вершины сосков, чтобы вернуться к корсету. Совсем развязать его и стянуть платье, которое ворохом отлетело на пол.
Грегори не давал возможности повернуться. Элис так и лежала на животе, попеременно вздрагивая и постанывая от его сильных рук, которые гуляли по телу. Вот острое касание по позвоночнику, что вынуждает прогнуться в пояснице. И ему это нравится настолько, что он подхватывает её под живот, предлагая опереться на локти и колени.
Поза была настолько неправильной, какой-то ужасно порочной, что Элис вся напрягалась от любого прикосновения. А они перестали быть нежными и целомудренными. Они будили внутри похоть. Которая стекалась, собиралась в одной точке, отчего внизу живота всё пылало жаром. Горело.
Грегори прикоснулся к тонкому белью, буквально подцепляя его пальцами, и медленно потянул вниз. Ткань царапала нежную кожу, и от этого огонь внутри набирал силу, требуя неприлично поводить бёдрами и сквозь стоны хныкать. От жажды его прикосновений.
И он коснулся. Задел совсем чуть-чуть пальцами возбуждённое лоно и размазал по нему терпкую влагу. Элис вздрогнула от этого и почти заскулила, сжимая в ладонях ткань простыни. А Грегори слегка наклонился к ней, чтобы прошептать:
— Я тоже по тебе очень сильно скучал…
Элис не выдержала. Рывком перевернулась на спину, оглядев самого желанного мужчину, и обхватила его шею руками. Притянула к себе и, задыхаясь вожделением, прошептала в губы с привкусом ягодного вина:
— Пожалуйста, Грегори…
Дальше не стоило ничего говорить. Он накрыл её тело своим. Опасно и остро, задевая воспалённую кожу. Он клеймил своими поцелуями, жестоким, властными. Прикусывал тонкую кожу на шее, обводил вокруг напрягшихся сосков своим языком, играя и распаляя ещё сильнее. Настолько, что Элис срывала пуговицы с его рубашки, царапала спину, прикусывала не так нежно, как он, а более жестоко, словно боялась, что он сбежит.
И он сбежал…
Сонная пелена стала таять под боем безумно громких часов. Они как набат разрывали сознание, и Элис только и смогла безмолвно вглядываться в лицо ошарашенного и удивлённого мужчины, что исчезал из её постели. Исчезал из её сна.
Когда тёмная комната наконец-то появилась перед глазами, Элис завыла, прикусив угол подушки, поняв, что это всего лишь сон. Сон с ним. С тем, кто стал наваждением последних её нескольких дней. Он словно продирался всё ближе, сильнее. И если раньше снился в благопристойном виде, то сегодня…
Теперь она натянула одеяло на голову и опять завыла. На этот раз от нерастраченного желания, которое больно пульсировало внизу живота. Почему-то этот факт был безумно обидным. Настолько, что успокоиться никак не получалось, и Алисия всё же встала с постели. И сразу испугалась корявых теней, что рисовали голые ветки деревьев. На стенах уродливыми чудовищами качались куцые побеги, а за окном выл ветер. Так сильно, что только сейчас до неё дошло, почему во всех старых замках заколачивали на зиму окна. Иначе бы их просто вышибало потоком
