морозного воздуха.
Она поёжилась и переступила с ноги на ногу. Огляделась в поисках халата. Во время странного сна она так брыкалась, что просто скинула его с изножья кровати. Элис наклонилась, и голову снова пробил противный звук. Часы на каминной полке. Обычный брегет. Они висели в стеклянной коробке, как маятник у напольных. И безумно громко тикали. Словно крича, что наступила полночь. Причём сила звука была сравнима разве что с фамильными хроносами из массивного дуба, что отец поставил в своём кабинете. Они тоже также ужасно оглашали окрестности.
Алисия натянула на плечи халат и подошла к камину, попеременно вздрагивая от касания босых пяток к холодному полу. Тапочки стоило прихватить, но звук слишком сильно бил по нервам, чтобы заставить её отвлечься на такую мелочь, как обувка. Она дрогнувшей рукой коснулась стеклянного ларца и передняя дверца со щелчком отворилась. Элис дёрнулась и разглядела в сиянии луны, как переливался серебром рельефный узор на корпусном кольце мужских часов с репетиром. Нестерпимое, зудящее желание прижать заводную головку, чтобы звук отсчёта времени прекратился. И она почти решилась. Почти потянулась пальцами, что закономерно дрожали, к часам, как голос за спиной заставил обернуться.
На пороге стоял граф, облачённый в домашний халат бардового колера. Седина в волосах отливала холодом платины, а руки, сложенные на груди, подрагивали в нетерпении.
— Остановите бег часов, Алиса, — попросил мужчина точно так же блеснув зубами как при первой встрече. Только тогда Элис не обратила на это внимание, показалось, должно было быть. Но сейчас она отчётливо понимала, что перед ней стоял… — Прошу остановите эти проклятые часы, чтобы я мог спокойно умереть…
Глава 34
— Что? — хрипло переспросила Элис, делая несколько шагов назад.
— Остановите эти проклятые часы, — уже без нот просьбы сказал старый граф. Он приказывал. Повелевал. И губы его растрескались. — Остановите их.
Алисия ещё сделала два шага к кровати. Спрятала руки в подмышках, потому что бой часов был настолько громким, что терпения не хватало выслушивать это противное тик-так.
— Я не понимаю вас…
Ноги ударились о каркас кровати. И это отрезвило Элис, вынуждая по-новому взглянуть на радушного хозяина.
Граф изменился. Стал худее, словно простой обтянутый кожей скелет. В уголках губ застыли хлопья пены. И от каждого слова они увеличивались. А Владислав сглатывал их, и нити слюны тянулись от верхней к нижней губе. Алисия перевела взгляд на серебряные хроносы, что так и звали прикоснуться, остановить, чтобы просто не слышать.
— Вы же слышите их? — Шаг в её сторону, и Элис словно заколдованная не может пошевелиться. — Слышите?
Главное — не смотреть на графа иначе совсем плохо станет. Потому что нет ничего хуже осознавать себя запертой в одном доме с чудовищем, в которого превращается утончённый мужчина из прошлого века, лишь когда стрелки этих часов перескакивают за полночь.
— Вам больно от этих звуков, — голос словно откуда-то издалека долетал до сознания Элис. И это почти больно. Потому что приходилось сопротивляться. Отвоёвывать право у своего тела управлять им же. — Почему вы медлите? Остановите бег часов…
— Я… — омертвевшие губы не подчинялись. — Я не понимаю вас…
И она не врала. Она не понимала, что происходит и почему эти часы стали средоточием всех бед.
А кожа графа стала слишком тонкой, почти как папиросная бумага. На ней залегли глубокие морщины и слишком густые тени. И казалось будто бы глаза и рот — это чёрные провалы.
Шаг в сторону, чтобы отдалиться от Владислава. В сторону окна. Это правильно, потому что он пугал. Внутренний жадный зверь рвался сквозь немощное тело наружу, почуяв присутствие живой Элис. Совсем рядом.
Граф дёрнулся перехватить, но Алисия, превозмогая тугую ватную волну внутри себя, бросилась к стене и налетела на острый край каменного подоконника, больно ударившись бедром. Вскрикнула.
— Алиса, не надо противиться. Вы же хотите этого не меньше меня.
Он понял, что Элис его боялась и поэтому больше не пытался поймать её в резко ставшей маленькой комнате.
— Объясните мне. Я не буду участвовать в том, о чём и понятия не имею.
Ноты слёз в голосе, как сигнал к тому, что внешняя твёрдая оболочка дала трещину. Элис боялась. Это наверно хвалёное ведьмино предчувствие. Или что там некромант с ней сделал? Но теперь видений не было. Было ощущение смерти. Долгой. Слишком долгой, чтобы человеческое тело смогло справиться с ней.
Владислав подбирался медленно. Он по капле отвоёвывал себе пространство, в котором тяжело дышалось. Как в старом склепе с ароматами затхлости и сырости. С тягучим, едва ощутимым, запахом жасмина. И пепла, который оседал на губах.
— Много лет назад меня прокляли…
Слова — шорохи и в них слышалось, как пел старый замок. Он заунывно тянул мелодию одиночества, скрипом дверных петель, задуваемым ветром в окна, мелодией каминных труб.
— На мне были часы. Вот этот самый брегет…
Граф кивком головы указал на каминную полку, и его губы изогнулись в злой усмешке.
— Серебро — воистину проклятый металл. Ещё хуже золота, Алиса. Из-за золота убивали, предавали, а серебро — оно другое. Окроплённое кровью богов и демонов, навсегда оно несло в себе ту частицу волшебной сущности, что вынуждала его притягивать к себе всё: удачу, жизнь, смерть и, как выяснилось, проклятия.
Он тяжело выговаривал слова, потому что в горле клокотало, а дыхания не хватало.
— Война за власть. И в ней не было победителей среди обычных людей. — Он опёрся рукой о край каминной полки и опустил лицо, что-то высматривая под ногами. — Аристократия всегда платила деньгами. И я отдавал все: золото, людей, свои знания, свои работы. Понимаете, если простой селянин в войне платит кровью, то я платил всем чем мог. Только чтобы моя семья была в безопасности…
Владислав пошатнулся. Ему не хватало сил терпеть этот противный звон от секундной стрелки. Он слишком устал.
— Они пришли с севера. Люди, что возомнили, будто императорская династия прогнила. Они пришли. И мои земли были оккупированы. Я был готов отдать им всё, что осталось. Но этого оказалось мало. Моя семья…
Слёзы накатили внезапно. Элис представила, как бы её отец поступил в такой
