Священник читал чин отпевания с душой, не сдерживая дрожи в голосе. Пел хор — гулко, на три голоса, и под куполом звуки сплетались в один, давящий на грудь.
«Со святыми упокой…»
Кто-то всхлипнул. Резко, шумно, без сил. Я машинально повернул голову. Молодой лейтенант закрыл лицо руками, плечи вздрагивали. Стоящие рядом офицеры молча взяли его под руки, отвели в сторону.
Священник сделал глубокий вдох и начал перечислять имена:
«Ещё молимся об упокоении душ усопших рабов Божиих, воинов…»
Имена.
Десятки.
Читает медленно, нараспев. На каждый слог — удар по вискам.
После молитвы «Благословен Бог наш», когда медленно и протяжно зазвучал похоронный благовест, я вышел из храма. Хорошая служба, только повод больно хреновый. Колокольный звон плыл по всему городу, отражаясь от зданий и возвращаясь к церкви с примесью криков чаек и далекого шума моря.
— Тройер, семьям всех погибших моряков по пятьдесят рублей из моих личных средств. Сделать всё тихо, без огласки.
— Немедленно займусь, ваше сиятельство.
— Когда прибывает поезд?
— В шесть тридцать, без изменений.
— Значит, утром на вокзал.
* * *
Тройер оказался почти прав — состав прибыл на перрон всего на двадцать минут позже заявленного времени. Никаких оркестров — обычный поезд. А что наместник встречает, так мало ли что человеку с утра в голову взбредет? Вскочил с кровати, да спросонку и рванул на вокзал. Может, здесь виды особенно симпатичные его превосходительству открываются. Жандармов, кстати, многовато, как раз из-за князя — всем известно, что на его жизнь покушались совсем недавно, вот и берегут начальство от всяких неприятностей.
Пока стояли, Любин развлекал меня новостями из шпионской жизни. Получалось, что лучший способ избавиться от соглядатаев — либо выселить всех подальше, либо максимально затруднить их сношения с внешним миром. Странно, что жандармы выбрали второй, более сложный путь. Зато сейчас зайти на почту и отправить телеграмму куда бы то ни было невозможно. Завелись и стукачи из местных. Денежки все любят, ради них можно и на соплеменника настучать. Чтобы жизнь медом не казалась, уже изобличили нескольких особо хитрых пустобрехов, которые рассказывали сказки ради получения денег от глупых лаоваев. И примерно наказали.
Первым на перрон сошел Яковлев. Надеюсь, по дороге они не растеряли ничего из комплекта, а то у меня большие надежды на нашу авиацию. Евгений Александрович улыбался от уха до уха — так был рад покинуть наконец-то вагон. Две с лишним недели в этой коробке — удовольствие ниже среднего. И это мне в салон-вагоне не понравилось, а каково тем, кто воспользовался классом пониже?
— Добро пожаловать в Порт-Артур, — поприветствовал я двойного тезку. — Как доехали?
— Ничего не потеряли, — рассмеялся Яковлев. — А то я не знаю, за что вы переживаете в первую очередь. Дайте время чуть отдохнуть с дороги, и начнем собирать. И лодка ваша в целости и сохранности. Сам присутствовал при проверке в Харбине.
— Ну и слава Богу, — перекрестился я. — А где…
— Гиляровский? Задержался с вещами, наверное, — вдруг хитро улыбнулся инженер. — Да вон же он, наш Владимир Алексеевич!
Дядя Гиляй вышел из вагона и, не глядя по сторонам, подал кому-то руку. Через секунду я перестал быть наместником, генералом, сановником.
Я стал просто мужем, который после долгой разлуки увидел любимую жену.
Я забыл обо всех правилах, плюнул на этикет, сдёрнул с себя маску высокопоставленного лица и совершенно по-мальчишески бросился по перрону, крича во всё горло:
— Агнесс!!!
Она приехала. Душа моя пела.
Я схватил жену в охапку и закружил её, забыл про мир, про войну, про людей вокруг. Пусть смотрят, пусть завидуют!
Но голос Тройера вернул меня на землю.
— Ваше сиятельство… — он помедлил. — Извините, что в такой момент.
Я посмотрел на него, ещё не веря, что реальность снова ворвалась в мою жизнь.
— Японцы начали высадку. Только что пришла телеграмма.
Глава 19
ПОРТЪ-АРТУРЪ. Приказъ Намѣстника князя Баталова.
'Въ виду начала войны и продолжающегося пьянства предлагаю полицмейстеру г. Портъ-Артура закрыть всё кабаки и питейные заведенія и строго слѣдить, чтобы не было тайной продажи водки у китайцевъ.
ПОСЛѢДНІЕ ИЗВѢСТІЯ
ВАШИНГТОНЪ. Статсъ-секретарь Гей по телеграфу поручилъ американскому послу въ Петербургѣ Макъ-Кормику запросить русское правительство о томъ, что оно намѣрено предпринять для облегченія возможности вернуться на родину мирному японскому населенію, находящемуся въ Сибири. Японскій посланникъ Такаири сообщилъ Гэю, что болѣе 40 000 японцевъ находится въ настоящее время въ Сибири и вынуждены терпѣть лишенія по случаю войны.
МОСКОВСКАЯ ЖИЗНЬ. 4 марта скрылся изъ г. Рыбинска ученикъ городского училища Иванъ Сысоевъ, 15 летъ, сынъ переѣзднаго сторожа Петра Сысоева, при ст. «Рыбинскъ» Московско-Ярославско-Архангельской желъ. дороги. Одновременно съ Иваномъ Сысоевымъ исчезъ и его товарищъ Дубровинъ, 14 летъ, который на дняхъ хвалился передъ своими сверстниками, что онъ и Сысоевъ рѣшили отправиться добровольцами на Дальній Востокъ. Къ розыску приняты надлежащіе мѣры.
СОФІЯ. Бывшій предсѣдатель македонскаго главнаго комитета, поэтъ и депутатъ Стоянъ Михайловскій опубликовалъ слѣдующее воззваніе: «Во имя славянофильской идеи, во имя твердой вѣры въ славянское чувство взаимности и солидарности, мы выражаемъ наше братское сочувствіе и благопожеланія могущественному русскому оружію, восклицая: да здравствуетъ Великій Покровитель славянства, да здравствуетъ всемогущественная, побѣдоносная Россія».
Срочное совещание я провел в рекордно короткие сроки. Мое дело маленькое — обозначить координацию, да дать напутствие тем, кто в этом не очень и нуждается. Где там застрял Куропаткин? Пора бы уж и явиться к месту несения службы.
Кстати, именно на этом сборище я впервые увидел Стесселя, «героя» обороны Порт-Артура в моей истории. Анатолий Михайлович выглядел как настоящий генерал — величественная осанка, взгляд свысока, презрительная усмешка. Разговаривал с окружающими через губу, будто делал всем огромное одолжение. Доживи такое до революции — точно на штыки поднимут, даже если шинели на красной подкладке на нем не будет. И сейчас командует Квантунской группировкой. Что-то мне помнится, со сдачей Даляня не то было, но память меня подводит. Помедитирую, попробую освежить знания. Вряд ли он там геройством отличился.
Поговорили, еще раз посмотрели на карту, где было отмечено место десантирования сил противника неизвестной пока численности, да и разошлись. Озвучивать желание отправить туда «Агнесс», чтобы потренировалась на транспортах, не стал. Слишком много слушателей. Кому надо, и так узнают.
И помчался я на всех парах в свою резиденцию, где меня ждала жена. На вокзале, к сожалению, удалось поговорить буквально несколько минут — и всё, пора служить отечеству. К тому же вокруг куча народу, почти каждый из которых считает, что должен находиться к наместнику поближе, а то вдруг пропустит нечто важное. Только и удалось поцеловать её, да сказать, чтобы устраивалась и ждала.
За время моего отсутствия даже самая медлительная дама могла бы и ванну принять, и наряд выбрать — желательно тот, который обладает способностью быстро сниматься и обременён минимальным количеством застёжек, чтобы мужа встретить как полагается. Агнесс не подвела — наверняка о моих передвижениях кто надо просигналил, и накрытый стол ждал меня. Вместе с женой, конечно. Думаю, она и прислугу уже начала к своим потребностям приспосабливать.
Я сел напротив, налил себе вина и, не теряя времени, перешёл к делу:
— А теперь, дорогая моя, хотелось бы услышать краткое изложение причин, почему ты дошла до такой жизни и что мешало отвечать на мои письма и телеграммы?
Агнесс вздохнула, сделала глоток чая.
— Как только ты уехал, я сразу поняла, что допустила ошибку, отпустив тебя одного.
