крестьян и трудовой интеллигенции остался упорный беспросветный труд в тюремной обстановке» (отрывок из статьи, напечатанной в четырнадцатом, последнем номере «Известий ВРК» от 16 марта 1921 года)[173].
Вполне понятно, что основными мишенями для критики были Зиновьев и Троцкий, «сидящие в мягких креслах в светлых комнатах царских дворцов и прикидывающие, каким образом лучше всего пролить кровь мятежников»[174].
По вполне понятным причинам балтийцы ненавидели Зиновьева. Обладая практически безграничной властью в Петрограде, Зиновьев успешно подавил забастовки петроградских рабочих, а теперь еще и унизился до того, что взял в заложники членов семей мятежных моряков. Но ненависть, которую матросы испытывали к Троцкому, не идет ни в какое сравнение с их чувствами в отношении других. Военный комиссар, председатель Реввоенсовета, Троцкий должен был ответить за резкий ультиматум от 5 марта и за приказ перейти в наступление. Матросы не жалели эпитетов, говоря о Троцком: «кровожадный фельдмаршал Троцкий», «новоявленный Трепов», «Малюта Скуратов… предводитель коммунистической опричнины», «злой гений России», который «словно ястреб набросился на наш героический город», монстр, тиран, «стоящий по колено в крови рабочих». «Слушай, Троцкий! <…> Коммунисты выливали ушаты грязи на вождей Третьей Революции, отстаивающих истинную власть Советов, а не бесчинства комиссаров» («Известия ВРК» № 7 от 9 марта)[175].
Мятежники, строго следуя народническим традициям, провели четкую линию между Троцким и Зиновьевым с одной стороны и Лениным – с другой, между боярами-предателями и царем, от которого скрывали народные страдания. Низшие классы в России традиционно направляли свой гнев не против царя, который был «отцом родным», «помазанником Божьим», а против его коррумпированных, коварных советников. Угнетал бедных не диктатор. «Бог высоко, царь далеко», – гласит старая русская пословица. Во всех бедах виноваты помещик и чиновник, которые обдирают крестьянина и горожанина как липку.
Довольно любопытно, что во время кронштадтских событий поведение Ленина соответствовало этому представлению. В первую неделю, когда Троцкий и Зиновьев выкрикивали угрозы в адрес мятежников и готовили атаку на Кронштадт, Ленин находился в Москве, и его участие в событиях заключалось только в подписании приказа от 2 марта, в котором Козловский и его предполагаемые сообщники были объявлены вне закона. Ни разу мятежные «Известия» не упомянули его имени, когда поносили «жандармов» Троцкого и Зиновьева за «сокрытие правды» от народа[176].
Однако 8 марта на открытии X съезда партии Ленин вышел на трибуну и заявил, что движение сил происходит под лозунгом «свободной торговли», а потом добавил: «Оно было за Советы и лишь против диктатуры большевиков», не забыв припутать «белых генералов и мелкобуржуазную анархическую стихию». После этого выступления ВРК впервые высказал критику в его адрес. Крестьяне и рабочие, писали «Известия ВРК», «никогда не верили словам Троцкого и Зиновьева», но не ожидали, что Ленин свяжется с этими «лицемерами». В статье его назвали «царь Ленин», и теперь уже критика неслась в адрес «Ленина, Троцкого и Кº»[177].
Несмотря на это, даже теперь к Ленину относились с долей симпатии, отделяя его от «кровожадных» помощников. Вот что писали по этому поводу «Известия ВРК» от 14 марта: «Не так давно на дискуссионном собрании о профсоюзах он говорил: «Все это мне смертельно надоело, и я независимо от своей болезни рад бы все бросить и бежать куда угодно». Но бежать ему не дадут его единомышленники. Он находится у них в плену и должен клеветать так же, как и они. А с другой стороны, и политика партии такова, что проведению ее в жизнь препятствует Кронштадт, требующий не «свободной торговли», а подлинной власти Советов»[178].
Как тут не вспомить старые сказки о добром царе – беспомощном пленнике бояр-предателей. Когда в Кронштадте портреты Троцкого и других большевистских лидеров сорвали со стен кабинетов, портреты Ленина продолжали висеть, где висели.
Даже после того, как восстание утопили в крови, отношение к Ленину не изменилось. Находясь в финском лагере для интернированных, Яковенко, заместитель председателя ВРК, в разговоре дал ясно понять, что Ленин не имеет ничего общего со своими помощниками. Во время Октябрьской революции Яковенко сражался на стороне большевиков и был возмущен действиями партии, предавшей идеалы революции и не выполнившей обещания. Побагровев от гнева, он бросал обвинительные слова в адрес «убийцы Троцкого» и «негодяя Зиновьева». «Я уважаю Ленина, но Троцкий и Зиновьев тянут его за собой. Мне бы хотелось задушить этих двоих собственными руками»[179].
Для мятежников Троцкий был живым воплощением военного коммунизма, всего того, против чего восстали моряки. Его имя было прочно связано с централизацией, милитаризацией и железной дисциплиной. По вопросу о профсоюзах Троцкий занял жесткую, догматическую позицию, в отличие от тактичного, примирительного ленинского подхода. Троцкий не воспринимал крестьянство как революционную силу, в то время как Ленин всегда считал, что для удержания власти необходимо привлечь крестьян на свою сторону. Троцкий был нетерпим, высокомерен, несдержан в проявлении чувств. В своем знаменитом «Завещании» Ленин назвал его излишне самоуверенным. Сам Ленин был человеком без всяких претензий, скромным в быту и за это пользовался уважением простых людей.
Кроме того, он был родом с Волги – из самого сердца крестьянской России. Скромный, ведущий аскетический образ жизни, обычный сын России, деливший с народом все горести и доступный во времена тяжелых испытаний. В отличие от Ленина Троцкий и Зиновьев были евреями и отожествлялись скорее с международным крылом коммунистического движения, чем с Россией; Зиновьев действительно был председателем Исполкома Коминтерна. По мнению ВРК, во время Гражданской войны Троцкий был виноват в смерти тысяч невинных людей «отличной от его национальности»[180].
В то же время мятежники категорически отрицали свой антисемитизм, но совершенно ясно, какие чувства они испытывали по отношению к евреям. Многие из балтийских моряков были родом с Украины и из западных приграничных областей – центров антисемитизма в России. Во все тяжелые для страны времена евреи были козлами отпущения. Крестьяне и рабочие традиционно испытывали недоверие к «иностранцам». Революция избавила их от помещиков и капиталистов, и теперь их враждебность была направлена против коммунистов и евреев.
Моряки, кстати, узнали о том, что Троцкий и Зиновьев евреи, только из антисемитской пропаганды, проводимой белыми во время Гражданской войны в попытке связать коммунизм с еврейским заговором. «Бронштейн (Троцкий), Апфельбаум (Зиновьев), Розенфельд (Каменев), Штейнберг – все они подобны тысячам других истинных сынов Израиля», – было написано в листовке, обвиняющей большевиков-евреев в заговоре с целью завоевания всего мира[181].
Из воспоминаний матроса, находившегося во время восстания на военно-морской базе в Петрограде, становится ясно, что выдумки, подобные этой, ходили по всему Балтийскому флоту.
В одном месте он с особой злобой нападает на большевистский
