Стрелять умеешь?» — «Из ружья стрелял. Матросом ходил». — «Сколько лет? Грамотный?» — «Семнадцать. Пишу без ошибок». — «Ладно, грамотные нам нужны, — моряк хлопнул Николая ладонью по плечу. — Пойдем со мной!»
Эх, как обрадовался Николай! Дадут красивую форму, поставят к пушке или на руль. Рвался в бой, хотел проявить себя, но, увы, моряк в кожанке определил его в штаб перепечатывать на «ундервуде» приказы, донесения и всякие прочие деловые бумаги. «Это тоже необходимо, — строго сказал Кузнецову моряк, видя его разочарование. — Тебе небось командовать хочется? Нет, браток, сначала научись подчиняться. Еще неизвестно, что труднее».
День за днем, неделю за неделей «строчил» Николай на своем «ундервуде», освоил делопроизводство флотилии, но при каждой встрече с начальниками обязательно просил: переведите в боевой экипаж! Его действительно перевели, но, пока освоился на канонерской лодке, бои на Севере завершились полной победой красных, интервенты были вышвырнуты из Архангельска. Северодвинскую военную флотилию за ненадобностью расформировали, и молодой военмор Кузнецов опять оказался на сухом берегу. И, хотя ему не довелось сделать ни единого выстрела по противнику, он теперь хорошо знал, за что и против кого ведет борьбу партия большевиков, нашел свое место в этой борьбе.
Можно было уехать домой, но Кузнецов остался на службе. Шесть месяцев провел он в Соломбале, во флотском полуэкипаже. Изредка — караульная служба, хозяйственные работы. А в основном — строевая подготовка. Осточертевшие, вроде бы однообразные занятия на плацу по пять-шесть часов в день. Все приемы были отработаны до автоматизма. Тогда это казалось пустой тратой времени, но как раз в те месяцы Кузнецов и стал отменным строевиком, что помогло ему потом и в училище, и во всей дальнейшей службе. Внутренняя собранность, дисциплинированность, подтянутость, выправка — без этого нельзя стать настоящим военным.
Из Соломбалы отправили на Балтику. Целый эшелон молодых моряков. Но для них кораблей, наверное, не хватило, продолжалось обучение на берегу. И тут вдруг вспыхнул Кронштадтский мятеж. Грохотала артиллерия, войска по льду штурмовали восставшую крепость, а Кузнецов со своими товарищами всего-навсего ходил в караул к Адмиралтейству. Получилось опять — «не участвовал».
После мятежа строгая комиссия проверяла весь флот, чтобы избавить его от чужеродных элементов. Кузнецову вроде бы опасаться нечего было, но ведь и заслуг у него никаких не было. Так он считал и был удивлен, когда председатель комиссии посоветовал ему… учиться на морского командира. «Вы молоды, у вас все впереди, — сказал председатель, — а флоту очень нужны люди, преданные рабоче-крестьянской власти». Вскоре Николай Кузнецов оказался в подготовительной школе военно-морского училища, а затем стал курсантом. Занимался прилежно, добросовестно, как делал все, за что брался. И вот он — у гроба Ленина…
Именно тогда — в дни всенародной скорби — созрело у Николая решение вступить в партию большевиков.
В двадцать два года военмор Николай Кузнецов стал коммунистом Ленинского призыва. И потом всегда стремился оправдать эту высокую честь.
* * *
Осенью 1926 года выпускник военно-морского училища Кузнецов удивил своих товарищей по учебе, начальников и преподавателей. В том году была восстановлена давняя морская традиция: лучшие выпускники получили право выбирать флот, на котором желали служить. Отличников оказалось пятеро. Никто в училище не сомневался, какой выбор сделают эти счастливцы, тем более — Кузнецов. Фактически у республики в ту пору имелся только один флот — Балтийский. Здесь сохранились и линейные корабли, и крейсеры, и эсминцы. На севере военных кораблей не имелось. На Тихом океане — несколько миноносок и сторожевик «Красный вымпел» с двумя артиллерийскими орудиями. На Черном море во время гражданской войны часть кораблей была затоплена самими моряками, остальные угнаны за границу белогвардейцами и интервентами. На все море — два эсминца и крейсер «Коминтерн». Да еще достраивался заложенный до революции крейсер «Адмирал Нахимов», получивший теперь название «Червона Украина».
Флот, как видим, был только на Балтике. Четыре кампании отплавал здесь Кузнецов на крейсере «Аврора», на линкоре «Парижская Коммуна», на других кораблях. Побывал в Северном и Норвежском морях, в Атлантическом и Ледовитом океанах. Командир линкора в дальнем походе присматривался к старшекурсникам, доверяя им управлять стальной махиной. Выбирал наиболее подходящих, с его точки зрения, для службы на большом корабле. Особо выделил Кузнецова, прислал запрос, чтобы этого выпускника направили на «Парижскую Коммуну». Можно только позавидовать: считалось, что на линкоре молодой командир проходит хорошую суровую выучку. Да и почетно служить на таком корабле.
Но вот выпускники собрались в своем кубрике. Начальник курса назвал первую фамилию. В ответ — прошу на Балтику. И следующий отличник — тоже.
— Товарищ Кузнецов — вы?
— Желаю служить на Черном море, — прозвучал громкий и четкий ответ. Кубрик загудел. Кто-то дернул Николая за руку: «Опомнись, северный медведь, тебя там жара доконает».
Начальник курса недоумевающе смотрел на Кузнецова.
— Черное море! — повторил Николай.
Почему? Он не мог объяснить ни тогда, ни после. Хотелось повидать южные края, в которых никогда не бывал, звала романтика? Вероятно, было и это. Желание начать службу на корабле, который еще только готовился войти в строй, освоить его досконально, расти, как говорится, вместе с ним? Появлялась и такая мысль. Что-то подспудно зрело, накапливалось у Николая, и потом, в нужный момент, отлилось в твердое решение. Как было когда-то при встрече в Котласе с военным моряком в кожаной куртке. Это, вероятно, было одной из особенностей его характера: он не спешил, не суетился, но если уж делал шаг, то сразу большой и без колебаний.
И вот — назначение в Севастополь, на крейсер «Червона Украина».
Корабль достраивался на заводе, готовился к ходовым испытаниям. Команда жила на берегу, в казарме. Кузнецов был назначен командиром артиллерийского плутонга (батареи) и строевой роты. Каждое утро отводил своих людей на корабль (они помогали рабочим), а сам вместе с инженером проверял готовность помещений, машин, механизмов, различных приспособлений. Хозяевами на корабле были заводчане, моряки пока лишь присматривались. И на всем крейсере не нашлось ни одного помещения, ни одной выгородки, где бы не побывал вахтенный начальник Кузнецов. Дело обязывало, да и самому было интересно.
Боевой корабль — это сложнейшая техника и люди, научившиеся в совершенстве управлять ею. А такое единство рождается медленно, подчас мучительно. Николай Кузнецов оказался свидетелем и участником такого трудного процесса. Он теперь знал, как это бывает. С самых азов.
