ные экспромты времен античности. Председатель
Дюфрен, еще один любитель, состязается с ним в
двусмысленных ученых цитатах. Мишель Шарль
держится с достоинством.
В остальное время в ход идут шуточки, либо
вывезенные из Парижа, либо казарменного толка.
Приглашенные женщины — дамы весьма серьез
ные, но они привыкли к сальностям в конце обеда,
когда содержимое пяти бокалов, стоящих перед
каждым прибором, маленькой радугой начинает
играть в головах. («Мы в семье были очень «эвоэ» —
уверял меня несколько лет назад восьмидесятилет
ний кузен, который никак не мог присутствовать
на этих пирушках Второй империи и вспоминал
скорее о семейных воскресных обедах в Байёле,
когда у старика-гостя, больного раком щеки, че
рез рану сочилось шампанское). В возбуждающей
атмосфере лилльских вторников каждый считает
себя остроумцем, и все безудержно предаются
сиюминутному оптимизму. Париж, куда Мишель
Шарль и Ноэми ездят по меньшей мере раз в год,
никогда еще не был веселее и роскошнее. Рента
растет, дивиденды пухнут на глазах. Дома для ра-
206
бочих, построенные в Рубе, приносят двадцать
пять процентов. В них, правда, недостает окон и
даже дверей. Мишель Шарль, вынужденный вме
шаться в это дело, признает, что их следовало бы
объявить опасными и непригодными для жилья,
но потом говорит себе, что, в конце концов, надо
же как-то расселять рабочих ткацких фабрик и
что владельцы капиталов входят в дело только тог
да, когда уверены в большой прибыли.
Граф де Паликао, завсегдатай вторников, рас
сказывает несколько случаев из китайской кампа
нии, в которой он участвовал: французские пушки
одержали триумфальную победу над бандами жел
токожих всадников, вооруженных, как и подобает
дикарям, палками и стрелами. Эти варвары отказы
вают цивилизованным нациям в концессиях, кото
рые, однако, облегчили бы их положение. Арабы,
кстати, также закрыты для прогресса. В Алжире
солдаты Бюжо, конечно, зашли несколько далеко:
от поселений мятежников, захваченных вечером, к
утру часто оставалась только куча пепла, причем
дикари сгорали вместе со своими лачугами. В кури
тельной, где можно не бояться испугать чувстви
тельных дам, герой признается даже, что было
несколько случаев, когда детей бросали на штыки.
Что вы хотите? Война есть война.
Человек, писавший секретные донесения и, ра
зумеется, присутствовавший на этих вечеринках,
не может нахвалиться мягким и доброжелатель
ным характером Ноэми, и это мнение присутству
ет во всех его докладах: «Несмотря на крайнюю
скромность, в свете она не остается незамечен-
207
ной. Кстати, у нее нет там большого влияния, и
она никогда не пытается его оказывать». Возмож
но, что в амбициях, как и в любви, Ноэми была
существом ограниченным. Возможно также, что
ее безразличие было следствием похвальной и ос
новательной гордости провинциалки, удовлетво
ренной тем, что она есть, и не претендующей на
большее. Я благодарна ей за то, что в гостиных
префектуры она не старалась выставить себя в
выгодном свете.
Докладчик, кажется, составивший неблаго
приятное представление о людях и жизни на
Севере, как бы против воли замечает, что Ми
шель Шарль, «принадлежащий к лучшим фами
лиям страны», «держит себя безупречно» и что
«его манеры отличаются определенной изыскан
ностью». Но «в нем чувствуется фламандское
происхождение». «Ум его не так быстр, но под
личиной добродушия кроется определенная тон
кость. Его умение говорить — замечательно».
«Ум, не предрасположенный к политике», — за
мечает анатом человеческих марионеток, кото
рый в данном случае прав, какой бы смысл,
положительный или нет, ни вкладывать в его
слова. Но «он хорошо разбирается в делах, и
ему нельзя предъявить какие-либо претензии.
Его положение и связи делают его полезным».
С другой стороны, он, несомненно, «достаточно
образован», чтобы вскоре благодаря этому кис
ло-сладкому докладу занять должность вице-
председателя совета префектуры. Официальный
шпион говорит правду. Мишель Шарль всего
208
лишь достаточно, а следовательно недостаточно,
образован. Во всякой сфере деятельности не так
уж важно «идти в ногу со временем», есть даже
определенное преимущество в том, чтобы не по
падать в ловушку модных веяний. Тем не менее
в эпоху Дарвина, с одной стороны, Ренана и Тэ
на — с другой, человек, перечитывающий Кон-
дильяка потому, что учителя в коллеже давали
ему его читать, открывающий время от времени
Тацита, чтобы не забыть латынь, и преподающий
дочери мировую историю, поделив ее на шесть
периодов, от Адама до Людовика XIV, не явля
ется «человеком образованным» в подлинном
смысле слова. Боюсь, однако, что парижский
докладчик судит Мишеля Шарля на том основа
нии, что деду неизвестны «Девица Элиза» и по
следние куплеты Оффенбаха.
По части нравов свыше ему дано официальное
благословение: Мишель Шарль, хороший семья
нин, посвящает себя исключительно ж е н е и де
тям. Что и засвидетельствовано, хотя с
некоторыми всегда приличествующими случаю
оговорками. Но, увы, и писака возвращается к
этому факту с настойчивостью, оправдывающей
любой сепаратизм: «он фламандец». «Физиономия
у него экспансивная, открытая, несмотря на со
вершенно фламандский тип лица», характер у не
го типично фламандский: он, безусловно,
абсолютно лоялен, и я далек от того, чтобы пред
положить, будто он может исказить правду, но он
не всегда говорит ее всю». Доносчик в данном
случае прав. Но двойственность во Франции вре-
209
14-1868
мен Второй империи, разумеется, не была досто
янием только одной презираемой расовой группы.
У Мишеля Шарля это качество определяется
прежде всего привычкой, приобретенной в рели
гиозных коллежах, где умолчание и мысленные
оговорки процветали начиная с XVII века, при
вычкой, часто оборачивавшейся пороком — под
дельной искренностью.
Но для официального стукача гораздо важнее,
каким богатством обладает данная личность. По
сле смерти матери и тестя состояние вышеупомя
нутого лица доходит до ста тысяч франков ренты.
Это крупное состояние играет роль поводка. «Он
слишком дорожит тем, что имеет, а потому слу
жит преданно правительству императора». Слово
«преданно» в данном контексте вызывает улыбку
просто Мишель Шарль никогда не допустит ошиб
ки и не свяжется с либералами, чей «скрытый со
циализм» является угрозой собственникам.
Империя остерегается левых.
Не забыты ни легитимизм родных Мишеля
Шарля, ни орлеанизм — как его собственный, так
и тестя, который в другом официальном донесе
нии получает по заслугам: «Довольный орденской
ленточкой и важным постом председателя лилль-
ского суда, успокоенный (и не он один) своей не
сменяемостью», Амабль Дюфрен поддержал
кандидатуру орлеаниста, депутата П., родственни
ка зятя, и с сарказмом отзывался о режиме. Уве
ренно чувствующий себя «благодаря своему
положению и связям», зять тоже не внушает осо
бого доверия, к счастью, он по крайней мере меч-
210
тает об ордене Почетного легиона. Несмотря на
недавнее постановление суда в Азбруке, доклад
чик упорно именует господина К. де К. всего лишь
Кленверком, что, как ему кажется, больше соот
ветствует фламандской физиономии Мишеля
Шарля. Он упрекает деда в том, что тот, щеголяя
старорежимным именем, хочет «втереться в среду
мнимой местной знати». Выражение «мнимая
знать», сорвавшееся словно плевок с пера, выдает
в этом слуге мнимого Бонапарта якобинскую сущ
ность, всегда кроющуюся в сердцах многих фран
цузов. Мой дед может сколько угодно
усердствовать в исполнении своих служебных
обязанностей, заменять супрефекта в Дуэ и пре
фекта в Лилле, принимать «соответствующие ме
ры», какими бы они ни были, «во время
покушения Жеранши на Его Величество импера
тора» он находится на заметке. Империя опасает
ся правых.
Ноэми в декольтированном платье из черного
бархата, с красной бархатной розой в волосах,
словно Донья Соль * в «Комеди Франсез», поигры
вает тонким шарфом из индийского муслина, не
догадываясь, что один из приглашенных, второй
раз положивший себе спаржу под голландским
соусом, холодно замечает, что «дом ведется са
мым что ни на есть надлежащим образом». Ми
