И вот теперь, узрев среди деревьев причудливо движущиеся светила, в туманящемся от усталости разуме молодого охотника зародилась мысль, что их стоны, да еще смерть косолапого зверя, вполне возможно, призвали действительных хозяев леса — духов. Но несмотря на это холодящее душу приближение, Чеслав продолжал продвигаться навстречу загадочным сполохам.
«Будь что будет... Будь что будет...» — то ли шептал, то ли мысленно повторял он при каждом шаге. Нет, он не испытывал чувства страха, сжимающего невидимой рукой что-то в груди, что, наверное, было его душой. Сжимающего настойчиво, неумолимо, до тревоги и боли. Наверное, свою долю переживаний на сегодня он испил до дна. И теперь все усиливающаяся усталость притупила в нем чувство опасности.
А огни, похожие на очи чудищ, все ближе и ближе — то там, то там возникают из-за деревьев... Разгадка светящихся глаз пришла внезапно. В какой-то момент Чеслав увидел, как из-за раскидистой ели появилась фигура мужа, освещенная огнем, что горел у него над головой. И тогда парень понял, что навстречу ему шли люди с горящими головешками в руках. Вот уже и приглушенные голоса можно различить. .. А он-то, одурманенный усталостью, думал...
Внезапно чей-то резкий голос тревожно вскрикнул, и все остановились. Вскрикнувший показал рукой в сторону, где находился Чеслав, — очевидно, заметил его приближение. Ватага стала напряженно всматриваться в темноту.
Собравшись с остатками сил, чтобы скорее дойти туда и развеять их настороженность, Чеслав сделал еще несколько поспешных шагов и едва не упал, зато наконец- то попал в свет факелов. Но, на удивление, его появление вызвало еще большее замешательство среди ватаги. Стоящие впереди мужчины даже сделали невольный шаг назад. Неподдельный ужас отразился на их лицах, а ведь среди них было много храбрых мужей, не раз ощущавших дыхание смерти совсем рядом. И тогда Чеслав понял, что этот ужас вселяет в них он своим видом: практически голый, покрытый запекшейся кровью, с неподвижной девой на руках... Узрев такое среди ночи, когда самый разгул духов, редкий смертный не дрогнет.
— Неужто не признали Чеслава — сына Велимира? — произнес он, с трудом ворочая языком.
Его слова внесли оживление в ряды мужчин. Один из них подался вперед, и Чеслав распознал в нем Хрума. Только теперь глава селения совсем не был схож на себя прежнего. Куда подевались его обычное балагурство и лукавство, желание верховодить в разговоре? Глубокие морщины залегли на его будто застывшем, посеревшем лице. Руки, что невольно потянулись было к родной крови, вдруг замерли, словно невидимое препятствие не позволило им далее двигаться, и, дрожа, опустились. А глаза, прикипевшие к безвольно свисавшему с рук Чеслава телу дочери, выдавали откровенную боль и тревогу. Но как ни трудно было его очам оторваться от тела дочери, он все же сделал усилие и посмотрел на Чеслава. И теперь в глазах Хрума пылало подозрение и даже лютая ненависть.
— Жива? — с нескрываемой враждой и примешавшимся к ней страхом спросил он.
— Жива... — одним выдохом ответил юноша и почувствовал, как руки с девушкой стали опускаться помимо его воли.
Мужчины тут же подхватили ускользающую ношу, а поскольку Чеслав и сам едва не рухнул на землю, поддержали и его.
— Что сталось, парень? — долетел до него голос Тура.
— Косолапый... Деранул девку.
Все, что случилось далее, Чеслав помнит смутно, какими-то кусками, словно видел все происходящее с ним и вокруг него сквозь рваную, окровавленную и пошматованную медведем сорочку. В одной из таких прорех видел парень, как, поддерживая, повели его, едва что не понесли, к реке и отмыли от крови, а затем, в другой прорехе, как отвели в дом, и там какой-то дед осматривал его раны и прикладывал к ним прохладные тряпицы, пропитанные пахучими мазями. Потом откуда-то возникло озабоченное и перепуганное лицо Кудряша, который что- то спрашивал, и Чеслав силился что-то ему ответить, но все с убывающим желанием, пока совсем не стало мочи шевелить губами и сам Кудряш не начал таять, уплывая куда-то в тягучую, усталую темень покоя. А далее — ничего...
Где-то в далеком далеке журчит быстроводный ручей... А вот уже вроде и не ручей, а стекающая речная вода, которой смывали с него засохшую кровь... А вот уже и не вода вовсе, а чей-то приглушенный говор... И бубнит, говорит, щебечет... А вот уже на этот неугомонный голос шикнул другой, строгий, и наступила тишина...
Ощущение приглушенной боли в нескольких местах и воспоминание о причинах этой боли давало понять, что он уже не спит. Осталось только открыть глаза, что Чеслав и поспешил сделать.
Первыми он разглядел беззаботно резвящихся над ним двух мух, а далее, выше, деревянные посеревшие жерди, покрытые камышом. Молодой муж, повернув голову, обнаружил, что находится в доме Тура, что в самом жилище никого нет и что, судя по проникающему сквозь оконницу и открытые двери солнечному свету, проснулся он днем.
Откинув рядно, Чеслав неторопливо сел на лежаке и принялся осматривать тревожащие его раны. В голове немного шумело, но скорее от долгого и глубокого сна, чем от нездоровья, потому что юноша вовсе не ощутил себя больным. Сразу после битвы из-за залившей его медвежьей крови и не разглядеть было, где когти косолапого оставили глубокие раны, а где так — царапины. На его счастье, серьезных ран оказалось не так много, и они были заботливо прикрыты тряпицами с целебным зельем. А ночная слабость была, скорее, результатом усталости после сражения с медведем и долгого пути с девушкой на руках.
Он уже хотел встать и искал глазами свою одежду, позабыв, что накануне она была изодрана, когда в дом вошли Кудряш и Умила.
— Проспался, героюшка? — искренне обрадовался, увидев его, друг. — А мы уж ждали, ждали, когда же ты сном насытишься, а тебя и за уши не оттащишь, лежебоку...
Под любопытным взглядом Умилы, что и не подумала его отвести, Чеслав прикрыл свою наготу рядном.
— Мне бы одежку какую... — пробормотал он и посмотрел на девушку.
А та, озорно хохотнув, закатила глаза и выскочила за дверь. Кудряш вмиг подскочил к лежаку, на котором сидел Чеслав.
— Ну, сказывай!
С горящими любопытством глазами он разве что не пританцовывал.
Кудряшу явно не терпелось разузнать подробности приключившегося с Чеславом, поскольку вчера из скудных ответов друга он мало что смог почерпнуть.
— Чего сказывать-то?
— Да как же, ведь такой переполох устроили! — даже удивился непонятливости Чеслава Кудряш. — Сперва девку кинулись искать, а ее что корова языком слизала. А потом ты весь в кровище заявился да с ней недвижимой на руках... А еще про медведя... ты сказывал...
— А что с Желанью? — прервал его Чеслав.
Кудряш махнул рукой:
— Опамятовала девка, но очень уж слаба пока что. Зато Хрум... И сам приходил сюда уже несколько раз, и сыновей присылал разузнать, не проснулся ли ты.
Чеслав снова увидел, каким черным взглядом стеганул его вчера глава рода. Вот это запомнилось хорошо.
— Да расскажи, как ты медведя-то поборол! — наседал на него Кудряш.
— Да как? Случаем вышло...
В отличие от непоседливого друга, Чеслав пребывал в расслабленном состоянии. Очевидно, остатки сильной усталости все еще бродили в его молодецком теле.
— Я тебе потом все поведаю, Кудряша, день-то длинный. Мне бы Желань повидать...
— Да какой день? Вечер уже на подходе! — сообщил неугомонный Кудряш. — А девка совсем еще слаба. Чего на нее смотреть?
Вечер... Выходит, он весь день проспал. Неудивительно, что в голове так шумит.
У порога послышались шаги. Чеслав ожидал увидеть Умилу, что раздобыла какую-нибудь одежду для него, но вместо нее в дом вошел глава городища Хрум. А за ним в проеме двери появились любопытные лица Тура, его жены и других обитателей городища. И судя по гулу голосов, уважительно-приглушенному, но довольно густому, их там собралось немало.
Завидев главу селения, Чеслав, помня последнюю встречу с ним, внутренне собрался для достойного отпора. Но Хрум, остановившись шагах в трех и пристально глядя на него, заговорил не сразу, казалось, решая, с чего начать. По его лицу сложно было угадать, с какими намерениями пришел он сюда. Затем, похоже, определившись, почтенный муж шумно вдохнул и, проведя ладонью по лицу, зычным голосом зарокотал:
— Я сегодня возблагодарил богов Великих в капище нашем, принеся им жертву щедрую за спасение дочери моей... — И помолчав, продолжил: — А теперь вот пришел тебе поклониться, парень.
Хрум и впрямь поклонился Чеславу глубоким поклоном.
А тот при этом ощутил некую неловкость и даже лицом покраснел: «Что я, идол в капище священном?» Стоявший же рядом Кудряш от неожиданной торжественности плюхнулся на лежак.
Хрум, кашлянув, будто в горле запершило, продолжил:
