— Ты — правая рука Аднана Саркиса, если верить слухам, один из его преемников, успел отсидеть несколько тюремных сроков, но в глубине души остаешься маленьким мальчиком, который хочет доказать всему миру, как он крут, Ливий. Возможно, потому, что тебе пришлось быстро вырасти. Сезар рассказал мне твою историю. Взрослея, ты наблюдал больные отношения двух очень несчастных существ. Неудивительно, что у тебя нет потребности в создании эмоциональных связей. Ты боишься чувств. Думаешь, что это больно, и что такая дорожка в итоге приведет к повторению истории твоих родителей. Но ты — не твой отец, Ливий. Он прошел свой путь, а ты проходишь свой. В этом мире женщина может худо-бедно жить без мужчины, а мужчина без женщины чувствует себя неполноценным. Что бы он ни делал, это не имеет смысла, если за его спиной нет любовницы или жены. И я не имею в виду случайных проституток, с одной из которых ты когда-то впервые вкусил запретный плод.
Отложив вилку, Ливий выпрямился на стуле и посмотрел ей в глаза.
— Готов допустить, что ты права во всем. Но до банкротства и самоубийства отца довела женщина. Чуть ли не каждая религия говорит, что от них все зло в мире. Их можно впускать в свою постель, но стоит впустить в сердце — и…
Эоланта рассмеялась, подошла к Халифу и положила руку ему на плечо.
— И что же будет, если ты впустишь женщину в свое сердце? Разве ты страдал, думая о мне в тюрьме? Разве кто-то привел тебя в мой дом силой, помимо твоей воли, закованным в наручники? А даже если и так, я никогда не видела таких счастливых пленников. Чувства придумали боги, и мы должны ими наслаждаться.
— Чувства туманят рассудок. Стоит зазеваться — и ты уже в яме, откуда вовек не выберешься.
Склонившись чуть ниже, она обняла Ливия за шею и прижалась щекой к его щеке.
— Все мужчины боятся чувств. Это территория женщин. Здесь у мужчин нет никакой власти. Отношения — это хрупкий баланс. Сила и слабость. Солнце и луна. У каждого есть свое место. Мужчина покоряет, женщина покоряется, но на территории чувств она всегда остается госпожой. Ты — мой король, а я — твоя королева. Великая Тьма свела наши пути, и это не было случайностью. — Обняв своего мужчину крепче, Эоланта спрятала лицо в его волосах и вдохнула их запах. — Ты такой красивый мальчик, Ливиан. В тебе столько страсти и нерастраченной нежности. Я готова сделать все для того, чтобы ты больше никогда не оставлял меня. Я хочу засыпать и просыпаться рядом с тобой. Будить тебя, смотреть в глаза и целовать, забыв обо всем. Стоит тебе попросить — и я брошу все. Поеду за тобой куда угодно, пусть бы и на другой конец света. Я искала тебя во всех своих мужчинах…
— Ох, простите, кажется, я снова не вовремя, какой конфуз.
Неслышно вошедшая Кантара водрузила на стол графин с апельсиновым соком, протянула Ливию маленькую тарелку с нарезанным дольками зеленым перцем и взяла два чистых стакана.
— «Не вовремя» — это твое второе имя, сестрица, — улыбнулась Эоланта, занимая свое место.
— Вы — сама вежливость и обходительность, миледи, — поблагодарил Кантару Халиф. — Это перец из вашего сада?
— Да. Если хочешь, в следующий раз пособираем вместе. Главное — не заходить в ту часть сада, где растут по-настоящему острые перчики. Они любят воду, их так и тянет к бассейну. Понял намек?
— Почту за честь увидеться с амазонками. Я слышал, что они по мне соскучились.
— Смотри, как бы тебя не подали им в качестве главного блюда на ужине, — расхохоталась Кантара, наполняя стаканы соком. — А, совсем забыла сказать, Эо. Звонил Леон Кадар, спрашивал, все ли в силе сегодня вечером. Я сказала, что ты в свои планы меня не посвятила и перезвонишь сама.
Рука Эоланты, успевшей взять вилку, замерла над недоеденным омлетом. Она поймала взгляд Ливия и мысленно обругала сестру за несдержанность.
— Можешь перезвонить месье Кадару и сказать, что наша деловая беседа, назначенная на сегодняшний вечер, отменяется. У меня важный гость.
— О, конечно. Перезвоню прямо сейчас. Я могу сказать, что гость — твой любовник, или стоит выбирать слова поаккуратнее?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты прямо сейчас отправишься в мой кабинет, наберешь его номер и скажешь, что вечером я занята, несносная девчонка.
— Конечно, конечно, — повторила Кантара, и, отойдя от стола, сделала изящный книксен. — Ухожу, ваше великолепие.
— Деловая беседа с начальником тюрьмы субботним вечером? — уточнил Ливий, делая глоток сока. — И почему его должен смущать тот факт, что у тебя гостят любовники?
Отставив тарелку, Эоланта сцепила пальцы в замок. Она хотела начать этот разговор позже, выбрав более подходящий момент. Но дурочка Кантара, как всегда, все испортила.
— Приказ о твоем досрочном освобождении я получила в обмен на услугу личного характера. По доброй воле Леон никогда бы такой документ не подписал. Он спал и видел день твоей казни. Хотел, чтобы кто-нибудь из заключенных заговорил о том, что ты занимаешься работорговлей. А потом нашел бы способ воспользоваться этой информацией против тебя.
— Ты переспала с начальником тюрьмы в обмен на приказ о моем досрочном освобождении? И после этого ты сидишь здесь и споришь со мной, когда я говорю, что все зло в мире от женщин?
Эоланта склонила голову, пряча улыбку.
— Мы используем свои методы достижения целей. Играем на чужих слабостях. А я всегда была его слабостью.
— Судя по тому, что он смеет тебе звонить, слово «была» здесь неуместно.
— Кантара отправит его восвояси и не скажет, что у меня гостишь ты.
Глаза Ливия, мгновение назад спокойные, как гладь заповедного озера, стали холодными и сосредоточенными.
— Пусть скажет. Буду рад, если господин начальник тюрьмы не только узнает об этом, но и явится сюда. Что мне с ним сделать? Снять кожу? Или смилостивиться и даровать быструю смерть? Лучше бы ему прийти. В противном случае я найду его сам.
— Не придавай этому значения, Ливий. Я всего лишь воспользовалась им для того, чтобы получить желаемое.
— Пока я сидел в проклятой камере и думал о тебе, ты резвилась с ним в постели, а теперь говоришь, что я не должен придавать этому значения? — Он поднялся, отодвинув стул. — Вот тебе мое слово. Не пройдет и недели, как этот сукин сын сдохнет, и смерть он примет от моей руки. Уж коли он неровно дышит к тем, кто болтается в петле, повешу его на воротах собственной тюрьмы.
Эоланта молчала, покусывая ноготь большого пальца.
— Не стоит так рисковать, — сказала она. — Вряд ли ты хочешь получить очередной срок за убийство или, если не повезет, болтаться в петле рядом с ним. Зачем его убивать? Припугнуть — и дело с концом.
— Страх, в отличие от смерти, быстро проходит.
— Есть другие способы убийства. Яд, например.
Ливий наставил на нее указательный палец.
— Яд? Кто я, по-твоему — мужчина или мелкий сосунок, который прячется под мамочкиной юбкой?! Яд оставь трусам и женщинам! Я убиваю своей рукой! Как ты могла с ним спать, первые боги тебя побери? Как ты позволила ему к себе прикоснуться?!
Эоланта встала, подошла к нему и попыталась обнять, но Халиф оттолкнул ее.
— Может, я принимаю желаемое за действительное, и все, что ты говорила мне до этого — ложь? Тебе приглянулся плохой мальчик-красавчик, и ты решила заполучить его на пару ночей, воспользовавшись другим мужчиной, а я напридумывал себе кучу глупостей, как влюбленная девка?
— Не говори так, Ливий. Разве этой ночью ты не чувствовал, что я полностью принадлежу тебе? Разве женщина, не испытывающая никаких чувств, целовала бы тебя так? Забудь об этом, и к черту завтрак. Поднимемся наверх. Ты скоро уедешь, я знаю, а мне так хочется…
Он поднял руку, останавливая ее.
— Не прикасайся ко мне. Я уезжаю прямо сейчас. Где живет твой брат?
— Я распоряжусь, чтобы тебе дали машину с водителем. Он знает дорогу в дом Сезара.
— Я могу сесть за руль самостоятельно. Так где он живет?
Эоланта почувствовала, как на глаза наворачиваются нестерпимо горячие слезы, и сжала зубы, приказывая себе успокоиться. На что она надеялась? Ждала, что Ливий, узнав об этой истории, превратится в благородного рыцаря и отомстит за опороченную честь дамы, а потом вернется и упадет в ее объятия? Вряд ли она могла возненавидеть Леона Кадара еще больше, но видят боги — сейчас она была готова убить его лично. Но больше всего она ненавидела саму себя. Даже если бы Кантара не рассказала о чертовом звонке, рано или поздно эта история всплыла бы наружу.
