впервые узнала подробности о том, что тело Криса было найдено посреди дикой природы Аляски. Возможно, Фиш сказал мне тогда, но пропасть между тем, что я услышала, и тем, что усвоила, была широкой и бездонной.
В коматозном состоянии я потащилась вверх по лестнице и приняла теплый душ. Простые задачи – привести себя в порядок и собрать сумку, чтобы Фиш отвез меня к родителям, – вызывали мучения. Я действовала как в тумане, который тянул каждое действие в болезненной замедленной съемке. Я не хотела никуда идти и никого видеть, но чувствовала ответственность за то, чтобы побыть с родителями.
По дороге из города я попросил Фиша остановиться у нашей церкви. Было поздно, но главная дверь все еще была открыта, и когда я вошла одна, слезы все еще текли по моему лицу, я наткнулась на руководителя хора, запиравшегося на ночь.
– Моя дорогая, в чем дело? – тихо спросил он и положил руку мне на плечо.
– Мой брат умер, – тупо сказала я, слыша свои слова как будто со стороны, и тогда они показались мне абсурдными. – Он был в походе на Аляске, и его нашли мертвым.
– О, Боже милостивый. Я только что прочитал об этом бедном молодом человеке в газете. Это был твой брат? – он посмотрел на меня с удивлением. Позже я узнала, что за несколько дней до этого в «Нью-Йорк таймс» опубликовали статью «Умирающий в дикой природе турист зафиксировал весь ужас». В газете не раскрывалась личность Криса, потому что до начала того дня, когда Сэму показали фотографию, власти не могли подтвердить, кто это был. На лице руководителя хора сочувствие, некогда теоретическое, приобрело реальный и острый характер, ведь он смотрел в глаза страдающему члену семьи. Этот взгляд я буду видеть снова и снова, до конца своей жизни.
– Можно мне, пожалуйста, просто немного посидеть в святилище? – спросила я, глядя на ключи в его руке.
– О, конечно, конечно, – согласился он. – Столько, сколько понадобится.
Я прошла по бордовой дорожке между церковными скамьями, по проходу, по которому, как я представляла, Крис должен был повести меня в день нашей с Фишем свадьбы, и упала на колени перед алтарем. Я думала о том, как мы, еще детьми, сидели на скамьях церкви Святого Матфея, уповая на Бога, который защитит нас от бед.
– За что? – закричала я в эхо пустой, похожей на пещеру комнаты. – Почему ты позволил ему умереть? – Я положила голову на ступеньки под крестом и почувствовала, как слезы впитываются в пол подо мной. – За что? – сокрушалась я в адрес Господа. – Что мне теперь делать? Как? Почему ты забрал его у меня?
Я не знала, чего я ищу или на что надеюсь. Я подумала о сиянии, которое я видела вокруг преподобного Смита в детстве. Я хотела почувствовать то же самое вокруг себя. Как будто я ожидала, что потолок разверзнется, что этот свет прольется и исцелит меня, все объяснит, даст мне понимание и принятие. И покой.
Ничего из этого я не обрела. Я вышла из церкви с такой же болью и в таком же замешательстве, как и вошла.
Я рыдала всю четырехчасовую дорогу до Уиндворд-Ки. Я не хотела туда возвращаться. Я не хотела видеть Уолта и Билли.
Мы прибыли ранним прохладным осенним утром. Подъем по высокой лестнице городского дома оказался нелегким: с каждым шагом ноги становились все тяжелее. Но приезд посреди ночи принес желанное избавление от объятий с родителями. Я боролась с жестокой смесью эмоций, которые колебались между печалью и невыносимым гневом.
На следующее утро я, оцепенев, сидела на диване, пока Сэм объяснял Фишу, что к чему. Крис хорошо скрывал свою личность, и полицейским штата Аляска потребовалось почти две недели, чтобы найти нас.
След стал четче, когда житель Аляски по имени Джим Галлиен увидел в газете «Анкоридж Дейли Ньюс» статью о молодом туристе, тело которого было найдено, и по деталям и местонахождению понял, что это, должно быть, тот самый молодой человек, которого он подвозил предыдущей весной. Полицейские Аляски проявили пленку, найденную у туриста, и Галлиен подтвердил, что молодой человек на автопортретах – тот самый парень. Крис сказал Галлиену, что он из Южной Дакоты, поэтому следователи искали его семью там.
Фермер, выращивающий пшеницу в Южной Дакоте, Уэйн Вестерберг, который был хорошим другом и работодателем Криса, услышал по радио сообщение о найденном туристе и испугался, что это Крис – точнее, Алекс, как представился Крис. Он позвонил властям и сообщил им номер социального страхования, который Крис указал в налоговой форме W-4. По этому номеру социального страхования полиция узнала, что Крис был из Вирджинии, а поскольку Уолт и Билли больше не жили в Аннандейле, номер Маккэндлесса, который появился в их справочнике, оказался номером Сэма. Власти отправили Сэму по факсу автопортрет Криса, и он сразу узнал своего брата, хотя молодой человек на фотографии выглядел иначе, чем Крис, которого он в последний раз видел в Уиндворд-Ки.
Итак, поздно вечером 17 сентября Сэм столкнулся с ужасной задачей – сообщить Уолту и Билли, что их сын мертв. Еще он позвонил к нам в мастерскую, но я не ответила. Позже он признался, что для него это стало облегчением, и выразил сожаление, что ему пришлось передать эту ужасную задачу Фишу.
Фишу пришлось ехать обратно на юг, к длинной очереди из машин, которые ждали его внимания в автомастерской. Бо́льшую часть дня я просидела в оцепенении в гостиной городского дома, пока вокруг меня происходили события. Сэм и его жена Мишель приняли на себя обязанности с уверенностью и благородством. Они отбросили все разногласия с Уолтом и Билли и сделали то, что было необходимо. Сэм отвечал на звонки из полиции в Фэрфаксе и из офиса коронера в Фэрбанксе на Аляске. Для окончательного установления личности Криса требовались стоматологические снимки – Сэм позаботился и об этом. Мама отказывалась смотреть на фотографию, пока стоматологическая карта не подтвердит, что это ее сын.
Она сидела на кухне, когда пришло время Сэму принести фотографию. Он положил ее на стол. Я видела, как дрожало все ее тело, когда она поднимала глаза и смотрела на изображение. Слезы капали с носа и подбородка, она пыталась побороть дрожь, а потом из ее тела вырвался нечеловеческий вопль. Сэм обнял ее, и она рухнула со стула на его плечо. Отец стоял рядом в незнакомой стихии, пытаясь понять, как контролировать неконтролируемое, не зная, как справиться с собственной болью, не говоря уже о ее. На
