успеху. Кроме того, на бронетанковые силы в контексте их предлагавшейся профессионализации многие начали смотреть как на «преторианскую гвардию» режима. Сам де Голль в письмах допускал, что одной из задач проектируемой профессиональной армии станет наведение порядка внутри страны[451]. Левые депутаты, таким образом, получили дополнительный аргумент голосовать против военного бюджета, который предполагал бы серьезное наращивание бронетанковых сил.
Едва приняв командование армией, Гамелен, таким образом, оказался в ситуации, создавшей дополнительные трудности для диалога с гражданской властью по вопросам военного строительства. Обстоятельства и без того складывались непросто. Весной 1935 г. французская экономика достигла низшей точки падения. В апреле индекс промышленного производства обновил минимум 1932 г. Кризис охватил все отрасли промышленности. Количество безработных превышало 400 000 человек. Покупательная способность сельского населения упала на треть по сравнению с 1931 г. [452] Бюджет 1935 г. был составлен с дефицитом в 11 млрд. франков. Фланден проводил старую политику сокращения расходов. В июне, возглавив правительство, ее продолжил Лаваль. При назначении в парламенте он получил чрезвычайные полномочия, которые позволяли кабинету министров принимать необходимые решения без предварительного согласия депутатов. Секвестру подверглись почти все расходные статьи. «Поддерживать равновесие бюджета, – говорил о финансовой политике Лаваля Эррио, – это лучшая услуга, которую можно оказать Республике»[453].
В 1935 г. военные рассчитывали начать выполнение программы перевооружения, согласованной Вейганом, Петэном и Морэном. Общие затраты по ней оценивались в 4,6 млрд. франков на пять лет. Первый транш вместе с текущим военным бюджетом должен был составить 1,8 млрд.[454] Предполагалось, что за счет этих средство будут профинансированы работы по разработке и запуску в серию новых типов бронетехники, а также «подготовка промышленной мобилизации» – оздоровление военной промышленности, пришедшей в упадок после 1918 г. и пострадавшей от последствий экономического кризиса, подготовка к ее переводу на военные рельсы[455]. Однако уже в начале года стало ясно, что этим планам не суждено реализоваться. 22 января 1935 г., на следующий день после своего назначения, Гамелен нанес визит Лавалю. «Он уверил меня, – вспоминал генерал, – что при любых обстоятельствах поддержит предложения по обеспечению национальной обороны. Но он попросил меня формулировать их прямо и не просить лишнего; последующие политические шаги должно было предпринимать правительство» [456].
Уже в апреле кабинет министров согласовал сокращение текущего военного бюджета до 500 млн. франков. К июню он уменьшился еще на 100 млн. Реализация программы перевооружения растягивалась по времени с целью сокращения ежегодной нагрузки на военный бюджет[457]. В июне 1935 г. урезанный военный бюджет на 1935–1936 гг. обсуждался в Палате депутатов. Военные принимали минимальное участие в его подготовке, однако и в таком виде он вызвал резкие возражения представителей левых и левоцентристских партий. Столкнувшись с острой критикой со стороны социалистов, кабинет министров пошел на еще большие уступки в вопросе финансирования программы перевооружения армии. В июле председатель Совета министров Лаваль заявил о том, что помимо уже выделенных денег армия не получит новых ассигнований до тех пор, пока не соберется распущенный на летние каникулы парламент[458].
Для Лаваля во главе угла стояли политические соображения. Проблема перевооружения являлась одной из наиболее «токсичных» с этой точки зрения. Растущая угроза извне требовала активизации военного строительства, но ни в обществе, ни среди политиков до сих пор не сложилось консенсуса по этому вопросу. Пацифистские настроения оставались сильны. Левые и центристы, обладавшие серьезным весом в Палате депутатов, исходили из того, что потенциал международного урегулирования в рамках системы коллективной безопасности далеко не исчерпан[459]. Модальность финансирования программы перевооружения представляла собой своего рода компромисс: средства резервировались, но, в случае необходимости, в первую очередь попадали под секвестр и выделялись так, чтобы последнее слово в формировании военного бюджета оставалось за парламентом. В условиях Франции это не только создавало сложности с выполнением плановых заданий по выпуску военной продукции. Еще более неблагоприятным было другое обстоятельство: под угрозой срыва оказывался уже упомянутый план «подготовки промышленной мобилизации».
Военные не случайно уделяли ему особое внимание. Французский военно-промышленный сектор находился не в лучшем состоянии и мало соответствовал задачам форсированного наращивания современных вооружений. «Французская промышленность, – отмечал Жакомэ, – придерживалась традиционной модели организации производства, которое с технической точки зрения явно устарело. Его характеризовала слабая степень концентрации, многообразие изготавливаемой номенклатуры на большинстве предприятий, разнобой типов и моделей продукции, недостаточная производительность внедренных схем организации труда, ветхость помещений и оборудования»[460]. В начале 1930-х гг. во Франции имелось 550 000 металлорежущих станков – меньше, чем в любой другой развитой индустриальной стране. Для сравнения: в Германии в 1930 г. функционировало 700 000 машин такого типа, а в США – более 1 млн.[461] Их средний возраст составлял 20 лет, против 7 лет в Германии и 3 лет в США.
Французское станкостроение насчитывало всего 10 000 рабочих, то время как даже в Швейцарии в этой отрасли было занято 20 000 человек, а в Германии – 70 000. Из 180 французских заводов, производивших станки, лишь четыре имели более 500 рабочих. Каждый год предприятия изготавливали 20 000 станков, что не позволяло полноценно обновлять имеющиеся фонды и обуславливало наращивание импорта. Однако при отсутствии государственных военных заказов регулярная модернизация производства не имела экономического смысла. Даладье, занявший пост военного министра в мае 1936 г., констатировал: «Долгое время Франция не производила современного вооружения, и следствием этого стал очевидный упадок военной промышленности»[462]. Огромные запасы вооружения, оставшиеся после 1918 г., не только тормозили переоснащение армии, но и препятствовали развитию военного производства.
Наиболее технологичные и важные для современной армии военные производства во Франции после Первой мировой войны оставались в руках частного капитала. Не имея заказов от правительства и лишь частично загружая мощности для удовлетворения спроса со стороны иностранных государств, они приходили в упадок. Сталелитейные заводы, за исключением предприятий фирмы «Шнейдер», прекратили изготавливать пушечную сталь. Жакомэ в мемуарах приводит пример артиллерийского завода в Гавре, где функционирование производственной линии, не обеспеченной современным оборудованием, держалось исключительно на выучке и энтузиазме инженеров и рядовых работников[463]. Даладье вспоминал свое удивление после посещения цехов фирмы «Гочкис», в которых артиллерийские орудия изготавливались полукустарным способом, скорее при помощи напильника, чем станка[464]. Организация труда, эффективность производственных цепочек и кооперации, поставки сырья испытывали на себе все негативные последствия подобного положения дел.
Во Франции практически отсутствовало промышленное военное авиастроение. Л. Блюм, возглавлявший французское правительство в 1936–1937 гг. и в этом качестве сталкивавшийся с проблемами перевооружения армии, так описывал ситуацию со строительством боевых самолетов: «По представлению конструкторов мы заказывали прототипы, которые казались наилучшими, очень дорого платили за них, копировали их в небольшом количестве, подготавливали и размножали рабочие чертежи, при необходимости заказывали станки,
