узнал немало интересного и даже неожиданного о греческих моряках. Как правило, это простые люди, которые очень заботятся о своих семьях и аккуратно привозят домой все заработанные деньги. Удивительно, но, вопреки устоявшемуся мнению о моряках, они почти совершенно не пьют (только немного на берегу) и никогда не напиваются. А также сохраняют спокойствие в самых отчаянных обстоятельствах.
Только представьте: Северная Атлантика, чудовищный по силе шторм, наш хрупкий «либерти» бросает из стороны в сторону, а горст ка матросов сидит и спокойно играет в шахматы. И после каждого нового оглушающего удара волны экипаж пытается вычислить, сколько еще таких волн выдержит наш «Алики П.».
Действительно, при шторме эти корабли часто ломались, складываясь пополам, поскольку при их строительстве две половины корабля просто сваривались, а сварка не рассчитана на сильные штормы. Таким образом, искусство капитана определялось тем, насколько далеко от центра урагана он мог удержать судно, независимо от его курса. В общем, в Атлантике в том рейсе сильно штормило, и из Балтимора до Гамбурга мы плыли больше месяца, хотя обычно этот путь рассчитан на неделю плавания.
Пройдя все мытарства штормов и качек, в сентябре 1955 года мы все же пришвартовались в Гамбурге, разгрузили корабль и отдали его в ремонт. Пока судно ремонтировалось, мы около двух месяцев жили там же, в своих каютах.
На второй день нашего пребывания на корабле появилась скромного вида женщина, искавшая капитана. Оказалось, что гостья – его старая знакомая, и капитан принял ее с должным гостеприимством. К моему удивлению, оба начали говорить по-русски.
Я знал, что наш капитан был греком из крымской Феодосии. Что касается женщины, то она оказалась русской, из числа советских военнопленных в Германии. До плена она служила офицером инженерных войск в Советской армии. После войны женщина не могла вернуться на родину из-за того, что в Германии у нее появился ребенок, и ей пришлось присоединиться к международным толпам беженцев и перемещенных лиц, бродивших в то время по Европе. В конце концов, она вместе с дочерью эмигрировала в Австралию, где стала работать на промышленном предприятии.
Рабочие с неопределенным правовым статусом подвергались там страшной эксплуатации, и, по-видимому вспомнив свой советский опыт, бывшая гражданка СССР решила организовать профсоюз. Местная полиция отреагировала на ее действия обвинением в «красной агитации» и выслала активистку вместе с дочерью обратно в Гамбург. Там ситуация была сложнейшая – безработица, нищета, – и женщина вновь воспользовалась своим организаторским талантом, объединив еще одну группу эксплуатируемых – на сей раз представительниц древнейшей профессии.
В этой связи она и пришла к нам на корабль – чтобы выяснить настроения моряков и обсудить цены на ее «рабочую силу». Иначе говоря, гостья вновь функционировала как «профсоюзный работник». Поскольку я говорил по-русски, капитан-феодосиец представил меня русской посетительнице в лучших «светских» традициях как молодого преуспевающего студента. Потом они договорились, и на следующий день на нашем вместительном корабле был открыт настоящий притон, который обслуживал весь порт.
Девушки, работавшие в заведении, в свободное время иногда откровенничали с командой. Одна такая девушка, немка, выйдя на палубу подышать воздухом, рассказала мне ужасающую историю своего отца, немецкого офицера, воевавшего в Греции и участвовавшего в антипартизанской операции в горах Пелопоннеса в ноябре 1943 года. Вместе с несколькими своими солдатами он попал в плен к партизанам. Греческие партизаны-коммунисты устроили над пленниками показательный военно-полевой суд, истязали и под конец повесили.
В отместку немцы разрушили близлежащий городок Калаврита и расстреляли все его мужское население. Я знал этот городок и впоследствии проверил ее рассказ. Все именно так и было. Меня потрясла и эта история, и пьяная женщина-проститутка, мне ее рассказавшая. Пишу обо всем этом, чтобы показать что война делает с людьми, отдельными человеческими судьбами.
Через месяц ремонт был закончен, и корабль был продан грекам с острова Хиос. Перед тем как покинуть судно, мы оставили все корабельное имущество нашим гамбургским постояльцам. Помню, что капитан приказал мне как завхозу: «Отдай все немцам. Хиотам из-за их скупости не оставим ничего!»
Сойдя с корабля, я и несколько других членов экипажа сели в Гамбурге в поезд и отправились в Грецию по железной дороге. Поезд шел через Германию, Австрию и Югославию. Въехав в Югославию, я впервые оказался в коммунистической стране, находившейся в то время под управлением Тито.
В купе вместе со мной ехали югославские спортсмены, возвращавшиеся с каких-то международных соревнований. Мы быстро нашли общий язык, причем меня тут же пригласили в гости. Я вышел из поезда в Белграде вместе со своими новыми друзьями и дня три провел с ними, главным образом перемещаясь от одного югославского стола к другому. Гостеприимство было потрясающее.
Я чувствовал себя совершенно как дома.
Позже, бывая в Белграде, я останавливался у своих новых югославских друзей, став любителем и почитателем югославской культуры. Для меня эта дружба ушла в прошлое только после того, как ее сломали ужасные междоусобицы, гражданская война, расстрелы, резня, геноцид и, наконец, распад Югославии после смерти Тито. Нечто подобное я испытал после гибели Сухуми и трагедии Кавказа, который я очень любил. Больше я туда ездить не могу.
Это ощущение невозвратимости я испытывал в моей жизни еще дважды: после захвата турками половины Кипра в 1974 году и во время геноцида против индейского населения в Гватемале, последовавшего за свержением уже упоминавшегося правительства Арбенса. В обоих этих местах был непоправимо разрушен мир, каким я его знал. Воистину, жестокость человека по отношению к себе подобным всегда меня потрясала…
Прибыв в Афины из Югославии в декабре 1955 года, я встретился наконец с матерью, сестрой и другими родственниками. Они ж или тогда все вместе на уже известной читателю улице Хрисантемон, в небольшом новом доме, построенном на одном из участков, купленных мамой еще в середине 1930-х годов. Принадлежавшую нам половину дома на Хрисантемон, 23 мама в то время сдавала в аренду. Новый дом был окружен огромным садом, где было много оливковых и миндальных деревьев, большинство из которых – пятьдесят оливковых и пятьдесят миндальных – были посажены моей матерью. На широких верандах этого дома мы с сестрой часто собирали наших друзей. Зимой 1955–1956 года мы провели там много хороших часов и минут.
Примерно в это же время в Афинах появился мой калифорнийский ментор и друг профессор Кэрролл, прилетевший с женой из США в Грецию в творческий отпуск. У меня появилась возможность сделать для этой замечательной пары что-то хорошее, и я вызвался повозить их по греческим достопримечательностям. Кэрроллы арендовали автомобиль, и я на десять дней превратился в шофера.
Путешествие было незабываемым, потому что мы объехали всю континентальную Грецию и повидали все, что
