Безнадежно заглядывая в «коробки», я добралась до последней двери и толкнула ее. Вопреки ожиданиям комната оказалась жилой. В углу тихо урчал холодильник, на столе стояли банка растворимого кофе, сахарница и кружка с надписью «Босс» и, что удивительно, – телефонный аппарат. Здесь же, на клеенке лежал и паспорт. Я открыла красненькую книжечку – Монахов Андрей Сергеевич… Через секунду глаза наткнулись на диван, где, завернувшись в синее байковое одеяло, спал хозяин.
Не желая пугать его, я тихонько сказала:
– Андрей, проснитесь.
Спящий даже не пошевелился. Я слегка повысила тон:
– Монахов, очнитесь.
Ноль эмоций. Небось вчера перебрал и дрыхнет. Но комната не походила на жилище запойного алкоголика. Тут было бедно, но чисто. Единственная дорогая вещь – большой «Панасоник» с видеомагнитофоном и куча кассет, в основном боевики. Очевидно, холостой Монахов любил перед сном поглядеть необременительную киношку. Может, он вовсе и не пьян, а работал в ночную смену и теперь заслуженно отдыхает. Жаль мешать парню, но не сидеть же мне тут до утра.
Твердым шагом я подошла к дивану и потрясла хозяина за плечо.
– Извините…
Неожиданно тело подалось под рукой, повернулось, и на меня глянули широко открытые, какие-то странные голубые глаза.
– Простите, что бужу вас, – по инерции сказала я и в ту же секунду осеклась.
Голубые глаза смотрели не видя. Зрачок оставался неподвижен, он не расширялся и не сужался, веки чуть-чуть опустились, а рот исказила странная полуухмылка-полугримаса.
– Эй, – забормотала я, натыкаясь задом на стол, – эй, отвечайте немедленно, вы что, умерли?
Монахов продолжал молчать, возле дивана валялся исписанный печатными буквами листок бумаги, я ухватила бумажку и выскочила в коридор, объятая ужасом.
Страшно боюсь покойников, хотя понимаю, что это глупо, ничего плохого мертвые сделать не могут и опасаться на самом деле следует живых, вот уж от кого можно ждать гадостей! Но я просто каменею от ужаса при виде трупа.
Наконец мои ноги заработали и понесли меня по коридору. В самом его начале висел телефон-автомат. Никакая сила не могла меня заставить воспользоваться аппаратом Монахова. Я машинально сняла трубку и услышала гудок. Работает! Вот уж странность, но все равно нет жетона. Однако мой палец уже вертел допотопный диск. Послышался треск, потом писк и громкий голос Бурлевского:
– Слушаю!
– Федор, – зашептала я, – Федор!
– Что, это вы, Евлампия?
– Да, я нашла Монахова…
– Ну и молодец, – одобрил продюсер, – теперь вытряхни из него правду.
– Не могу!
– Почему?
– Он мертв.
В трубке воцарилась тишина. Потом Бурлевский сказал:
– Пиши телефон, это майор Костин Владимир, отчество, к сожалению, забыл. Он ведет дело Антона, немедленно звони ему и все рассказывай, в таком случае всенепременно следует поставить в известность милицию.
Мне было нечем записать цифры, но это и не требовалось. Володин служебный, равно как и домашний номер, я знала наизусть.
– Ты слышишь? – спросил Бурлевский.
– Ага, – промямлила я.
– Дождись приезда специалистов и расскажи им все.
– Но я работаю без лицензии…
– Это твои проблемы, – отрезал Федор, – между прочим, я заплатил тебе кучу денег и, кстати, получишь еще столько же, если не расскажешь Костину, откуда взяла сведения о Монахове. Я весь на виду, совершенно не хочу попасть на зуб газетчикам, так что учти, на меня лучше не ссылайся, скажу, что ты врешь!
– А если начнут спрашивать, как я вышла на Монахова?
– Господи, – вздохнул продюсер, – ну что я тебя учить буду?! Сообщишь, будто информаторы донесли. И помни, промолчишь про меня – тут же получишь пять, нет, семь кусков, лады?
– Ладно, – пробормотала я, и в ухо понеслись частые гудки.
До приезда специальной бригады я просидела на лестничной клетке, прямо на ступеньках, одну за другой куря сигареты. Когда прошло минут десять, до меня наконец дошло, что я судорожно сжимаю листок, взятый в комнате покойного. Развернув смятую бумажку, я прочла: «Люди добрые, простите, я плохо жил – плохо и кончу. Думал, с прошлым завязал, но черт попутал. Не могу больше жить, знай, оперок, Зайцеву Верку я прирезал, из ревности, мужика у ней нашел, вот и не снес. Потом, перепугавшись, ножик парню пьяному в руки сунул да убежал. А теперь совесть замучила, спать не могу, жить не хочу, прощайте, сам себе судья. Андрей Монахов».
Я вновь скомкала бумагу и вздохнула. Вот и конец одному расследованию. Все ясно, как божий день. Сначала Вера Зайцева, чтобы украсть у Антона доллары, опоила его водкой с клофелином, а потом явившийся некстати ревнивый любовник прирезал девчонку и, решив свалить убийство на мирно храпящего Антона, сунул ему в руку нож и измазал одурманенного юношу кровью Зайцевой…
На лестнице послышались шаги, и несколько мужчин возникли перед моими глазами. Впереди с мрачным видом шел Володя. Увидав меня, он коротко спросил:
– Где?
Я ткнула пальцем в коридор:
– Там!
Мужики исчезли. Минут через пятнадцать майор вышел и принялся сосредоточенно набивать трубку, которую презентовала ему Катя, уверяя, что она наносит меньший вред здоровью, чем сигареты. Из-за красиво изогнутого куска вишневого дерева коллеги начали звать Володю «Шерлоком Холмсом», но майор плевать хотел на насмешки.
– Сейчас поедем ко мне, и там ты расскажешь все по порядку, – велел Костин, выпуская клубы дыма.
Я с наслаждением вдохнула ароматный дым. Если говорить честно, запах трубочного табака нравится мне куда больше, чем вонючий сигаретный дымок. С большим удовольствием сама перешла бы на трубку, но, боюсь, окружающие осудят.
– Собственно говоря, я мало что знаю. Только имя умершего.
– Оно и без тебя известно, – вздохнул Костин, – Николай Корнилов, неоднократно судимый…
– Нет-нет, – прервала я майора, – Андрей Монахов…
– Если бы ты меня не прерывала на полуслове, – вызверился приятель, – то услыхала бы продолжение. Николай Корнилов, он же Алексей Плетнев, он же Сергей Бортник, он же Андрей Монахов, рецидивист, неоднократно привлекавшийся, постой, что это у тебя?
И он выхватил из моих рук листок.
– Интересненько, – забормотал Костин, изучая предсмертную записку, – зачем утаить хотела?
– Что ты, – испугалась я, – я просто забыла отдать.
– Где нашла?
– У кровати.
– Такую скомканную?
– Нет, это я случайно измяла.
– Ага, понятно, но все равно жутко странно.
– Ничего странного не нахожу, – ответила я, – мужика совесть замучила.
– Данного субъекта давно ничто не мучает, – вздохнул Костин, – а совесть он потерял еще тогда, когда первый раз за убийство сел. Но наш самый справедливый и гуманный суд дал ему не так много, и через четыре года господин киллер вышел на свободу. С тех пор его жизнь – цепь отсидок. Правда, в последнее время он стал осторожен и не попадался нам на глаза. Иди в машину.
Я покорно спустилась вниз и залезла в микроавтобус. Но уехали мы не сразу, а где-то через час. Когда все мужчины расселись по местам и рафик выехал на проспект, один из них, продолжая прерванный разговор, произнес:
– И теперь она стонет, что хочет мопса, никого иного, только этого катастрофического урода. Разве настоящая собака бывает тридцать сантиметров высотой. Вот ротвейлер или пит…
– Ротвейлер весит под шестьдесят килограммов, – вздохнул другой, – и твоя жена с ним гулять не сможет, и притом подумай, сколько такая собачища жрет, станешь только на ее миску работать! Купи ей мопса, самая дамская собака.
– Да звонил уже по объявлениям, – отмахнулся первый, – прямо кошмар! За щенка размером чуть больше чашки хотят 600 баксов!
– Круто, – покачал головой приятель, – значит, не покупай!
– Так надулась и рыдает!
– Послушайте, – решила вмешаться я, – мы хотели в начале января вязать наших собачек, двух мопсих. Если хотите, весной получите щенка бесплатно. Как раз на Восьмое марта преподнесете. Ваша жена приедет и выберет собачку, а домой возьмет чуть позднее, щенок должен два месяца возле матери жить.
– Вы не шутите? – спросил мужик и тут же добавил: – Давайте познакомимся: Самоненко Ярослав Петрович, для друзей просто Слава.
– Очень приятно. А я Евлампия Андреевна, для друзей…
– Лампа, – влез Владимир, – для друзей она Лампа.
– Очень оригинальное имя, – вежливо произнес Слава. – Вы дадите свой телефон?
– С удовольствием, – выпалила я и осеклась. – Только тут проблема.
– Какая? – изумился Костин.
– Видишь ли, мы собрались переезжать на новую квартиру!
– Стоп! – заорал майор.
В ту же секунду рафик мгновенно встал, и пассажиры чуть было не попадали на пол.
– Что случилось? – поинтересовался шофер.
– Ты зачем встал? – изумился Костин. – Езжай себе!
– Так ведь «стоп» скомандовали…
– Не тебе, а ей, Лампе, давай, давай заводи.
