– Ты что, вставал с постели?
– Ну, Саш… Прости. Есть захотелось…
– Надавать бы тебе… – беззлобно ругаюсь я, понимая, что если бы не заезжал к Даше и Серёжке, то успел бы. – А вообще-то, если есть захотел, это тоже хороший признак.
Короче, я опять сам виноват.
– Ладно, дай свой лоб.
Наклоняюсь и касаюсь Ванькиного лба губами, чтобы проверить температуру.
Так… Похоже, тридцать семь и пять.
Ванька же обеими руками обнимает меня за шею и прижимает. Эта его ласка сразу же меня растапливает, и я позволяю ему немного себя удержать.
– Так. Во-первых, держи градусник. Во-вторых – уколы я не отменял пока, – тихонько говорю я.
– Слушаюсь, товарищ начальник, – шёпотом отвечает он и отпускает руки.
Готовлю уколы, поглядывая на часы. Пора вынимать градусник. Угу… Убеждаюсь, что губами измерил правильно – тридцать семь и пять.
– Сколько? – нетерпеливо спрашивает Ванька.
– Тридцать семь и пять. Давай, поворачивайся!
Делаю укол.
– Другим полушарием!
Ванька фыркает и поворачивается. Делаю второй укол.
– Саш… А ты послезавтра на экзамен пойдёшь? – следует осторожный вопрос.
– Чтобы ты опять болтался по квартире?
– Саш… Ну я не буду. Иди на экзамен, если готов, конечно.
– Ладно. Посмотрю на твоё самочувствие. Кашель-то как? Давай-ка я тебя послушаю.
– Кашля почти нет, – говорит Ванька и в этот момент закашливается.
Поднимаю его в сидячее положение и достаю трубку. Как раз со спины можно послушать.
Хрипы, конечно, есть, да и дыхание трудное… А чего я хотел? За два дня вылечить серьёзное воспаление лёгких? Слишком уверились в собственных силах, уважаемый Александр Николаевич!
– Ну как? – несколько выжидательно спрашивает Ванька, когда я его снова укладываю.
– Не очень здорово. Ты хоть на кухню шлялся одетым?
– В одеяло завернулся…
– Ладно… Чего уж теперь. Давай, спи! Я поем и тоже лягу.
Экзамен я всё-таки сдал. Тоже на «отлично». Ванька сейчас чувствует себя гораздо лучше. И дыхание вроде наладилось. Хрипов почти нет. Правда, по квартире ходить я ему пока не разрешаю. Слаб он ещё. Я даже на работе стал появляться. Но в больнице пока через день, с разрешения Юрия Степановича. Отношения у нас с Ванькой всё же какие-то странные. Не получается у меня вести себя с ним так же, как до нашего отъезда в Булун. Что-то или кто-то стал между нами.
А с другой стороны, чем я недоволен? Он правильно мне тогда сказал в Булуне – он теперь уже не тот влюблённый в меня мальчик. Этого мальчика, слава богу, уже больше нет. Есть мужчина! И с этим я не только обязан считаться, но и должен этому радоваться. А самое главное, я должен теперь выстраивать с ним новые, по-настоящему братские отношения.
* * *
Опять всё то же! Не могу спать! Завидую Ваньке. Сопит себе, положив мне голову на плечо. Осторожно перекладываю его на подушку, встаю и, как и прошлой ночью, подтыкаю под него одеяло. Опять иду на кухню курить.
Ванька… Действительно – большой ребёнок. Всё же не могу относиться к нему по-прежнему. Кто в этом виноват? Он? Я? Не знаю… И меня это мучает.
А что значит «по-прежнему»? Может, как раз этого сейчас и не надо? Ванька сейчас болезненно выходит на правильный путь. Я убежден, его «ориентация» не была естественной. Это было искусственно привнесено в его жизнь обстоятельствами внешнего мира. Например, одиночеством. Невостребованностью, что ли… А сейчас он мучительно и для себя, и для меня выздоравливает от своей «голубизны».
Да, я хочу возврата прежней нашей дружной жизни, наполненной добротой, заботой и лаской. Но теперь, в новых условиях, я тем более должен дать ему ласку старшего брата, любящего родного человека. И что же случилось со мной в этот момент? Обида, сидящая где-то далеко внутри?
Ведь ситуация достаточно проста. Я её уже прочувствовал и, кажется, понял, что и как надо делать. Вроде снова есть Ванька. Я с заботой и старанием выхаживаю его. Поставлю на ноги, конечно! Но меня всё время грызёт воспоминание о его бешеных и ненавидящих глазах там, в Булуне. Может, это был момент истины? Получается, я, страхуясь от возможного повторения такого потрясения, отодвинул Ваньку от себя подальше? И в этом я не просто не прав, я виноват! Он прав… «Врач – пациент»… Сухая прохлада… Бедный Ванька! Как ему, должно быть, тяжело это ощущать. Родное моё существо, которому я причиняю боль…
А Даша… Ей тоже из-за меня, наверно, не сладко… Милая моя, добрая Даша, которая меня любит и охраняет от себя самой, поскольку так тверда и самостоятельна. Она прекрасно понимает, что двум медведям… И тут она, наверное, права…
Что у меня в остатке? Да в общем-то – ничего! Болтаюсь, как… известное вещество в проруби. Остаётся работать, работать и работать!
«А исправлять ошибки?» – скрипит внутренний голос.
Раздаются шлёпающие шаги…
– Ты чего не спишь? – входит Ванька, закутанный в одеяло. – Уже три часа ночи!
– А ты чего встал? Я же тебе запретил вставать!
– За тобой пришёл! Пошли спать!
– Завтра я всё равно на работу не пойду, только в больницу вечером. Отосплюсь, – недовольно бурчу я. – И вообще, иди спать, а мне дай подумать и разобраться… во всём.
– Давай вместе…
– Чего вместе?
– Разбираться. Я же знаю, о чём ты думаешь! Я готов выслушать всё, что бы ты мне ни сказал. Я это заслужил… Но, Саш… Я не хочу, чтобы из-за меня ты ещё и не спал. Ты же уже четвёртую ночь здесь сидишь! Сам куришь и меня соблазняешь, – Ванька вымученно улыбается.
Повисает пауза, потому что я не готов к этому разговору, несмотря на то что действительно несколько ночей про всё это думаю. Он садится на табурет с другой стороны стола, распахивает свои глазищи, и… я опять тону. А взгляд такой грустный!
– Что ты на меня уставился? – не выдерживаю я. – И вообще, тебе лежать надо, а не по квартире болтаться. Пошли! Говорить можно и лёжа.
– А я думал, ты мне покурить разрешишь, – разочарованно произносит он.
– А вот… – и машу рукой. – Ладно…
– Приласкал… – хмыкает Ванька.
– Ну всё! Давай в кровать! Я сейчас иду.
Лежим рядом. Ванькина голова, как всегда, на моём плече.
– Вот так – другое дело, – улыбается он.
– Скажи лучше, что сам без моего плеча спать не можешь.
– Ну… и это тоже, – неохотно признаётся Ванька. – Но в Булуне я же как-то обходился?
– У тебя была другая подушка, – не подумав, бросаю я.
Повисает очередная пауза. Понимаю, что брякнул не то, и прижимаю его к себе.
– Ванюха, прости меня…
– Ладно… Проехали… – отвечает он глухим голосом. – Не стоило бы этого трогать.
– Прости… Но, как почти врач, я могу сначала сделать больно, чтобы потом не болело… – и задаю ключевой вопрос, который крутится у меня в голове: – Ты всё ещё её любишь?
– Да нет… Её… После всего… Мне очень стыдно. Сашка… Я очень люблю тебя, моего дорогого брата…
Молчим.
– Можно ещё вопрос?
– Можно.
– Тебе тогда было с ней хорошо?
– Сашка… Ты не обидишься? Хотя я понимаю, что на дураков не обижаются…
– Ты не дурак. Ты – идиот, если думаешь, что я могу всерьёз на тебя обижаться.
– Понял… – он сначала молчит, будто о чём-то думая, потом издаёт мучительный вздох. – Можно, тогда я тебе всё расскажу?
– Нужно!
– Тогда слушай. Ты же знаешь, кто я такой… Я не знал женщины… Когда Света мне говорила про свои чувства ко мне… Она говорила, что со мной поняла, что такое любовь, и что наконец у неё проснулось настоящее чувство. Она говорила, что хочет быть со мной и что, когда я полез за ней в эту трещину, это было добрым знаком для нас обоих. Много чего она говорила…
– И про меня говорила… – подсказываю я, потому что мне интересно проверить свою внезапно возникшую мысль.
– Да… И про тебя… Знаешь… Сначала она про тебя ничего не говорила. Но после того, как у нас всё произошло… Ну ты понимаешь… Это на второй день случилось. Она спросила меня, хорошо ли мне было с ней. Ты же понимаешь… Я – человек совсем неискушённый, не то что ты… Мне действительно было с ней очень хорошо. Прости, но в те минуты я вообще о тебе забыл. Я купался в новых для себя ощущениях. Я ей сказал об этом, не скрывая, что она у меня первая… Она меня, можно сказать, приголубила, пожалела, сказав, что такой сильный человек, как мой брат, наверняка меня подавляет. Она мне говорила, что, находясь под твоим влиянием, я не могу поступать самостоятельно. Она начала объяснять, что мне надо почувствовать себя мужчиной, совершать самостоятельные поступки, не оглядываясь на тебя. Сашка! Она меня так ласкала!.. У меня остатки мозгов отключились. Потом она предложила жить вместе. Сказала, что давно мечтала жить с таким мужчиной, как я… Она называла меня мужчиной!
Отмечаю, что моя мысль уже нашла своё подтверждение.
– Ты что-то хотел сказать? – видно, Ванька увидел моё выражение лица.
– Нет-нет! Продолжай.
– Понимаешь… Как ты говоришь, я повесил сопли. Она сумела заставить меня смотреть на всё, и в том числе на тебя, своими глазами. Возможно, я был ослеплён своей… Хочется сказать – любовью, но только потом, после, я понял, что это была минутная влюблённость неискушённого мальчика. Мы же с тобой когда-то говорили про любовь и влюблённость… Знаешь, она, отдавая тебе должное за моё выздоровление, тем не менее сумела выставить тебя таким монстром! А я, скотина, фактически в это поверил.