минуты или двадцать? Скоро ли это закончится? Свет в помещении еще больше померк, стало почти совсем темно. Внутри серой линзы вспыхнул и разбежался по кругу желтый свет. Эйнара охватила скука, а за ней неожиданная сонливость. Он закрыл глаза; тело вдруг начало тяжелеть. Он хотел было еще раз взглянуть на живот, но руки не слушались. Почему он так сильно устал? Собственная голова на шее казалась ему чугунным ядром. К горлу подступил выпитый утром кофе.
– Постарайтесь уснуть, господин Вегенер, – сказал Хекслер.
Установка загудела еще громче, на живот Эйнара как будто бы легла горячая ладонь. И тогда он понял: что-то не так. Открыв глаза, он успел заметить чей-то лоб, прижатый к темному окошку. Следом там же появился второй расплющенный лоб. Если бы Грета была рядом, сонно подумал Эйнар, она бы отвязала его и увезла домой. Она бы пинала этот зеленый агрегат, пока он бы не заглох. Помещение сотряс оглушительный грохот вибрирующего металла, но Эйнар не мог открыть глаза и посмотреть, что случилось. Будь Грета здесь, она бы велела Хекслеру отключить его адскую машину. Будь Грета здесь… Эйнар не додумал эту мысль до конца, потому что уже погрузился в сон – нет, глубже: в бездну.
Глава двенадцатая
Пока рентгеновский аппарат доктора Хекслера ревел и сотрясался, Грета прижимала лоб к черному стеклу. Возможно, она совершила ошибку; возможно, не надо было отправлять мужа ни к каким докторам. Пожалуй, ей следовало внять его протестам.
По другую сторону окна, привязанный ремнями, на каталке лежал Эйнар. За стеклом, с закрытыми глазами и жемчужно-серой кожей, он выглядел очень красивым. Небольшой нос холмиком выделялся на лице.
– Вы уверены, что ему не больно? – Грета посмотрела на доктора.
– В общем, да, – ответил тот.
Грета боялась, что теряет мужа. Порой ее беспокоило, что Эйнар не проявлял ни капли ревности, если незнакомец на улице задерживал взгляд на ее бюсте. Он обратил на это внимание один-единственный раз, когда был переодет в Лили, и то лишь вздохнул: «Счастливица…»
На прошлой неделе в разговоре с Гретой доктор Хекслер предположил наличие опухоли в тазовой полости Эйнара – причины и бесплодия, и слабо выраженной маскулинности. «Лично я с подобным не сталкивался, однако в литературе описаны такие случаи. Опухоль может никак себя не проявлять, за исключением странностей в поведении». Грете отчасти хотелось верить в эту теорию – в то, что небольшой серпообразный скальпель иссечет эту опухоль, ярко-оранжевую и плотную, как хурма, и Эйнар вернется к нормальной семейной жизни.
За темным окном послышался скрежет металла, однако доктор Хекслер сказал:
– Все в порядке.
Эйнар извивался на каталке, ремни впивались ему в кожу. Они так сильно натянулись, что Грете стало страшно: сейчас ремни лопнут, и тело Эйнара слетит с каталки.
– Долго еще? – спросила она у Хекслера. – Все точно работает как положено?
Она теребила кончики волос, думая о том, до чего они жесткие, и одновременно сознавая, что если с Эйнаром случится что-то плохое, то она окажется в полной растерянности.
– Рентгеновский снимок делается не быстро, – сказал Владемар.
– Ему больно? – продолжала беспокоиться Грета. – Мне кажется, он страдает.
– Процедура практически безболезненная, – сказал доктор Хекслер. – На коже может появиться слабый ожог или изъязвление, но и только.
– Его будет немного подташнивать, – прибавил Владемар.
– Это для его же пользы, – заявил доктор.
Лицо Хекслера выражало спокойствие, короткие черные ресницы обрамляли глаза. В начале каждого предложения он слегка заикался, однако голос звучал уверенно и веско. Как-никак, в клинике доктора Хекслера лечились первые богачи Дании, чьи рыхлые животы нависали над ремнями и которые в своем стремлении произвести как можно больше резиновых сапог, минеральных красителей, суперфосфатов и портланд-цемента полностью утрачивали контроль над тем, что находилось ниже ремня.
– И даже если внутри у вашего мужа сидит сам дьявол, – снова вмешался Владемар, – я его оттуда изгоню.
– В этом прелесть рентгеновских лучей, – сказал Хекслер. – Они выжигают все плохое, не причиняя вреда. Не будет преувеличением назвать их воздействие чудом.
Врач и его ассистент улыбнулись, блеснув зубами в отражении на черном стекле, и Грета ощутила под ложечкой тугой узел сожаления.
Когда все закончилось, Владемар перевел Эйнара в комнату с двумя маленькими окошками и складной ширмой на колесиках. Эйнар проспал целый час, Грета в это время делала наброски – рисовала Лили, спящую на больничной кушетке. Если рентген выявил опухоль и доктор Хекслер ее удалил, что будет? Грета больше никогда не увидит черт Лили в лице Эйнара, в его губах, в зеленоватых венах на внутренней стороне запястий, напоминающих реки на карте? К доктору Хекслеру она обратилась в первую очередь для того, чтобы Эйнару стало легче на душе, – или все-таки пыталась облегчить собственную душу? Нет. В первый раз она позвонила доктору из тесной телефонной кабинки на почте, твердо зная, что должна действовать. Разве не ее обязанность сделать так, чтобы Эйнар получил всю необходимую помощь? Если Грета себе в чем-то и клялась, то именно в том, что не потеряет мужа. После смерти Тедди Кросса она такого просто не допустит. Ей опять вспомнилась кровь, капающая из носа Эйнара, растекающаяся на платье Лили.
Эйнар пошевелился и застонал. Он был бледен, лицо выглядело помятым. Грета положила ему на лоб теплое полотенце. Какая-то часть ее
