«Ты черный-пречерный негр!» — с выражением гадливости провозглашал Огор. И вслед за ним начинали издеваться все остальные. Даже самые маленькие кричали: «Поглядите на его волосы. Какие они кучерявые!.. Поглядите на его нос. Какой он сплюснутый!.. Мамочки, а какие у него губы!»
Долгое время он сносил все эти насмешки и терпел. Ведь все это правда, убеждал он сам себя. Он и вправду негр. Ну и что, что негр? Ему хотелось закрыть глаза и ничего не видеть. Сын американского солдата, негра, который нежданно-негаданно объявился в их краях, но, как только родился черный ребенок, тут же покинул Филиппины. Но по-настоящему он разозлился на Огора и всех ребят не из-за этих издевательств, а из-за того, что они начали говорить про его мать — в чем мать-то провинилась?
«У негра все братья и сестры разные! — сказал как-то Огор. — У его матери их еще трое!»
Теперь мать принесла им еще одного маленького братика, которого тоже бросил отец. Где прячется этот ее муж, вообще неизвестно. И поэтому, более чем когда-либо прежде, все окружающие унижали и оскорбляли их. Мать долгое время не могла стирать, стыдилась показаться на людях и постоянно пряталась в их хибаре-развалюхе. А он продолжал разносить воду по соседям. Так что именно ему приходилось выслушивать все эти осуждающие сентенции и упреки досужих моралистов здешнего квартала. Язвительные замечания жгли его душу, отдавались болью в сердце. И тогда зародились и стали расти в груди его семена протеста, гнева и злобы к тем из их окружения, кто не давал им спокойно жить.
Еще свежа в его памяти их драка с Огором, все перипетии которой вспоминал он сейчас, бредя, полусонный, по каменистой дороге к водоразборной колонке. А изо всех окон жалких домишек по обочинам дороги на него глядели и показывали пальцами соседские ребята. Глазели и взрослые. Никто ничего не говорил, не кричал, но в их глазах, по движению их губ он безошибочно угадывал рвущийся наружу возглас осуждения: «Негр!»
А он шел себе, не обращая на них внимания: таков мир за пределами его хибарки — злой и жестокий.
Вот и знакомая колонка. В лучах еще нежаркого, но яркого утреннего солнца он увидел стайку маленьких водоносов. Они стояли тесным кружком и весело смеялись. Смеялись громко и радостно. В этом кружке выделялась хорошо знакомая фигура Огора. Мог ли он позабыть этого Огора? С самого начала они были врагами и никогда не сделаются друзьями.
Они с Огором почти что одного возраста, но Огор повыше ростом, покрепче, сильнее. Он ходит прямо, не сутулясь, и почти не сгибается, когда тащит ведра с водой. Ходит быстро, будто кто-то ожидает его на дороге. Несется так, что может сбить с ног всякого, кто попадется ему на пути.
Подойдя к колонке, Импен оказался последним в очереди. Наполнив ведра водой, он осторожно нацепил их на палку с крючками и, помолясь о божьей помощи, отправился в путь…
Когда он разнес шесть пар ведер, в кармане у него уже позвякивали шестьдесят сентимо. Набрать еще пару — и еще десять сентимо. В жаркое летнее время водоносы здесь довольно сносно зарабатывают, потому что требуется много воды, а артезианских колодцев почти нет.
В полдень он обещал вернуться домой, говорил сам с собой Импен, глазами пересчитывая ведра, которые выстроились в ряд до самого зацементированного квадрата, посреди которого торчала колонка. Он поставил свои в самом конце. В ожидании очереди водоносы расположились в тени стоявшего неподалеку магазинчика. Сняв рубашки и перекинув их через плечо, они обмахивали разгоряченное тело и потягивали халу-хало[34].
Его взгляд сразу же выхватил из этой группы Огора. Подойдя поближе, он рассмотрел, что тот, обнаженный до пояса, сидит на перевернутом ведре и ехидно улыбается, глядя на него. Но уж очень хотелось отдохнуть, дожидаясь своей очереди, чтобы подзаработать еще немного. Да и солнце уже жарило немилосердно. И тут раздался крик:
— Эй, негр! Иди-ка сюда в тенек, а то выгоришь на солнце!
Это, конечно, был голос Огора. Но Импен даже не оглянулся на него. Он и так знал, что тот гримасничает и скалит зубы.
— Негр, — снова услыхал он, — давай в тенек, а то обгоришь на солнце. — Послышался громкий смех. Но Импен и тут не обернулся, словно ничего не слышал. Он глядел на свои ведра и думал только о дополнительном заработке да о том, что мать велела ему даже не глядеть на этого Огора.
Огор вроде на время отстал от него. И Импен не спешил к своим ведрам, но с нетерпением ожидал, когда подойдет его очередь набрать воды, и стоически переносил полуденную жару. Солнце огнем жгло кожу на затылке, плечах и спине. Пот лил с него градом. Он расстегнул рубаху на груди и обмахивался воротом. Макая руку в остатки воды в ведре, он неторопливо смочил затылок, потом голову, плечи, руки. Стало немного полегче, но лишь на какое-то мгновение. Прошло немного времени, и он снова почувствовал, что кожа будто огнем горит.
— Эй, негр! — Импен выпрямился и весь напрягся, услышав этот окрик за спиной. Это, конечно, опять Огор. — Не пересохни смотри!
Огор тоже надеялся еще подзаработать и пока, оставив свои ведра у колонки, гримасничал и кривлялся. Импен только и ждал, чтобы он наполнил свои ведра. Он бы вздохнул свободно, если б увидал, как тот нацепляет их на палку. Ушел бы поскорее этот Огор, думалось ему, и не возвращался обратно…
Импен едва сдерживал радость, рвавшуюся из его груди, наблюдая, как наполняется водой одно ведро за другим. Вот скоро и его черед. Наконец-то, теперь ему удастся неплохо заработать. Снесет еще вот и эти ведра, и можно будет отправляться домой. Да по дороге надо зайти в лавку к Табе. Купить молока.
Но не дождался он своей очереди наполнить ведра и заработать еще десять сентимо. Импен только собрался подставить свое ведро под струю воды, как на его плечо легла тяжелая рука. Оглянувшись, он увидел Огора. Тот тоже тянулся к струе.
— И мне есть хочется, негр, — услыхал он над самым ухом. — Дай-ка я сперва налью.
Сказано было приказным тоном. Импен застыл на миг, не в силах сдвинуться с места. Огор стал наполнять ведро, держа его на весу. Импен вынужден был уступить. Ну, дождешься ты, Огор.
— Сначала я, сказано тебе, — продолжал Огор.
Импен нерешительно тронул свое ведро и немного отодвинул в сторону.
— Пойду домой, — еле слышно проговорил он сам себе. — Пойду домой. Потом наберу еще воды… — Он отступил на шаг, чтобы захватить свое коромысло, но путь ему преградил Огор, подставив ногу.
— Что ты там еще шепчешь, а?
Импен даже не успел расслышать его вопроса, как полетел на землю. Падая, он сильно ударился правой щекой о ведро, которое вырвалось у него из рук. Громко вскрикнув, почувствовал, как закружилась у него голова, в глазах потемнело. Обеими руками мальчик прикрыл лицо. От испуга дрожали даже пальцы. Очень осторожно он медленно поднялся на ноги, весь мокрый, с пунцовыми щеками, перепачканный кровью. Он был до смерти перепуган и несколько мгновений даже не ощущал, что у него порезана щека. Казалось, он вот-вот заплачет.
— О-гор… О-гор… — Он взглянул на обидчика и крепко сжал ладони. Голова у него слегка дрожала. Зубы скрипнули от накатившей вдруг ярости. — Огор! — наконец крикнул он что есть силы.
Огору не по нраву пришелся этот окрик, и он так пнул ногой Импена, что тот отлетел назад. Загремели разлетевшиеся в разные стороны ведра, выстроившиеся у колонки, огласив округу дребезжащим эхом. Послышался смех. Лежа плашмя на земле, Импен осознал свою полную беспомощность, увидав около себя покрытые пылью босые ноги. Их становилось все больше и больше. Они окружали его… Он быстро перевернулся на спину и увидел над собой ненавистную фигуру Огора, который грозил ему кулаком.
— О-гор… — почти шепотом проговорил он дрожащими от страха и злости губами.
Огор громко рассмеялся. Импен закрыл глаза и словно оглох. Неожиданно в уголках его глаз заблестели слезы. И в тот же момент, не дав ему опомниться, кто-то сильно пнул его в правую ягодицу. Импен вскрикнул от боли и, воя, закружился по мокрому цементу. Еще один удар настиг его с другой стороны. Чернокожий парень согнулся пополам, лицо его исказила страдальческая гримаса.
Прошло некоторое время, и боль утихла, дыхание успокоилось. Он открыл глаза и оперся руками о цементный настил. Огор… С первой встречи Огор сделался его врагом. Что он такого сделал этому Огору? Что? Что? Импен дрожал всем телом от злости и ненависти. От долго копившейся злости. И когда увидел, что Огор замахнулся, готовясь снова пнуть его ногой, словно бешеная собака бросился на своего обидчика и стиснул его в железных объятиях. Не помня себя от ярости, он пребольно укусил Огора.
Потеряв равновесие, Огор грохнулся наземь. Они сцепились друг с другом, катаясь по земле. Огору никак не удавалось вырваться из цепких рук разъяренного негритенка. Как только он окажется сверху, уж он отыграется на нем. Будет бить, бить, бить. Бить без пощады. Изобьет до смерти.
