Решив, что на этом осмотр поселения можно и завершить, Рада вернулась к автодому, оставленному заряжаться на стоянке, однако попасть внутрь оказалось попросту невозможно: двери были заперты. Рада постучалась, но ей никто не открыл. Обойдя автодом, она попыталась допрыгнуть до окошка Миры, но не допрыгнула.
— И что, мне опять ждать снаружи?! — сердито крикнула она в автодом, и, не получив ответа, ушла наслаждаться своей правотой. Мира не открыла, и Раде пришлось бродить вокруг автодома до самого вечера, пока трое охотников не вернулись назад.
— И давно ты здесь? — строго спросил Макс.
Он снова был чем-то расстроен и растревожен.
— Э-э-э… С полудня, где-то, — соврала Рада, искренне надеясь, что человеком, на котором сорвётся её названный брат, будет не она.
— И Мира тебе не открыла?
— Не-а.
В животе урчало от голода, но хуже всего была жажда. Едва только попав в автодом, Рада припала к крану, жадно глотая нагревшуюся за день воду.
— Почему ты не открыла ей? — обращаясь к зелёной занавеске, спросил Макс.
Мира не ответила, даже не шевельнулась.
— Не трогай её, — мягко попросил Миша. — Я поговорю с Миркой потом.
— Оставь Раде ключи. Мира не имеет права держать её снаружи.
— Макс.
— Что?
— Я поговорю с Миркой потом.
Вечером Бессмертный в самом деле поговорил с ней. Макс со Славой болтали о чём-то впереди, и Бессмертный решил, что скучающая на своём любимом месте в углу дивана Рада не услышит его слов.
— Не гони Раду, — попросил он. — Она тебе не помешает.
— Если это опять случится… — Мира почти плакала. — Если снова будет как в тот раз… Я не хочу оставаться с чужими, когда ты уходишь.
— Пожалуйста, Мирка. Ты же обещала мне постараться. Мы не можем навсегда остаться только вдвоём. Не только из-за меня. Тебе становится хуже, я вижу.
— Если ты станешь оставлять меня с ними, лучше не будет точно.
— Ты уверена? — Судя по явственно прозвеневшей в его голосе грусти, Бессмертный уверен не был. — Ты не можешь просто оттолкнуть от себя весь мир.
— Я не отталкиваю. Я просто пытаюсь защитить… — Она запнулась и не продолжила. — Хорошо, я поняла.
Её рука выскользнула из-за занавески, и Бессмертный осторожно взял её в свою.
— Спасибо. Обещаю тебе, мы закончим завтра. Быстро справимся со всем и поедем дальше.
— Я буду ждать.
На следующий день Миша передал Раде ключи от автодома, и та осталась внутри, понимая, что, если они закончат своё дело сегодня, уже вечером ей придётся дать ответ. В ответе она не сомневалась, но то, что могло последовать после, её пугало.
Мира не выбиралась из-за занавески. Рада снова осталась без обеда, но на этот раз ей хотя бы хватало воды. Ближе к закату на диван к девушке запрыгнула Ночка и положила ей на колени передние лапки. Они изменились: пальцы стали длиннее, приобретя больше сходства с человеческими, когти, напротив, уменьшились. Шерсть на лапках стала короче и жёстче, на голове же, напротив, удлинилась на манер человеческих волос. Мордочка укоротилась ещё сильнее, приобретая едва уловимое сходство с кошачьей — глаза так и вовсе стали совсем как у кошки. Большие, зелёные, обрамлённые длинными ресницами, они смотрели на Раду с грустной любовью. Кикиморе и повязанной предстояло расстаться, но не сейчас, позже.
— Почему? — тихо спросила заражённая её печалью девушка. — Что с тобой происходит? Ты меняешься.
Всё меняется. В мире нет ничего постоянного, но нет места более устойчивого и надёжного, чем дом. Теряя или обретая его, каждый проходит через значительные перемены, в том числе и нечисть. Ночку приняли в этом доме, хозяйка позволила ей называть его своим, и теперь кикимора срастается с ним, чтобы стать его сердцем, хранить его и защищать. Чтобы стать чем-то другим.
— Ты… Станешь домовой? — удивилась Рада и тут же поняла, что не ошиблась.
Когда-то у Ночки уже был дом, но она потеряла его, а вместе с ним начала терять и себя. Ночке совсем не хотелось этого, но повязанная сперва дала ей надежду, а потом отнесла туда, где её приняли. Теперь у Ночки есть дом, и она не сможет покинуть его, пока её не прогонят. Повязанная же уйдёт. Её ждёт своя дорога, и никто не смог бы сказать, сойдутся ли их дороги опять.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вскоре после заката трое охотников вернулись в автодом нагруженные сыром, маслом и мясом и объявили, что с работой покончено. Присев у крошечного морозильника, Миша старательно пытался уместить там полученную в плату за работу еду, Слава грыз кусок копчёного сыра, заполняющий пространство автодома сбивающим с толку запахом, а Макс, скинув платок и плащ на своё спальное место, остался стоять, нависая над всеми угрожающей мрачной фигурой.
Рада бросала на названого брата тревожные взгляды. Происходящее ей совершенно не нравилось, и было абсолютно непонятно, можно ли что-то сделать или в крайнем случае — где-нибудь спрятаться.
— Как прошёл день? — Вопрос Бессмертного оказался неожиданным, и Рада вздрогнула. — Как тебе поселение?
— Ну… — Девушка глубоко вдохнула, судорожно формулируя отказ, когда вдруг встретилась взглядом со Славой. Кот улыбался, искренне и заговорщически, как будто он уже всё понял. О причинах возможного понимания Рада решила не думать — сейчас, узнав о неизбежности расставания с Ночкой, любая, пусть даже потенциально выдуманная поддержка была бесценна. — Я не хочу оставаться здесь.
Макс тяжело вздохнул. Похоже, слова названой сестры в равной степени не удивили и не обрадовали его.
— Почему? — всё же спросил Чтец.
— Ну, мне не нравится здесь. Всё такое… не знаю… Мне просто не нравится. Мне же можно на другие места посмотреть, да?
Макс молча перевёл взгляд на Мишу. Это был усталый и обречённый взгляд, и лучше бы он просто злился, а не сводил Раду с ума, заставляя её то бояться себя, то жалеть.
— Мне не в тягость, — спокойно отозвался Бессмертный. — Мы ведь обсуждали это с самого начала. Пусть посмотрит другие поселения, чтобы было из чего выбирать.
Ночью, ворочаясь в темноте своего спального места, Рада подслушала, как Миша спрашивает друга:
— Что случилось? В последние дни ты сам не свой. Это из-за… моей особенности?
— Это из-за моей книги, — с досадой признался Чтец. — Мне тяжело без неё. Чувствую себя ничтожеством. Таскаться за чужими спинами, тушить огонь — не то, к чему я привык. Не говоря уже о том чувстве, когда не знаешь, где враг, просто ждёшь, что он появится, и понимаешь, что практически беззащитен. Сначала казалось, что месяц-другой без книги — весьма неприятно, но не смертельно, сейчас мне кажется, что ещё одна такая вылазка, и я свихнусь не хуже твоей Миры. Я надеялся, что получится достаточно быстро избавиться от Рады и поехать в Москву, но что-то мне подсказывает, что это надолго.
Наверху что-то скрипнуло и зашуршало. Зелёная занавеска дрогнула, и к Раде удивительно легко и бесшумно проскользнула Мира. В темноте было видно, как она прижимает к губам указательный палец, а потом протягивает руку вперёд, туда, откуда доносились негромкие голоса.
— Рада ищет место, где сможет прожить всю оставшуюся жизнь, — возразил тем временем Миша. — Это непростая и важная работа, и мы с тобой оба согласились ей помочь. Было бы нечестно оставить её в первом же поселении.
Макс горько усмехнулся.
— Да, я с самого начала понимал, что придётся покататься. Правда, я ожидал, что за рулём буду я сам, и мы постараемся объезжать опасные места, а не лезть в них следом за тобой.
На несколько секунд воцарилась тяжёлая пауза, тишину которой нарушало только похрапывание Славы.
— Я должен попросить у тебя прощение, — сказал наконец Миша. — Я недооценил твои чувства. Мне не следовало уговаривать тебя пойти с нами.
— Не уверен, что мне было бы легче, если бы я остался.
— Понимаю.
И вновь горькая усмешка.
— Откуда?
— От… — Бессмертный замялся, а рядом с Радой затаила дыхание Мира. — От других людей. Не важно. Лучше скажи, почему бы не поехать в Москву прямо сейчас, вместе с Радой?
