Губы ее дрожали, а глаза смотрели в кружку, по краю которой она водила пальцем.
– Например, мне иногда хочется куда-нибудь убежать.
– Со мной такое тоже иногда случается, – кивнул я.
Рокки продолжала хмуриться, сжимая кружку с такой силой, что костяшки ее пальцев побелели. И тут я сделал неожиданную вещь – накрыл ее кисть, лежавшую на столе, своей лапищей. В ней вполне могла уместиться вся ее рука, и она в отчаянии вцепилась в нее.
– Я думала, что ты нас бросишь, – сказала Рокки.
– Ты же видишь – не бросил.
– Теперь вижу.
Официантка наполнила наш кувшин и отошла, так и не спросив про заказ. Над танцполом зажгли свет, и раздалась песня в исполнении Джорджа Стрэйта[68]. Пел он глубоким голосом, нарочито растягивая слова, и люди стали выходить на танцпол – первыми шли пожилые пары; на ковбойских ремнях мужчин были пряжки величиною с кулак.
– Но так больше продолжаться не может, Рокки. И не важно, здесь я или меня нет.
– Я знаю. Знаю.
– У тебя же теперь маленькая. И все это должно навсегда закончиться.
– Я просто запуталась.
Мы продолжали пить уже из нового кувшина и наблюдать, как пары на танцполе медленно кружатся в танце. После четвертой или пятой песни бледно-зеленые и пурпурные лучи, падавшие на сцену, стали плавно двигаться по кругу – по танцующим стали проплывать силуэты каких-то призрачных рыб. Следующая негромкая песня была исполнена с тем, что я бы назвал «гордой грустью». Женщины со взбитыми прическами, большими задницами в узких джинсах и лицами, залитыми любовью. Над нами клубился табачный дым, который затемнял свет.
– Я боюсь, – сказала Рокки. – Боюсь за Тиффани. Боюсь того, что сделала. Я имею в виду, что взяла Тиф с собой. Что же я наделала, приятель… Боже! Что же я наделала…
Я наклонился вперед и заставил ее посмотреть на себя.
– Прошлое уже не вернуть.
– Что ты сказал?
– А ты повторяй это себе. Прошлое уже не вернуть. Это просто одна из тех твоих идей, в реальность которых ты поверила. Но его уже не вернуть, детка.
Ее брови нахмурились, а маленький рот слегка приоткрылся.
– Важно то, что все начинается прямо сейчас. Вот как. И запомни это.
Рокки вытерла глаза и повернулась к танцующим.
– Не хочу тебя слишком обнадеживать, – сказал я, – но я тут кое-что придумал. Если дельце выгорит, то это позволит вам продержаться какое-то время.
– Что ты хочешь сказать?
– Давай предположим, что у тебя есть деньги. Что бы ты стала делать?
– А сколько?
– Достаточно. Достаточно, чтобы долгое время не беспокоиться ни об аренде, ни о счетах, ни о еде.
Глаза Рокки стали задумчивыми, и она бессознательно водила пальцем по влажному следу, оставшемуся на столе от кружки.
– Ладно, я сам скажу тебе, что надо сделать. В первую очередь тебе надо подготовиться и сдать экзамены за среднюю школу.
Рокки фыркнула, но я продолжал:
– Я серьезно. Правда. Тебе надо найти кого-то, кто мог бы присмотреть за малышкой, а самой заняться своим образованием.
– Образованием?
– Вот именно.
– Но как я…
– Я же сказал, давай представим, что ты можешь себе это позволить. И ты должна сделать именно это. И не важно, чем именно ты займешься. Но тебе надо получить профессию. Ведь у тебя неплохая голова. – Я взял обе ее руки в свои. – Тебе надо сделать это или для себя, или для нее, но сделать это надо обязательно.
Рокки пристально смотрела на меня, и страх, прятавшийся в ее глазах, постепенно исчезал.
– У тебя хватило сил жить, как ты жила. Так найди в себе силы начать новую жизнь, – произнес я. – Все начинается сейчас.
– Хорошо, Рой. Хорошо.
Мы дослушали песню и посмотрели, как пары возвращаются на свои места. Я заметил, что все еще держу ее руки в своих, и отпустил их, сжав пальцы в кулаки.
– И когда ты об этом узнаешь?
– О чем?
– Да о деньгах – ты же сам сказал.
– Завтра.
– А что, если у тебя ничего не получится?
– Придумаю еще что-нибудь. – Я пожал плечами и допил пиво.
Казалось, что Рокки слегка осовела от пива. Допив свой стакан, она вытерла рот.
– Ты?.. – Она не закончила свой вопрос.
– Что?
– Ты что-то сделал с этим парнем, с Трэем? – Рокки с трудом сглотнула и сжала пальцы.
– Нет, – улыбнулся я. – Наверное, он просто немного испугался. Я сказал ему, чтобы он держался от тебя подальше и вообще чтобы он уматывал из мотеля подобру-поздорову. Он сейчас, наверное, шерстит аптеки в Корпусе, пытаясь найти дозу.
– Ах вот как…
С минуту Рокки смотрела мне в лицо, но так ничего и не смогла на нем прочесть, и мы оба перевели глаза на лучи прожекторов, двигавшиеся по танцполу. Теперь пел Глен Кэмпбелл[69].
– Ну что ж. – Она моргнула своими осовелыми глазами, и улыбка осветила ее лицо, как будто на него упал луч солнца. – Ты собираешься со мной сегодня танцевать, или как?
Я хмыкнул, согласно кивнул головой, и на лице Рокки появилось выражение шутливого ужаса. Она повела меня на сцену с той же мягкой настойчивостью, с которой вела Тиффани в океан. Я был достаточно пьян, чтобы не обращать внимания на весь комизм ситуации.
Несколько человек следили за нами из-за столиков, но их взгляды на нас долго не задержались. Я был настолько выше ее, что мне пришлось согнуться и тщательно следить за тем, чтобы не наступить ей на ногу.
Она прижалась ко мне, прислонившись головой к моему животу где-то в районе диафрагмы, и мы стали медленно раскачиваться под звуки музыки. Несколько ковбоев со своими дамами кружились вокруг нас в прохладном мраке, и все мы были похожи на призрачных рыб, и волосы Рокки пахли солнцем и соленой водой.
Не знаю, как долго мы танцевали, но закончилось все тем, что мы так и не поели. Мы выпили еще пива, и она рассказала мне парочку хороших шуток – помню, что я очень смеялся. А потом она стала рассказывать мне о себе. О том, как ехала на заднем сиденье, когда ее мать отправилась на то странное свидание с водителями грузовиков в лесу. О своей танцевальной группе в школе и о том, как ей пришлось уйти из нее, когда она забеременела. Рассказала мне о том, как ушла из школы и проводила день за днем в той маленькой халупе посреди поля.
Потом мы еще потанцевали.
Было уже поздно, когда мы вышли из таверны. Рокки шла, слегка пританцовывая, и все время благодарила меня. Когда мы подходили к машине, мне показалось, что с пикапом что-то не так. Я уже достал ключи и тут увидел, что его левое заднее колесо абсолютно спущено и напоминает блин.
Я посмотрел на Рокки через капот и сказал:
– Послушай…
Около Рокки стояли мужчины. Они появились внезапно. Я услышал звук ломающихся раковин.
По глазам мне ударил кусок трубы.
Кто-то держал меня за руки. Я стал брыкаться, и мой мозг взорвался от тошнотворной, разламывающей голову боли.
Я понял, что что-то в голове у меня сломалось.
А потом я почувствовал грязь в заполненном кровью рту, когда меня волокли лицом по устричным раковинам. На эти раковины из меня вылилась масса крови. Мои руки тянулись за мной по земле. Мое зрение расфокусировалось, и каждый глаз смотрел по-своему. Я услышал сдавленные крики.
Потом раздался звук открываемой двери фургона, и меня ударили еще раз. Я почувствовал острую боль в плечах. Теперь меня волокли за руки, и мои ноги тянулись по земле. Они сняли с меня сапоги. Треск ломающихся раковин, тяжелое дыхание. Я попытался пошевелить руками, но у меня ничего не получилось. Я смог рассмотреть их ноги и башмаки. На горизонте виднелись звезды. Когда мне удалось, наконец, поднять лицо, то я увидел неровные коричневые кирпичи и надпись «Логово Стэна». Я закричал. Рокки нигде не было ни видно, ни слышно. Но я продолжал кричать. Они бросили меня на землю и стали избивать, пока я опять не отключился.
Пришел я в себя, лежа лицом на холодном бетоне в маленькой, темной комнатке. Я чувствовал, что вокруг меня, в густой тени, стоят мужики. Я подумал, кто это может быть и нет ли среди них Лу или Джея. Видел я только одним глазом, да и в том все двоилось. Я узнал складское помещение. В конце комнаты я рассмотрел стальную дверь морозильника; сбоку от нее находилась дверь, через которую продукты подавались на кухню. Я знал, что за ней, с правой стороны, находится холл с несколькими выходящими в него дверями.
Мне показалось, что на какую-то секунду я услышал Рокки – со стороны холла донесся короткий неразборчивый звук.
Кто-то рядом со мной засмеялся. Кто-то бросил на пол, рядом с моей головой, пакет с бумагами. Я сплюнул на него сгустки крови.
– Подожди немного, Техасец, – сказал один из них. – Мы ждем Стэна. Ему ведь тоже захочется поразвлечься.
Я попытался двинуться, но смог только изогнуться. Руки мои меня не слушались. Боль была многослойной, и с каждой минутой мне открывались все новые и все более глубокие ее слои. Из тьмы проступили мужские ноги, одетые в спортивные шаровары и слаксы. У моей головы толпились кожаные туфли и кроссовки.