— Что не ясного во фразе «я буду занят»? — программист сложил руки на груди, татуировки на загорелой коже, наверно, станут моим личным сортом героина, поэтому я с трудом посмотрела ему в глаза и нахально бросила:
— Решила удостовериться, что занят ты будешь не нарушением нашего с тобой договора, в котором один лишь только пункт, — Ник вздёрнул бровь, как бы не веря услышанному.
— Тебе не обязательно ловить меня на измене, чтобы просто прекратить его… Ты ведь этого хочешь?
А он обиделся. Хотя на что? Я же действительно была рада и до сих пор рада его успеху. Или может не стоило уезжать? Да нет… Стоило. Хотя, не повлияло никак на ситуацию, червячок неясности до сих пор подтачивал опоры моего благоразумия. Или…
Боже, вот я дура! Подарок!
— Не хочу, — я мотнула головой, словно слов было недостаточно.
— Так чего ты, твою ж мать, хочешь? — рявкнул мужчина. Я попыталась усовеститься, местами напугаться, но актриса из меня несостоявшаяся, потому что бездарная.
— Не знаю, — легко и кокетливо отозвалась я, крутанувшись так, чтобы платье выгодно подчеркнуло длину ног, и плюхнулась в кресло, закидывая эти самые ноги на подлокотник. Потянулась, чтобы декольте обрисовало грудь и взглянула снизу вверх.
— Ну вот и не знай дальше, а я пошёл работать! — прикрикнули на меня, а я залипла, провожая атлетичную фигуру коварным взглядом.
Вот в этом мы с Никитой похожи. Он тоже не умеет закатывать скандалы. Ему не хватает запала. За эти пару месяцев мы даже шпильками не обменивались, хотя какие причины у нас могли быть? Недостаточно горяч? Неправдоподобно стонала? Не было у нас причин и эта размолвка первая, почти, как брачная ночь. Наверно, поэтому у нас с ним ничего кроме постели и не могло бы получиться. Мы как две стороны одной монеты, местами разные, но принадлежим к одному целому, в то же время, постоянно перетягивая одеяло на себя. Как орёл пытается всегда прижать пешку к полу, так и мы. Каждый из нас настолько эгоистичен, что так и хочется прокричать: «Смотри, смотри я лучше». Мы с ним создавались по одному проекту: самолюбивых и лепились из одного теста. Однозначно. Но это не мешает нам наслаждаться друг другом. Поэтому я пошла переодеваться в купальник, который и под пляжную одежду натянуть было страшно. Чёрный, сплошь из одних верёвочек, которые перетягивают грудь, очерчивая полушария, спускаясь к низу, чтобы раскрестить талию и заманчиво сойтись на филее кокетливым бантиком.
Я осмотрела себя в настенном зеркале и, прихватив крем от загара, спустилась на первый этаж. Выглянула на улицу, подмечая, что двор пуст и рискнула выйти. По задумке я должна была грациозно продефилировать пару раз возле мужчины, чтобы он восхитился мной, но реальность внесла коррективы. Я смутилась. И мелкими шажками приблизилась к увлечённому прогами и багами Нику. Постояла, привлекая внимания. Не дождавшись оного, подвинула пятой точкой компьютер на его коленях и с придыханием попросила:
— Не поможешь? — в руке появился флакон с кремом. — Я не дотягиваюсь до лопаток…
Он помог. Закрыл компьютер, положил на деревянный пол и забрал из моих рук средство от загара. Когда его ладони скользнули по спине, я невольно закусила губу и заерзала. Он провёл большими пальцами вдоль позвоночника с силой надавливая, всегда делал так в предвкушении. Вырвавшийся из моих губ стон, тоже был одним из сигналов. Никита то гладил, то болезненно нежно касался и в этом недомассаже я узрела его коварство. Он довёл меня до пика возбуждения, а потом шлёпнул по заду и приказал:
— Все, иди не мешай, — я под прикрытием волос передразнила его и уселась в кресло рядом, провокационно закинув ноги в босоножках на стол. Воткнула в уши наушники и стала загорать.
Бессонная ночь дала о себе знать и через полчаса я придремала. Проснулась, когда солнце стало более щадящим. Внутренний циферблат подсказывал, что спала я часа три. В кресле. От этого тело затекло и стало деревянным. Никиты нигде не наблюдалось и, вдоволь настрадавшись, я разогнулась. Крем противно лип. Я брезгливо подвинула лямку купальника и поковыляла в ванну.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Если бы можно более комфортно насладиться водными процедурами, я бы без раздумий подписала закладную на душу. Джакузи, определено не ванна, поражало своими размерами и количеством функций. Налив гелей из разных пузырьков, чтобы шапка пены сравнивалась с Эверестом, я включила решим массажа и залезла в воду. Волосы выкинула за борт, облокотившись головой на край.
Щелчок дверного замка. Едва слышный стон петель, все же деревянном доме есть свои прелести. Дерево чувствует все, оно отзывается на прикосновения и ябедничает. О том кто старается неслышно зайти в ванну, о том кто медленно проходит, переступает по доскам, о том кто приносить запах зимних костров.
Я не открываю глаза. Мне это не надо. Я физически ощущаю присутствие мужчины рядом. Его дыхание, аромат, взгляд. Он присаживается на край ванны, опускает пальцы в пену и та недовольно шипит, потревоженная незваным гостем. А вода всхлипывает всплесками.
— То есть вот это не показатель того, что наш договор больше не действителен?
Я приоткрываю один глаз. Два это слишком много в нынешней ситуации и боюсь просто не удержу серьёзную мину на физиономии. Никита одним движением вытягивает из кармана шорт цепочку с сапфирами. Вот незадача, все-таки заметил. И разглядывает меня с таким многообещающим видом, что не знай я его чуть больше чем никак, точно бы напридумывала себе баек о маньяке. И плохо, что он расценил мой отказ от подарка именно таким образом.
— Нет, — я нагребаю побольше пены себе на грудь, чтобы хоть как-то занять руки и снова прикрываю глаза.
— Тогда почему не приняла подарок? — он разгоняет пену на уровне моей талии, чтобы прикоснуться пальцами к коже.
— Я слишком порядочна, чтобы принимать такие подарки от… — тут я осеклась. Посторонним назвать Никиту я не могу, незнакомым тоже. — От друга!
Сама ошалев от такого выверта мозга, я наблюдаю за мужчиной, что верно оказался озадачен не меньше чем я.
— От друга? — переспрашивает он. — Не любовника, не мужчины, а именно от друга? То есть мы с тобой так дружим между одеялом и простыней, порядочная моя?
— Ты опять? — я сажусь в воде, свожу руки крест на крест на груди. — Зачем ты все усложняешь?
— Это ты усложняешь! — он скидывает одежду и шагает в ванну. Я трусливо поджимаю ноги. — Можно засунуть свою гордость и просто принять подарок?
— Этот? — я киваю головой в сторону шмоток, где прячется украшение. — Нет. И дело не в гордости. Я не набиваю себе цену и не кокетничаю. Я просто не хочу усложнять и быть обязанной.
— Чему быть обязанной? — Ник подбирается рукой к моей стопе, тянет на себя. Я упорно хватаюсь за бортики. — То есть за цветы не обязана, за рестораны ты не обязана, за отдых ты не обязана, а за цацки вдруг станешь? Что за двойные стандарты, Алис?
— Это просто правила хорошего тона, — я подхватываю клок пены и кидаю в мужчину, чтобы отвлечь его от моих ног. — Я ничего не могу дать тебе взамен.
— А я что-то прошу?
Мы смотрим друг на друга, словно два грибника встретившиеся на разных концах поляны, где только один пень с опятами.
— Просто прими этот чертов комплект! — цедит Ник.
— Просто прекрати меня привязывать к себе! — выдаю я и сама пугаюсь своих слов.
Гарвардский метод переговоров. Это не сам процесс, а результат, при котором будут достигнуты цели каждой из сторон. Мы с Никитой явно о таком не слышали. Мы вообще друг друга не слышали. Просто давили друг на друга. Я тем, что между нами просто постель, он тем же, но с привилегиями. Не знаю, что он бы в итоге сказал, но мне надоело. Вода стала остывать, пена исчезать, а мое терпение… В общем, это не принадлежащая мне добродетель.
— Меня все устраивает как есть, — глядя в воду, произношу я. — Я тебе ничего не должна, ты мне тоже. Нам не стоит забывать об этом. Мне безразлично чем ты живешь, сколько тратишь на подарки постельным грелкам. Господи, мне было бы безразлично, если сегодня бы я застала тебя в постели со знойной мулаткой…
