Ветер колыхал верхушки деревьев, и они таинственно шумели. Время от времени Лацо улавливал скрип сапог на снегу: кто-то ходил по лесу. Хорошо, что кругом партизаны, с ними он ничего на свете не боится, но одному ему было бы здесь страшновато.
— Некоторые из моих ребят ушли на задание и вернутся только к утру. Созовем всех, кто остался в лагере, и скажем им… — предложил Якуб.
— Прекрасно, — согласился Руда.
Великан Ондриш тоже кивнул головой.
Якуб подошел к караульному и что-то ему шепнул. Вскоре со всех сторон к костру стали подходить вооруженные люди.
— Смотри, как мальчишка здорово работает, — шутливо сказал один из них, протягивая к огню замерзшие руки.
Плечистый парень в короткой куртке широко, во весь рот, улыбнулся и похлопал Лацо по спине.
— Ты партизан, да? Скажи, молодец, кто ты такой? — задорно рассмеялся он, заметив смущение Лацо.
Парень говорил не по-словацки, и Лацо плохо понимал его. Но мальчику понравились и его смех и веселые глаза.
— Разрешите познакомиться! Я Миша, Миша. Понял? — сказал парень, протягивая Лацо руку.
— Понял. Вы, наверно, русский? А меня зовут Лацо, Лацо Главка.
— Уж не брат ли ты нашего командира? — спросил партизан, стоявший немного поодаль от костра.
— Брат, — гордо ответил Лацо.
— И ты тоже хочешь стать партизаном? — дружески улыбаясь, спросил Миша.
— Я… я хочу стать коммунистом, — со всей решимостью заявил Лацо.
Люди, столпившиеся у костра, рассмеялись.
— Мы тоже коммунисты, паренек. Сейчас мы воюем с оружием в руках, а потому и зовемся партизанами, — объяснил Лацо его сосед.
— Понимаю, — густо покраснел Лацо. — И я рад был бы воевать, да мне велят пока что ходить в школу, — робко пожаловался он.
— Ну, воевать тебе, пожалуй, рановато. Наше дело добыть для тебя лучшую жизнь. А ты учись, брат, хорошенько, а когда выучишься, сможешь как следует во всем разобраться и по-настоящему оценишь свободу и справедливость, — задумчиво сказал длинноусый партизан.
Лацо сразу узнал его по голосу. Это был тот самый старик, который в прошлый раз разговаривал с Главковой.
— Ясно тебе, товарищ Лацо? — добродушно потрепал его белокурый чуб Миша.
— Ясно, — улыбнулся Лацо.
— Внимание! — крикнул Ондриш.
Якуб подошел к костру. Рядом с ним плечом к плечу встали Руда и Ондриш. Партизаны обступили их тесным кругом и приготовились слушать. Лица у всех были серьезные, сосредоточенные.
— Товарищи! — громко сказал Якуб. — К нам прибыл представитель Центрального комитета, чтобы сообщить о решениях, принятых нашей партией. Мы боремся не одни. Наша партия знает и помнит о нас. Предоставляю слово ее посланцу.
Люди теснее сомкнулись вокруг костра.
По толпе прокатился приветственный гул. Люди еще теснее сомкнулись вокруг костра. Всем хотелось видеть оратора, говорившего от имени партии. Лацо взволнованно смотрел на оживленные, давно не бритые лица с широко открытыми, горящими глазами. Да, эти бойцы, собравшиеся ночью в чаще леса, — сильная, непобедимая команда.
— С каждым днем Советская Армия и сражающаяся бок о бок с ней Чехословацкая бригада все ближе подходят к нашей границе и несут нам освобождение. А мы здесь должны помочь им. Ведь это наша земля! Мы пахали ее с давних пор, мы строили здесь дома и фабрики. И мы не хотим быть рабами. Мы не позволим угнетать нас и наших детей…
— Не позволим! — воскликнул партизан, стоявший рядом с Лацо.
— Попили они нашей крови! Хватит! — подхватили другие.
— Покончим с бесправием! Долой фашистские порядки!
— Верно, товарищи! Нам нужен совсем другой, наш порядок. Мы не прекратим борьбы, пока не построим новую, сильную демократическую республику, в которой чехи и словаки будут дружно жить и работать. Будем же высоко держать знамя партии!
— Коммунистическая партия наздар![9] — крикнул партизан, стоявший рядом с Лацо.
— Наздар! — вырвалось у Лацо. Он был счастлив, что и его голос сливается с общим хором.
«…Наздар, наздар…» — вторило им горное эхо, радостно встречая нарождающийся светлый день.
Глава XXX. Колокольчик
Лацо приехал в Жилину после обеда. На вокзале его никто не встретил, да и незачем было: он уже хорошо знал город и не мог заблудиться. Лацо кратчайшей дорогой добрался до Долгой улицы и с бьющимся сердцем позвонил в квартиру Марковых. Дверь открыла тетя Тереза.
— А, Лацко, здравствуй, — приветливо встретила она мальчика. — Значит, кончились каникулы. Небось и оглянуться не успел, как неделька пролетела?
Дядя Иозеф был на кухне. Он наблюдал за тем, как Сернка чинит засорившуюся раковину водопровода.
— Вот и Лацо вернулся, — довольно любезно сказал дядя. — Ну как, мама здорова?
— Нет, больна, лежит, — тихо ответил мальчик.
Сернка сочувственно поглядел на Лацо, и мальчику даже почудилось, что он дружески подмигнул ему.
— А к Зузке ты не заглянешь? Разве вы поссорились? — спросил Сернка.
— Мы и не думали ссориться. Она, наверно, у Ондры? Я тоже сейчас пойду туда, — весело ответил Лацо.
— Сперва положи на место свои вещи, — остановила его тетя Тереза, — а потом гуляй. Мама ничего нам не передавала?
— Просила кланяться и вам, и дяде Иозефу, и пану Сернке, — одним духом выпалил Лацо.
— А о брате ничего не слыхать? — поинтересовался дядя.
У Лацо ярко запылали щеки. Низко нагнувшись, чтобы дядя не заметил, как он покраснел, мальчик медленно доставал белье из своего сундучка. «Снова начнутся расспросы!» — с тоской подумал он.
— Нет, ничего не слыхал, — пробормотал Лацо и украдкой покосился на Сернку. Ему показалось, что тот улыбнулся.
Сернка вставил в кран резиновые прокладки, но вода все еще просачивалась.
— А вы, пан Сернка, слыхали что-нибудь о партизанах? — словно невзначай, обронил дядя.
Мастер потуже подвернул ключом гайку, поднял лежавший на полу инструмент и равнодушно повернулся к Марко:
— Недавно в поезде люди вели всякие разговоры, да я не больно прислушивался. Помнится только, говорили, будто в лесах скрываются тысячи партизан. А еще болтали, будто партизаны намерены ворваться в город, чтобы разделаться с фашистами и с их приспешниками.
Сернка вытирал тряпочкой замасленные руки и, весело щурясь, поглядывал на дядю Иозефа.
— Какие там тысячи! В гарде считают, что партизан в горах совсем мало, жалкая горстка. Сейчас готовят на них облаву. В город их, конечно, не впустят. Какое там! — насмешливо скривил губы дядя.
— Не знаю, сосед, не знаю. Мне просто показалось, будто люди, которых я видел в поезде, кое-что пронюхали.
— Такие разговоры следовало бы запретить, — вмешалась тетя Тереза.
— Да они давно запрещены, — усмехнулся Сернка.
Дядя Иозеф, наморщив лоб, задумался, потом закурил сигарету.
— А вообще, пускай их приходят, — рассудил он. — Мне бояться нечего. Во-первых, здесь достаточно гардистов, чтобы с ними расправиться. А во-вторых, что они мне сделают? Я человек бедный. В гарду я не вступал, зять мой арестован, в политику не вмешиваюсь. Кто заварил кашу, тот пусть и расхлебывает. А я всегда считал, что политика — дело господское. Правда, Тереза, я так говорил? — обратился он к жене.
— Ну, тут вы не совсем правы, — задумчиво ответил Сернка. — Я слыхал, что в партизаны пошли бедняки — крестьяне и рабочие, такие же, как и мы. Они хотят переделать мир и построить новую жизнь не для господ, а для себя.
— Еще неизвестно, чем это все кончится. Эх, чего только люди не придумают! А если и придут партизаны, ничего не поделаешь, будут они у нас командовать, — вздохнул дядя.
Сернка закончил работу и принялся собирать инструменты. Лацо бросился помогать ему.
— Ну, надеюсь, теперь все будет в порядке, — сказал Сернка. Он пустил воду и еще раз проверил, не протекает ли раковина. — Хороша, пока снова не испортится, — рассмеялся он.
— Спасибо вам, пан Сернка, — сказала тетя. — А то текло так, что лужи на полу стояли.
Сернка ушел, а дядя Иозеф сел за стол.
— А ты что слыхал в поезде? — обратился он к Лацо.
— Ничего.
— А в Вербовом о чем шепчутся? Тоже о партизанах?
Лацо совсем растерялся.
— Не знаю, — прошептал он.
Дядя Иозеф махнул рукой.
— Сплетни все это, ерунда! Даром только людей баламутят. И в гарде говорят глупости, и Сернка повторяет всякие небылицы, словно старая баба… Собирает слухи в поезде…
— Можно мне пойти к Ондре? — спросил Лацо.
— Беги куда хочешь, только поздно не возвращайся, а то тебе попадет, — пригрозил дядя.
Радуясь тому, что его так легко отпустили, Лацо выбежал на улицу. Стоял ясный солнечный день, почти все прохожие уже были в весенних пальто. Лацо шел очень быстро. То и дело он опускал руку в карман, проверяя, на месте ли подарок для Зузки. Ему не терпелось поскорее увидеть своих друзей. За время каникул он очень по ним соскучился. Жаль только, что нельзя им рассказать о ночном походе в горы. Ну, ничего, они узнают об этом позже, когда партизаны уже победят. Лацо понравилось, как говорил о них сегодня Сернка. Лацо мог бы вставить пару слов, он разбирается в этом получше дяди.
