Однако этот отряд не успел даже выдвинуться, как был атакован двумя батальонами россиян, переправившихся через реку. Шведы сумели отбить атаку и вернуться к основным силам. В конце концов несколько эскадронов россиян переправились через реку ради атаки неприятеля с фланга, так обрушились на шведскую кавалерию, что она смяла собственных гренадеров и совершенно расстроила шведские ряды. Левое крыло уже начало подаваться, и победа склонялась на сторону московитов, когда пехота шведов, стоявшая на другой линии, дала возможность им перестроиться, и пехота российская, зажатая между двумя рядами шведов, почти полностью была перебита. На правом фланге шведы также сумели привести в смятение московитов, однако, когда подоспела русская кавалерия, те сумели перестроиться и отразить атаку шведов. Исход боя был неизвестен, и как в одном, так и в другом войске потери были велики, но потом маршал Шереметев получил рану[672], и московиты решили отступить к своему обозу, стоявшему на расстоянии полумили от поля битвы[673]. Солдаты, разъяренные тем, что им не удалось одержать победу после столь ожесточенной битвы, набросились на пленных, взятых под Митавой, и с поистине бесчеловечной свирепостью всех их изрубили[674]. Однако если бывают на свете славные поражения, то это было одним из них. Московиты не стяжали лавры победителей, но зато заслужили звание храбрых солдат, о чем сам Левенгаупт засвидетельствовал перед королем Карлом.
Царь в то время был в Вильно [Vilna], столице Литвы, где он проводил смотр своим войскам в присутствии знатнейших людей своего царства, которые не могли понять, как этому государю за такое короткое время удалось завести столь выученное войско. Главной его целью было провести свою армию вдоль берега Двины для осады Риги. Однако неудачный исход событий в Курляндии, о котором известил царя сам Шереметев, явившийся к нему несмотря на не вылеченную до конца рану, заставил его повременить с этим, тем более что король Карл собрал в Варшаве Сейм ради избрания королем Станислава и репутация царя требовала не допустить созыва этой ассамблеи. Поэтому, когда город Данциг [Danzica], устрашившись угроз графа Пипера[675], первого министра и фаворита шведского короля, решил выдать шведам всех принадлежавших к партии короля Августа, царь написал магистрату этого города письмо[676], где выражал живейшее недовольство этим поступком и угрожал взыскать с жителей этого города по всей строгости, если они и дальше продолжат оказывать поддержку его врагам. В то же время царь изложил властям города веские мотивы, побудившие его привести в центр Польши иностранную армию численностью в добрую сотню тысяч человек: более того, чтобы сделать эти мотивы известными всему миру, он составил манифест, который объявил из своей государевой штаб-квартиры в Потоцке [Potoch] 23 июня 1705 года[677]. И в самом деле, помимо корпуса московитов, стоявшего под командованием маршала Шереметева в Курляндии, царь направил в Малороссию [Russia piccolo], бывшую под властью поляков, генерала[678] Мазепу [Mazeppa] с приблизительно шестьюдесятью тысячами казаков[679], а фельдмаршал Огильви привел в Литву другой, ни в чем не уступавший Мазепе корпус, где был сам царь.
В это время Левенгаупт отступил к Риге, оставив таким образом Курляндию без защиты: тогда царь провозгласил, что берет герцогство под свою защиту, приказав жителям передать в руки князя Меншикова, своего полномочного представителя, все принадлежавшее шведам оружие и имущество, находившееся на территории этой провинции. Это требование не без сопротивления было принято курляндцами, еще слишком приверженными к союзу со шведами. Шведы между тем, хотя и оставили Курляндию, не прекращали боевых действий в Ливонии и Финляндии.
Адмирал Анкерштейн, после провала предпринятой им осады Кроншлота, надеялся на сей раз добиться большего успеха, пользуясь тем, что все силы царя были заняты в других местах. Он решил атаковать эту крепость, обрушив на нее огонь боевых кораблей своего флота. Московиты по приказу полковника Толбухина [Tobulc][680] спокойно ждали, сидя в своих траншеях, зная, насколько лучше была готова эта крепость к обороне теперь, чем прежде. Авангард шведского флота сел на мель c рифами: одни корабли шведов развалились, другие перевернулись[681]. Солдаты храбро попрыгали в воду. Сначала вода доходила им только до колен, однако затем она оказалась гораздо выше, и несколько шведов утонуло. Когда эти две трудности были преодолены, гораздо большую трудность создали им московиты. Последние к тому времени изучили военное искусство во всех тонкостях: они лежали ничком перед заряженными пушками своих батарей. Первый залп принес московитам такой успех, на который они не могли и надеяться. Он опрокинул бóльшую часть высадившихся на берег шведов, принудив оставшихся вернуться на корабли. Московиты поспешили прикончить ружейными выстрелами тех, кого их пушки оставили в живых. Кратко говоря, в этой атаке, продлившейся менее часа, шведы потеряли убитыми более четырехсот солдат и двенадцать офицеров, не считая множества раненых[682]. Ничто не могло доставить царю вящей радости, чем успехи, достигнутые его солдатами на море. Успехи эти еще сильнее побуждали его сделать ставку на усиление флота.
В то же время, когда шведский адмирал пытался атаковать с моря крепость Кроншлот, генерал Майдель решил воспользоваться сложившимся положением, атаковав с моря Петербургскую цитадель, которой командовал генерал-майор Роберт Брюс [Roberto Bruce][683]. Приказав собрать около двадцати тысяч фашин, Майдель со своей армией численностью в пять тысяч человек перешел по этим фашинам, чтобы застать врасплох первую линию обороны крепости. Однако после первого натиска, в котором он потерял более двухсот человек солдат, уяснив, как хорошо охраняется эта крепость, он отказался от своего намерения. Вместо этого он решил напасть на превосходную пильную мельницу, которую царь приказал построить между Петербургом и Нотебургом. Мельница была окружена двойным палисадом, где русские возвели навес, под которым укрывались две тысячи человек, приведенных туда на защиту этой позиции. Шведский генерал неоднократно предлагал им сдаться, однако, получив отказ, решил пойти на приступ. Московиты отразили его с большим мужеством. В третий раз шведам удалось-таки преодолеть палисад и добраться до подножия парапета: бросая оттуда гранаты, они подожгли пороховые склады. Шведы не сомневались, что осажденным ничего не остается, кроме как сдаться: однако этот обстрел привел лишь к тому, что защитники стали обороняться с еще большей энергией. Более того, предприняв смелую вылазку, московиты выгнали шведов из палисадов и заставили их отойти к Выборгу [Viburgo], убив более четырехсот солдат[684].
Петербург, эта новая колония, бывшая тогда, если можно так сказать, еще
