Он направился туда[707] с восемнадцатью тысячами человек пехоты и шестью тысячами кавалеристов. Осада продолжалась три недели, и за это время город подвергся сильнейшей бомбардировке, однако, так как шведы к тому времени успели снабдить город всем необходимым и, кроме того, им удалось сохранить доступ к городу по морю, царь, приняв в расчет суровое время года, вынужден был уйти на зимние квартиры[708], отложив на другое время задуманное им предприятие, которое позднее успешно довел до конца. Призвав к себе в шатер наиболее опытных генералов, он провел остальное время в советах и приуготовлениях, нацеленных на предупреждение последствий событий в Саксонии[709]. Август, подписав с королем Карлом договор, согласился отречься от польской короны, чтобы освободить свое курфюршество от опустошавших страну войск победителя, не столько учиняя резню, сколько грабя. При этом короля Швеции удерживали в Саксонском курфюршестве иные причины. Карл получал немалую денежную помощь от Франции и должен был согласовывать свою политику с этой монархией, заинтересованной держать в узде Империю Римлян[710], размещая вблизи ее границ шведские войска.
Между тем, как только поляки, согласившиеся со всеми условиями, которые выдвинул им король Карл, увидели, что он покинул пределы Польши, они, сразу же раскаявшись в содеянном, решили вновь прибегнуть к помощи царя и просить его о заступничестве: они теперь отказались признать своим королем Станислава, потому что он был облечен этим саном скорее под давлением Карла, чем их добровольным волеизъявлением. Равным образом, они отказались признать и Августа, потому что он официально отрекся от престола. Лучшей возможности царю Петру не могло и представиться. Он с величайшей охотой принял приглашение поляков, которое давало ему случай отомстить сразу и шведам, его заклятым врагам, и саксонцам, его вероломным союзникам[711]. Так царь привел войско числом в семьдесят тысяч[712] в Польшу ради просимой ею помощи. В марте 1707 года Петр, прибывший из Львова [Leopoli], собрал Великий сейм из сенаторов и воевод, которые обсудили отречение короля Августа и провозгласили престол вакантным, вследствие чего должны были состояться новые выборы[713]. Царь торжественно обязался «не заключать мира со шведским королем без согласия Речи Посполитой». Кроме того, было решено, что «царь предоставит денежную помощь польским войскам, а Речь Посполитая в свою очередь должна обеспечить по сто сорок фунтов хлеба в день русским войскам до тех пор, пока они остаются в Польше». На этом Львовском сейме присутствовал и царевич Алексей [Czarevitz Alessio], единственный сын царя Петра, однако так как стал распространяться слух, что царь собирается сделать королем Польши названого своего сына, то он, чтобы развеять любые сомнения, сразу же отослал его в Москву. Так щепетилен он был в вопросах чести. Дабы показать полякам пример неукоснительного соблюдения им договора, заключенного на Сейме, он приказал немедленно отсчитать восемьдесят тысяч флоринов польским войскам в качестве жалованья. Оставалось у Петра и одно сомнение: как бы Двор Римский, до тех пор с неодобрением смотревший на избрание на польский престол Станислава, не переменил своего мнения, ведь в таком случае весь епископат и бóльшая часть вельмож последовали бы примеру Святого Престола, к которому Польское королевство питало особенное благоговение. Во удержание понтифика от этого шага царь решил отправить в Рим князя Бориса Куракина [Boris Kurachino][714], весьма способного, а также опытного в посольских делах. Престол Св. Петра занимал в то время Климент XI. Этот понтифик, происходивший из семьи Альбани, полагал, что его род происходит из Албании, одной из греческих провинций. Поэтому он был склонен в Риме поддерживать интересы греков, и все надеялись, что именно при этом Папе Греческая Церковь воссоединится с Латинской. Князю Куракину удалось столь искусно войти в доверие Его Святейшества, что Папа объявил о своем решительном намерении не признавать Станислава польским королем, тем более что тому покровительствовал король Швеции, протестантский государь, который смущал покой римских католиков в Германии, с излишним рвением поддерживая лютеран в Силезии и других землях[715].
Между тем Август выполнил все условия договора, заключенного с королем Швеции: он отрекся от польского венца, признал Станислава законным королем, отказался от дружбы и союза с царем и выдал шведам несчастного Паткуля. На границах Саксонии оставался корпус из тысячи пятисот московитов, которые до сих пор не сумели выбраться из этого курфюршества. Король Карл хотел, чтобы курфюрст выдал ему и их тоже. Это требование не имело ничего общего со справедливостью, однако Август пошел бы и на этот шаг, если бы полковник Ренцель [Reutzel][716], командовавший этим контингентом, узнав о требовании Карла, не спас своих людей от опасности стремительным бегством. Они пробрались по самым безлюдным дорогам Саксонии в Моравию, а оттуда, благодаря поддержке имперских военных, передавших им свои знаки отличия, и охранной грамоте, полученной ими от барейтского маркграфа, они достигли Вислы [Vistola] и целыми и невредимыми добрались до Кракова, хотя и ходили слухи, что император, желая сделать приятное королю Швеции (а он требовал ареста московитов во всех частях империи), сделал вид, будто бы отправил им в погоню эскадрон кавалерии. Невозможно передать радость, которую испытал царь Петр, когда узнал о прибытии этого отряда в Польшу. Чтобы показать полковнику Ренцелю, как он доволен его благоразумными действиями, он образовал из этого пехотного формирования драгунский полк под командованием Ренцеля, сделав эту должность наследственной для его потомков без возможности упразднения ее или преобразования. Вот до какой степени он был готов вознаграждать заслуги своих офицеров[717].
Однако и на врагов царь не ослаблял натиска. Из Львовского воеводства, где продолжал квартировать, он неустанно наблюдал за каждым шагом своих новых союзников. Он обнаружил, что многие из них оставили его, перейдя на сторону Карла и Станислава. Считая, что это противоречит полученным уверениям, он решил покарать их за непостоянство, приказав своим солдатам разорить земли, принадлежавшие сторонникам Карла и Станислава, угрожая сделать то же самое со всяким, кто перейдет на сторону неприятеля. Солдаты, которым была предоставлена полная свобода для совершения подобных действий, не стали разбирать, где территория друзей, а где — врагов, из‐за чего пострадали как одни, так и другие, поэтому такая политика Петра (и в самом деле заслуживающая скорее осуждения, чем одобрения, defleri magis quam defendi possunt[718][719]) вызывала многочисленные жалобы. Эти жалобы дали аргументы посланникам, которых Карл отправил из Саксонии, чтобы убедить воеводу Вишневецкого [Viesnovieschi][720] оставить партию царя. Под командованием Вишневецкого
