не гналось за славой и чаще скрывало свое призвание, чем выставляло его напоказ. Но если кто-то сталкивался с бедой, неподвластной законам этого мира, то рано или поздно он слышал шепот: «Иди к Корсаковым, только они могут тебе помочь». И Николай Васильевич помог – развеял фамильное проклятие и заверил последнего из Епифановых, что башня боле ничем ему не грозит. Порекомендовал лишь снести ее от греха подальше. Тщательно разобрав кирпичик по кирпичику. Засим Корсаковы, сопровождаемые благодарностями успокоенного владельца, покинули его поместье.
– Так что же мы все-таки видели этой ночью? – нетерпеливо спросил Владимир.
– Редкость, – ответил Николай Васильевич. – Очень большую редкость. Такую, что даже немного жаль было от нее избавляться.
– Но в чем ее отличие от тех, что мы видели раньше?
– Большинство подобных существ не появляются случайно. Например, они липнут к местам, где граница между нашим миром и тем, что мы тщимся познать, истончилась. Чаще всего – в результате какого-то поистине ужасающего злодейства, оставившего шрам на материи осязаемой реальности, способный ранить даже неодушевленные предметы.
– Но мы ничего такого не обнаружили, – заметил Владимир. – Легенды о строительстве оказались враками!
– Именно. Тогда какова вторая самая распространенная причина появления подобных сущностей?
– Их призывают, – ответил вместо младшего брата Петр Корсаков. – Должен найтись кто-то, кто самостоятельно оставит прореху между мирами и приманит к себе обитателя чуждой нам вселенной.
– Но мы не нашли никаких следов ритуалов или принесенных жертв! – резонно возразил Владимир.
– Именно поэтому я и говорю, что мы столкнулись с исключительной редкостью, – подытожил Николай Васильевич. – Держи это в уме, но помни – силы из запределья могут быть пугающими, казаться всемогущими и сводить с ума. Но они очень редко действуют сами по себе. Чаще всего их призывают злоба и коварство простых смертных людей, вольно или невольно. Поэтому пока не получишь неопровержимых свидетельств обратного – ищи злодейство. Или, что вероятнее, злодея.
Часть 3
Дело о призрачном юнкере
I
20 декабря 1880 года, полночь, Дмитриевское военное училище, Москва
Часы пробили полночь. Наступило время мертвецов.
Они смотрели на него с картин, украшающих кабинет. С корешков книг о военном искусстве и славных победах русского оружия. Осуждающе глядели с деньеровского [26] дагеротипа, стоявшего на столе рядом с револьвером и бокалом арманьяка.
За окном мягкими хлопьями падал снег.
Хозяин кабинета не считал себя старым, но отчего же так по-стариковски ломит кости и холодеют руки? Неужели это страх? Нет! Страх – спутник любого солдата, который успел понюхать пороха. Он как дикий зверь, либо пожирает тебя, либо подчиняется руке сильного. А начальник Дмитриевского военного училища, генерал Иван Павлович Сердецкий имел все основания считать себя сильным человеком. Возможно, не добродетельным или честным, но сильным – точно. Он давно научился побеждать страх, сжимать его в безжалостный кулак и не давать воли. Так откуда дрожь? Откуда ожидание, что фигура в старой униформе, запечатленная на дагеротипе, вот-вот придет в движение и шагнет из рамы в кабинет, дабы поприветствовать старого друга?
Он раздраженно опрокинул рамку изображением вниз, схватил бокал и осушил его одним глотком. Раньше за ним такого не водилось – дорогой напиток принято было смаковать. От резкого прилива неприятной сладости арманьяка его передернуло. Но задачу свою глоток выполнил – привел в чувство. Сердецкий поставил бокал обратно, прошелся по скрипучему паркету и опустился в огромное удобное кресло. Смешно! Видел ли он себя почти тридцать лет назад, в пылу сражений, скучающим стариком с собственным кабинетом и полным достатком? Хотя… Себя не обманешь! Видел, конечно! Поэтому и делал то, что делал, не задумываясь о последствиях.
Шаги раздались в пять минут пополуночи. Их было слышно издалека, из конца коридора. Пустого коридора. На всем этаже не было ни души, кроме него самого – он специально отдал такой приказ, и не было в училище человека, который бы посмел ослушаться. А значит, оставалась лишь одна пугающая возможность: шаги за дверью человеку не принадлежали.
Кто-то шел по коридору, медленно, но неумолимо вбивая каблуки солдатских сапог в паркетный пол так, что их стук гулким эхом отдавался от стен. С четкой монотонностью метронома. В такт маятнику огромных напольных часов. Неотвратимо.
В панике он потянулся за револьвером, неловко смахнув со стола бокал. Тот с противным звоном упал на пол и раскололся. Испуганный Сердецкий не обратил на это никакого внимания, он отчаянно пытался взвести револьвер, но силы будто покинули его. Пришлось схватить рукоятку обеими руками и надавить двумя большими пальцами на курок. Если бы так опустился офицер в его подчинении, он бы не дал паникеру отмыться от позора. Однако сейчас было не до самоуничижения.
– Кто там? – спросил Сердецкий, стараясь звучать грозно. Тщетно: голос предательски дрожал. Ответа не последовало. Да и не нужен он был. Хозяин кабинета прекрасно знал, кто пришел по его душу. Невидимый гость сделал два последних шага и остановился прямо перед дверью.
– Кто там? – повторил он уже куда жалобнее. Как ни странно, это помогло. Он словно посмотрел на себя со стороны – и чуть не содрогнулся от омерзения! Жалкая старая развалина! Разве так встречает врага боевой генерал?
Он вскочил из кресла, решительно пересек кабинет и распахнул дверь, готовый без промедления выстрелить в тот ужас, что ждал за дверью.
Но встретил его лишь пустой коридор. Чьи бы шаги ни сотрясали его несколько секунд назад, сейчас в нем не было ни души. Хозяин кабинета поймал себя на том, что рука с револьвером нервно качается из стороны в сторону, пытаясь выцелить врага в полутьме. Сердецкий выдохнул, опустил оружие, закрыл дверь и бессильно привалился к ней спиной. Снова пустота! Который это раз? И почему он ждал, что сегодня что-то изменится?
Сердецкий достал из кармана ключ, повернул его в замке и отошел от двери. На дрожащих ногах генерал прошаркал к шкафу, извлек из секретера графин, новый бокал и щедро плеснул себе целительной жидкости, не выпуская из руки револьвер. Из зеркала за дверцей на него взглянул старик с всклокоченными волосами, глазами, покрытыми сеткой красных лопнувших сосудов, и трясущимися губами.
– Я стал тем, кого презираю, – хрипло прошептал он себе под нос. Забрал бокал, зло захлопнул дверцу и прошаркал к окну. Там по-прежнему крупными хлопьями меланхолично падал снег. Но не он завладел вниманием Сердецкого.
На заснеженном плацу кто-то стоял. Стоял жутко и неподвижно. В фигуре было что-то неестественное. «Снег!» – пронеслось у него в голове. Как бы густо тот ни шел, за фигурой
