свободное купе в «синеньком» [30] и расположились с максимальным комфортом. Они были разительно непохожи: среднего роста, чисто выбритый, с пышными черными волосами, в щегольском костюме Корсаков и высокий, будто всегда готовый застыть по стойке «смирно» блондин Постольский, с обязательными усами из комплекта «юный жандарм», одетый во всегдашнюю униформу, пусть и зимнюю. Павел оглядывался с неподдельным интересом, впервые оказавшись в вагоне первого класса, – если бы не купленные службой билеты, он бы явно не мог себе позволить такую роскошь.
В купе их ждал огромный мягкий диван бордового цвета с поднимающейся спинкой. Корсаков мигом объяснил, что таким образом раскладывалась вторая полка, на которой предстояло провести ночь Постольскому. Дабы упростить ему задачу, у стенки нашлась вмонтированная лесенка. Напротив дивана стояло кресло, посредине купе – столик с белоснежной скатертью, на нем – лампа с абажуром. На стене висело зеркало. Боковая дверь вела в миниатюрную комнатку с умывальником и туалетом. Под потолком разместился газовый рожок, который можно было включать и выключать отдельно от центрального освещения в вагоне.
– Любите поезда? – спросил Корсаков.
– Обожаю, – с энтузиазмом подтвердил Павел. – Многие считают, что попасть в железнодорожные жандармы сродни ссылке, но я был только рад.
– А за что вас определили на «чугунку»?
– Это долгая история, – уклончиво ответил молодой жандарм.
– А мы до самой Москвы никуда не торопимся. – Владимир откинулся на мягкую, обитую бархатом спинку купейного дивана.
– На самом деле я у вас хотел спросить… – неуверенно начал Павел, меняя тему. Он присел на краешек кресла, поэтому вышло у него это куда менее вальяжно, чем у Корсакова.
– Слушай, давай уже на «ты»! Ни к чему нам выкать. А спросить ты, верно, хотел про события в особняке Ридигеров. Что, ротмистр с полковником не сочли нужным что-либо объяснять?
Поручик смутился:
– Да. Полковника я с тех пор и не видел, а ротмистр… Он и сам занят постоянно, и меня загонял. Хоть и старался, но все объяснения давал на бегу, урывками.
– Боюсь спросить, чем ты в таком случае занимался с октября?
– Книгами в основном, – сконфузился Павел. – Самая жандармская работа. Шатался по книжным лавкам и искал запрещенную литературу по спискам ротмистра.
– Только книги явно были не с революционным душком? – понимающе хмыкнул Корсаков.
– Да уж! Лавочки тоже не похожи на подпольные типографии. Я и не знал, что такие существуют! А книги… Чудные они, эти книги, – как те, что мы нашли в гостиной Ридигеров. Не знаю почему, но уверен – не должны они продаваться свободно. От некоторых у меня мурашки по спине бегают, особенно от гравюр. Там такое паскудство иногда изображают…
– Могу себе представить, – подтвердил Владимир.
За окном раздалось два удара колокола и громкий голос станционного служителя:
– Господа! Машина [31] готова! Потрудитесь занять места в вагонах!
– И что ты хочешь знать? – спросил Корсаков.
– Все! – выпалил Постольский. – Как такое вообще возможно? Почему об этих вещах никто не знает? Даже не так – откуда о них знаешь ты и мое начальство?
– Ну, на первый вопрос я тебе не отвечу, – ухмыльнулся Владимир. – Вернее, отвечу цитатой – «Есть многое на свете, друг Горацио, чего не снилось нашим мудрецам». А относительно того, почему об этом никто не знает, – так это неправда! Во все века находились люди, которые посвящали свою жизнь исследованию изнанки нашего мира и всех тех ужасов, что она скрывает. Некоторые передавали свои знания по наследству. Вот и с моей семьей так – из поколения в поколение мы собираем по крупицам знания о неведомых силах, стараемся понять законы, по которым они существуют, и отличить правду от домыслов. Я узнал эти тайны от отца, ему рассказал дед и так далее. Можно сказать, это фамильное призвание Корсаковых.
– Но почему о вас никто не слышал?
– Во-первых, кому надо, те слышали, – усмехнулся Владимир. – Во-вторых, мы не склонны афишировать свою деятельность. Излишнее внимание только помешало бы нам. Ну и в‑третьих, я никогда не слышал, чтобы жандармы интересовались всяческой чертовщиной, но вот мы с тобой едем в Москву по заданию твоего полковника. Кстати, у его епархии есть какое-нибудь официальное название?
– Боюсь, что нет… Вернее, я его не знаю. Я служил при одной из станций на Финляндской железной дороге, когда к моему начальству явился Нораев с официальным документом о моем переводе в Губернское управление. Не успел прибыть, как в октябре оказался с тобой на Большой Морской и понял, что деятельность полковника не имеет никакого отношения к обычной жандармской службе. Так с чем мы все-таки столкнулись?
– Со стихией, – коротко ответил Корсаков. – Стихией, которую не можем понять и обуздать. В мире всегда было что-то, чего мы не могли объяснить, – погодные явления, болезни, вращается ли Солнце вокруг Земли. Разгадка этих тайн мироздания заняла многие столетия. То, чему мы были свидетелями, то, что мы называем призраками, проклятьями, месмеризмом, магией, – явления того же порядка. У нас нет приборов, чтобы их измерить и классифицировать. Все, что мы имеем, – это опыт. Отчасти – свой, отчасти – предков. То, что хранится в тех самых книгах, за которыми тебя посылают.
– А как же Бог?
– Я не буду убеждать тебя, что Его нет. Больше скажу – моя семья, Корсаковы, верует. Но увы, то, с чем мы сталкиваемся, не приблизило нас к разгадке вечных тайн. Существа с той стороны, какими бы они ни были, не являются ни ангелами, ни демонами. Хотя многие хотели таковыми казаться. Так что есть ли на небе рай и есть ли в недрах земли адское пекло – сказать не могу. Своими глазами я видел иные миры лишь дважды – и, увы, они ближе к преисподней. Второй раз ты наблюдал вместе со мной. Вряд ли в мире мертвых все замечательно, раз баронесса Ридигер так сильно не хотела туда возвращаться. В моих семейных летописях наберется еще с десяток упоминаний о подобных встречах с потусторонними прорехами. Но все иные пласты бытия, что видели Корсаковы, чужды и опасны для человека. Предположу, что во всех религиях так или иначе разбросаны крупицы истины, которые, увы, невозможно собрать воедино. – Он усмехнулся. – Думаю, виновата Вавилонская башня.
– Но ведь то, что мы видели в особняке Ридигеров, – это зло! Чистое зло!
– Нет! – резко оборвал молодого жандарма Владимир. – Еще раз – это стихия. Она может быть страшной, разрушительной, беспощадной. Соблазнять могуществом. Стереть нас с лица земли. Но у нее нет своей воли, нет плана, нет умысла. Зазеркальный скиталец убил Решетникова не потому, что хотел этого или испытывал
