идеально убрана, вряд ли делало честь ее нанимателю – скорее отелю. Но и постоялец был чистоплотен как некий эфемерный персонаж, а не реальный человек. На полках для одежды – лишь смена белья, один свитер и джинсы. Хотя… С правой стороны шкафа на плечиках висел дорогой костюм, я посмотрел на этикетку: «Армани». Что ж, неплохо. Цифры подошли к сейфу, и я открыл его легко, но в первую секунду испытал укол разочарования. Я не представлял, что хочу там увидеть. Украденный у меня пистолет? Нет, вряд ли. Но, во всяком случае, и не горстку бумажек на верхней полке. Я сгреб их и стал шарить в нижней части металлического ящика. Документы. Надо бы их забрать, но как все это будет выглядеть, когда Алекс заявится и задаст мне один-единственный, но очень веский вопрос: по какому праву я копался в его документах и вообще нарушил его приватность? Я наскоро перебрал бумажки и уже собирался засунуть их обратно, когда мой взгляд упал на большой конверт, уже слегка потрепанный и замусоленный. Это было письмо, но не почтовое отправление, а частное. Вверху значилось мое имя. Сердце мое сжалось так, что я испугался, как бы прямо здесь, над чужим сейфом, меня не хватил инфаркт. Досконально я почерка Али не знал, да и забыл бы его за столько лет, но просто почувствовал, что это не может быть ничье иное письмо. И откуда ему здесь взяться, другому-то? Я поскорее спрятал конверт, закрыл сейф и выглянул в коридор. Вместо того, чтобы поскорее уматывать, я вернулся в номер и прочел письмо.
«Дорогой, я не знаю, как уместно обращаться к тебе сегодня. Джексон? Как раньше? Или ты стал важным и солидным Евгением, которого можно было угадать еще тогда? Милый мой! Я так виновата перед тобой, что не знаю, сможешь ли ты меня простить. Я люблю тебя сейчас не меньше, чем в те годы, когда мы танцевали рок-н-ролл и вечно спорили, кто круче: Маккартни или Меркьюри. Ты любил «Куин», а я тухла от Маккартнюшки… помнишь, я так его всегда называла? В то самое счастливое время моей жизни… Никогда впоследствии мне уже не было так хорошо, как тогда, когда мы пили с тобой красное вино и смотрели на снег за окном. Никого в этой жизни я не любила так, как тебя. Почему я так поступила? Надо было рассказать тебе раньше, но тогда я никак не могла. Моя старшая сестра нашла прекрасный вариант для выезда за рубеж – убогого мальчика, который поссорился с родителями и нуждался в деньгах для обустройства собственной жизни. Я не могла рассказать тебе об этих планах, ибо ты остановил бы меня, и я бы тебя послушалась, конечно, какие еще могли быть варианты? Поэтому я молчала, но я очень хотела уехать в Испанию, это была моя мечта, и я ничего не рассказывала тебе, напускала дурацкую таинственность, которая, по моим детским представлениям, могла тебя обмануть. Я не думала бросать тебя насовсем, лишь на то время, которое мне потребовалось бы на обустройство в чужой стране. А дальше ты должен был бы решить сам. В общем, я получила вызов, приехала, познакомилась с будущим мужем и поняла, что это ненадолго, он правда был какой-то несчастный мальчик не от мира сего, его можно было только пожалеть. Но потом все пошло не так. У меня стал расти живот, и родители моего мужа, отлучившие его от семьи, вдруг приехали к нам с примирением, он был счастлив, парил в небесах, они тоже. В общем, для меня это время стало адом. Все вокруг были счастливы: моя сестра, мой фиктивный муж, его родители… И только я с ума сходила от тоски по тебе. Я чувствовала себя подлой предательницей и лгуньей, потому что врала всем: тебе, мужу, его родителям, будущему ребенку, самой себе. В общем, к рождению Алекса его родители подарили нам очаровательный домик, и я поняла, что мое признание разрушит жизнь сразу нескольких людей. Мой муж, конечно не питал иллюзий на предмет своего отцовства, наш брак поначалу оставался фиктивным, а Алекс был зачат еще до того, как я вообще приехала туда… Но он так хотел казаться мужчиной, отцом, он возлагал на меня такие надежды… Мне стало его безумно жалко. Я жила мыслями о тебе, о том, как напишу и вызову тебя к себе… Это и был самообман. С каждым прожитым днем перспектива увидеть тебя снова отдалялась от меня, как линия горизонта. Этот проект становился все более несбыточным. В конце концов моя жизнь сделалась невыносимой. А тут еще его родители… Они оказались очень добрыми, хорошими людьми. Мало того что они обеспечили нас всем, они просто ничем не заслужили той подлости, которую я так хотела им преподнести. Хотя ты этого не поймешь – ты ведь тоже ничего такого не заслужил. В общем, я искала возможность уехать и потом перетащить тебя туда, а получила нескончаемую пытку. Постоянные мысли о тебе, жизнь с людьми, к которым я хорошо относилась, но не любила их. Говорят, рак пристает к тем, у кого выбита почва из-под ног. Для меня болезнь стала наказанием за мою подлость и предательство, за то, что я убила свою любовь, лишила единственного сына родного отца. Я боролась с раком много лет. Сначала он набросился на мою матку, но это было рано обнаружено, и я спаслась: меня прооперировали, провели сеансы лучевой терапии, и многие годы после этого я прожила в относительном покое. Но теперь он вернулся, и мне его уже не остановить. Это мое наказание, неотвратимое и беспощадное, и сопротивляться ему я уже не буду. Алекс – единственное, что осталось у меня от тебя. Я интересовалась твоей судьбой, и знаю, что у тебя все в порядке, есть жена и дочь. Постарайся сделать так, чтобы дети подружились. Я люблю тебя, Джексон, как в те давние годы, и во все последующие. Это уже не та любовь, в ней нет жажды близости, ибо я о ней не могу и мечтать, но в ней всегда будет та духовная близость, та эмоциональная связь, которую мы с тобой ценили выше всего. Поддержи Алекса. Не материально – деньги у него есть. Поддержи как папа, ведь мальчик ни в чем не виноват, и он остался совсем один на свете. Когда умер мой муж, я все ему рассказала, и он знает о тебе. Ты нужен ему. Твоя Аля».
Никогда в жизни я не
