Он молча посмотрел на нее, затем полез в карман, достал сигарету и закурил. Выпустил дым через нос.
— Пошли отсюда, малышка, нечего тут делать, а впереди у нас длинная дорога.
— Мы могли бы остаться и помочь им похоронить убитых.
Он показал рукой через плечо. Она обернулась и увидела мужчин, шарящих среди останков.
— Сейчас они заняты другим делом. Потом они будут драться между собой за трофеи. А потом ты останешься единственной, за кого они будут драться. Кроме тебя, не осталось ни одной живой женщины.
Она безмолвно смотрела на него.
— Не думаю, что твое желание ублажить товарищей предполагает человек двадцать или тридцать сразу.
— А откуда ты знаешь, что потом они не погонятся за нами?
Он быстро нагнулся и поднял что-то с земли, лежавшее около него. Теперь только она увидела, что при нем был автомат, потом увидела и пистолет на поясе.
— Ты готовился к этому?
Он пожал плечами:
— Я же сказал тебе, что я профессионал. У меня он лежал в машине под скамейкой, и я прихватил его перед тем как выскочить из кузова. А кроме того, у меня было предчувствие. Разве я тебе не сказал, что тринадцать — несчастливое число?
Глава 9
Бейдр посмотрел на Джордану. Он был доволен. Он принял правильное решение. Джордана была как раз тем противовесом, в котором он так нуждался. Сейчас она прощалась с Хатчинсонами. Она произвела хорошее впечатление на жен, и можно было не сомневаться, что это изменит отношение к нему со стороны банковских служащих. Теперь они становились его командой…
Конечно, его предложение участвовать в прибылях весьма ему помогло. Пятнадцать процентов дохода, распределяемого в виде дивидендов на акции служащих, были для них отнюдь не лишними. Есть одно качество, общее для всех, — жадность.
К нему подошел Джо Хатчинсон.
— Я рад предоставленной возможности собраться всем вместе, — произнес он дружелюбно на своем калифорнийском говоре. — Это здорово, когда человек, с которым ты работаешь, мыслит так же, как ты сам.
— Я тоже рад этому, друг мой, — сказал Бейдр.
— Девочки славно поладили между собой, — добавил Хатчинсон, оглядываясь на свою жену. — Ваша маленькая леди пригласила Долли навестить ее будущим летом на юге Франции.
— Прекрасно, — улыбнулся Бейдр. — Вы тоже приезжайте. Недурно развлечемся.
Калифорниец подмигнул и усмехнулся.
— Я наслышан об этих французских девчонках, — сказал он. — Это правда, что на пляжах они ходят без лифчиков?
— Некоторые, не все.
— Готов побиться об заклад, я там побываю. В войну я в Европе не был. Только в Северной Африке немного поболтался в зенитчиках, и единственные девочки, которых видел, это были слащавые проститутки. Ни один уважающий себя мужчина к ним не прикасался. Все они были либо трипперные, либо за углом стоял ее ниггер с ножом, чтобы погнаться за тобой.
Совершенно очевидно, Хатчинсон не представлял себе, что говорит сейчас об арабских странах. У него в голове не возникало ассоциации между туземцами Северной Африки и человеком, с которым он откровенничает.
— Война — время тяжелое, — сказал Бейдр.
— Ваша семья принимала в ней участие?
— Не совсем. Страна наша маленькая и, наверно, никто всерьез не думал сражаться из-за нее. — Он не стал упоминать о том, что принц Фейяд заключил соглашение с Германией: если Германия победит, то группа Фейяда возглавит всю нефтяную промышленность на Ближнем Востоке.
— Как по-вашему, — спросил Хатчинсон, — будет еще одна война на Ближнем Востоке?
Бейдр пристально посмотрел ему в глаза:
— Ваши предположения столь же близки к истине, как и мои.
— Да-a, если что и случится, — сказал Хатчинсон, — я думаю, вы всыплете им как надо. Настанет время, когда надо будет кому-нибудь приструнить этих евреев.
— У нас не очень много клиентов евреев? — спросил Бейдр.
— Нет, сэр, — заверил Хатчинсон. — Мы не очень-то их жалуем, вот поэтому.
— А вы не думаете, что поэтому мы и профукали дело с Ранчо дель Соль? — спросил Бейдр. — Потому что разработки вели там несколько евреев?
— Должно быть, это и есть причина, — быстро согласился Хатчинсон. — Они хотели вести бизнес с еврейскими банками в Лос-Анджелесе.
— Я полюбопытствовал. Кто-то сказал мне, что нас перешибли. В Лос-Анджелесе им дали ссуду под основной капитал, а мы запросили на полтора пункта больше.
— Евреи нарочно это сделали, чтобы подставить нам подножку, — сказал Хатчинсон.
— В следующий раз вы подставите им. Я хочу, чтобы наш банк был конкурентным. Это единственный способ привлекать крупных дельцов.
— Даже если они евреи?
Голос Бейдра поскучнел:
— Не смущайтесь. Мы с вами говорим о долларах. О долларах Соединенных Штатов. Эта сделка могла принести нам доход в два миллиона долларов на основной капитал за три года. Если бы мы уступили полтора пункта, это все-таки дало бы нам полтора миллиона. Мне совсем не нравится, когда такие деньги уплывают.
— Но ведь евреи все равно сбили бы нам цену. В любом случае.
— Возможно, — сказал Бейдр. — Но мы могли бы запомнить отныне и навсегда, что мы будем заимодавцами равных возможностей.
— О’кей, — сказал Хатчинсон. — Вы босс.
— Кстати, цифра, которую вы назвали по «Лейжер Сити», остается в силе?
— Да, двенадцать миллионов долларов. Япошки ее вздули.
— Сделайте заявку по этой цене.
— Но постойте… У нас же нет в настоящий момент такой суммы, — запротестовал Хатчинсон.
— Я вам сказал — сделать заявку, а не покупать. Полагаю, к концу недели мы, возможно, будем иметь партнера.
— Заявка обойдется нам в десять процентов, в миллион двести тысяч. Если партнера не окажется, мы потеряем их. Таким образом, уйдут наши доходы за год. Ревизорам это может не понравиться.
— Я рискну. В наихудшем варианте я вложу свои деньги.
Если бы все сработало как задумано, то ни он, ни банк не потратили бы ни одного цента. Шесть миллионов вложили бы японцы, а вторые шесть пришли бы из его ближневосточной группы через нью-йоркский банк. Он имел бы эти деньги тремя путями. Банк получал бы проценты на ссуду и собственные средства, он же мог бы получать проценты за свои акции в японском консорциуме и еще у него были собственные средства в ближневосточной группе. Деньги, похоже, обладали прелюбопытнейшим свойством подпитывать самих себя и расти.
Наконец Хатчинсоны ушли. Джордана вернулась в комнату и в изнеможении опустилась в кресло.
— Иезус, — проговорила она. — Я просто не верю.
Бейдр улыбнулся.
— Во что ты не веришь?
— Что на свете еще живут такие люди. Я думала, их уже нет. Помню их по своему детству.
— Ты со временем убедишься, что люди в своей сути не меняются.
— Думаю, ты не прав. Ты изменился. Я изменилась.
Глаза их встретились.
— И вовсе не обязательно к лучшему, а?
— Зависит от того, как на это посмотреть. Я не думаю, что когда-нибудь могла бы вернуться к своей прежней жизни. Да и ты тоже не смог бы вернуться домой и остаться там насовсем.
Он молчал. В чем-то она была права. Он ни за что не смог бы жить жизнью, какой жил его отец. Слишком много всего происходило в мире.
— Покурить бы, — сказала она, взглянув на него. — У Джабира наймется тот его персональный гаш?
— Наверняка, — сказал Бейдр и хлопнул в ладоши.
Джабир возник из смежной комнаты.
— Слушаю господина?
Бейдр быстро что-то сказал ему по-арабски. Через мгновение Джабир появился с серебряным портсигаром и раскрыл его перед Джорданой. Сигареты были красиво набиты, с корковыми мундштучками. Она осторожно взяла одну. Затем он повернулся к Бейдру и предложил ему. Взял одну и Бейдр. Джабир положил портсигар на кофейный столик перед Джорданой, чиркнул спичкой и дал ей прикурить. Пламя он поднес так, что оно коснулось лишь самого кончила, и жар не попал внутрь сигареты. Точно таким же способом он зажег и сигарету Бейдра.
— Спасибо, — сказала Джордана.
Джабир отозвался «саламом» и жестом покорности.
— Благодарю госпожу за честь. — Он тихо вышел из комнаты.
Джордана глубоко затянулась. Она почувствовала успокаивающий эффект.
— Какая прелесть, — сказала она. — По-моему, Джабир делает их лучше всех.
— Его выращивают родственники Джабира на небольшой ферме неподалеку от места, где родился мой отец. Арабы называет это материалом, из которого сделаны грезы.
— Они правы, — рассмеялась Джордана. — Ты знаешь, я уже готова. Ни малейшей усталости.
— И у меня тоже. — Бейдр сел напротив нее, положил свою сигарету на пепельницу и, наклонясь вперед, взял ее за руку. — Чем бы тебе хотелось заняться?
Внезапно глаза ее наполнились слезами.
— Мне хочется вернуться назад, — печально сказала она. — Назад в то время, когда мы познакомились, и начать все сначала.
