— Может, тебе принять какое-то обезболивающее? — спрашиваю, готовая по первому требованию вскочить с места и ринуться за аптечкой.
— Уже, — с улыбкой сообщает Егор. — Только благодаря ему дышу.
— А я тоже буду чемпионом, когда вырасту, — перетягивает наше внимание Миша. — Мой папа — чемпион Медведь! И я буду чемпионом Медведем!
Лично меня это в свете последних событий совершенно не радует. И даже пугает. Не сразу замечаю, что Егор со Стасей взирают на малыша несколько растерянно.
— Мой сын, — поясняет Тихомиров.
Тогда я понимаю, что привело ребят в замешательство. Не удержавшись, вклиниваюсь:
— И мой.
Медведь смотрит так, будто я у него из-под носа миску с едой утащила. Должно быть, это выглядит забавно со стороны, потому что все смеются.
— Быстро вы, — резюмирует Аравин.
Миша перебирается со своего стула к Тимуру на руки и, как я ни пытаюсь уговорить его вернуться на место, не слушается.
— Папе будет неудобно, — привожу этот аргумент и краснею.
Смущение вызывает не столько необходимость озвучивать это при всей команде, сколько внимание самого Тихомирова.
— Папа, тебе будет неудобно? — серьезно интересуется Миша, заглядывая отцу в глаза.
— Нормально. Можешь сидеть.
— Бомба!
Мне ничего не остается, как оставить их в покое и приступить к еде. Но все же дергаюсь я и поглядываю в их сторону поминутно. Все мне кажется, что Тимур из-за Миши не может дотянуться до своей тарелки. Однако тот вполне успешно справляется. Ест медленнее обычного, так как сын тоже ковыряет своей ложкой в его тарелке, но явно не сидит голодный.
— Так, когда свадьба, ребята? — обращается Расул Муртазанович к Егору со Стасей.
— Еще не скоро, — улыбается невеста. — Двадцать восьмого августа только.
— Но вы же давно вместе, да? — интересуется Диана.
— Пять лет.
— Ого-го! Даже больше, чем я думала. Молодцы!
Они и правда выглядят влюбленными и счастливыми. Стася то и дело тянется к Егору. То ли опереться на него желает, то ли прильнуть к груди… При этом каждый раз спохватывается и только спрашивает, как он себя чувствует. Тогда Аравин сам ее обнимает. Не знаю, какую боль ему эти движения причиняют, но на нее он смотрит с нежностью. Больше чем уверена, что в такие минуты ни за что не признается, какую бы муку ни испытывал.
— А я, между прочим, тоже скоро женюсь, — важно объявляет Борис.
— Да ну нах… — выдыхает шокировано Саня.
Остальные, как по команде, вилки бросают и таращатся на парня во все глаза.
— Ну… Я еще точно не решил, — идет Боря на попятную. — Но думаю!
— Да ты задолбал!
Парень на выкрик Дениса реагирует спокойно. Показывает не самый приличный жест — кулак через руку. И продолжает рассуждать:
— Она красивая. И продолжает писать мне. Хочет, чтобы я поскорее приехал. Фотки шлет.
— Покажи, — требует Саша.
— Хрена тебе, — огрызается Боря. Затем обводит всех сидящих взглядом. — Никому ничего показывать не собираюсь.
— Правильно, Балык, — поддерживает его в общем хохоте Тимур. — Будешь жениться, на свадьбу зови.
— Само собой, — бубнит тот. Ерзает на стуле, а потом в уже знакомой мне манере задумчиво вскидывает взгляд куда-то вверх и выдает с тоской: — Я о ней теперь постоянно думаю. Днем и ночью в голове. Трудно, короче.
На этот раз почти никто не хохочет. Прячем улыбки, потому как весьма мило, когда такой громила, как Борис, признается в нежных чувствах к женщине.
— Смейтесь, — бубнит он секундой спустя. — Чего не смеетесь? А я думаю, тут почти всем знакомы такие чувства! Просто я не боюсь их озвучить. Выкусите, короче.
Ну, после этого мы, конечно, смеемся. Нет сил сдержаться.
Миша незаметно укладывается у Тимура на груди спать. Я, обнаружив это, бросаюсь, чтобы забрать его и унести в спальню. Однако Тихомиров жестом показывает мне, чтобы я его не трогала и вернулась на свое место рядом с ним. Кажется, ему просто нравится обнимать нашего сына. И это трогает меня сильнее, чем Егор со Стасей и влюбленный баламут Борис.
37
Птичка
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мама? — не могу скрыть удивления, когда та, как ни в чем не бывало, вплывает в кухню. Еще несколько секунд оторопело разглядываю ее ярко-синий брючный костюм. Стиль абсолютно не ее. Прическа тоже новая. — Ты откуда… Как? Как? Выглядишь шикарно! Но как ты добралась из аэропорта? Почему не позвонила, что будешь сегодня?
— Так это сюрприз! Для тебя! Тимур знал и прислал за мной Бориса, — расходится ее звонкий голос на все помещение. Очень она сейчас напоминает маму из Простоквашино — «Это не техника, а я сама к вам дошла! На лыжах!». Может, у меня глюк, но кажется, будто мама специально это делает. — Ты что, не рада меня видеть? — спрашивает, пока Боря вносит два огромных чемодана.
— Рада, конечно! — спешу ее обнять и поцеловать. — Привет, привет, мамочка.
Только сейчас осознаю, что скучала.
— Привет, доня!
Отстраняясь, еще раз удивленно ее оглядываю.
Откуда все эти вещи?
— Как ты долетела? Нормально?
— Отлично! — с восторгом докладывает мама. — Теперь буду иметь представление, что писать в своих книгах о самолетах! Это, знаешь ли, тоже полезный опыт.
— Конечно, — быстро соглашаюсь я. — Ты голодная, наверное…
— Немного, — жеманничает, как обычно.
Уверена, что во время перелета перепробовала все, что предлагали на борту.
— Ой, — спохватываясь, оборачиваюсь к разделочному столу. — Познакомься, это Диана — шеф-повар команды. Моя мама — Лариса Петровна.
Они обмениваются приветствиями и еще парой незначительных фраз. Мы вместе перекусываем. После чего я веду родительницу в спальню, которую раньше занимали мы с Мишей. Тимур говорил, что она остановится здесь. Борис, очевидно, те же указания получил — чемоданы мы обнаруживаем в комнате.
— Я так устала, — вздыхает мама, пока я помогаю ей с вещами. — Прилегла бы, но очень уж соскучилась по своему сладику… Когда, ты говоришь, он возвращается из сада?
— Через полчаса будет дома.
— А ему там нравится? Как он понимает язык?
— Нравится. Он уже многое понимает и знает пару стандартных фраз, — на автомате отвечаю я. — Мам, откуда столько новых вещей? Надеюсь, Тимур к этому не причастен…
— Ну… А если я скажу, что он перевел мне некоторую сумму на расходы?
— Если ты скажешь? Некоторую сумму? — догадки догадками, но сейчас, когда она почти подтверждает, что взяла у Тихомирова деньги, у меня мгновенно развивается тахикардия. — Господи, мама! Ты хоть представляешь, сколько стоят твоя виза, билеты, проживание здесь? Так ты еще «на расходы» попросила? Поверить не могу!
— Ничего я не просила, — имеет совесть смутиться. — Тимурка сам как-то… Один приток, второй…
— Приток? Деньги поступали несколько раз?
— Ну, да…
— Уф, мама!
Злюсь, но что ж, ее убьешь за это?
— Не кричи на меня, — ноет хуже ребенка.
— Я не кричу.
— Я ведь только приехала. Соскучилась. А ты сразу…
— Ладно, — выдыхаю я. — Потом разберемся.
Сама себе не представляю, как.
— У меня жесткий затык в сюжете, — тут же переключается на свою любимую тему. — Рассказывай, давай! Что у вас тут происходит? Как Тимур узнал о Мише? Как отреагировал? Как вы планируете его воспитывать?
— Мама, — в голос стону. — Ты полчаса в доме, а уже за свое? Скажи еще, что приехала не с Мишей помогать, а на разведку!
— Не скажу! — фыркает. — По внуку я тоже соскучилась. И не раз об этом сказала. Искренне!
— Тоже…
— Так что? Бушевал Тимурка? — улыбается, будто это смешно.
Аж глаза блестят.
— Мне работать пора, — сухо объявляю я. — Вечером тебе помогу с остальными вещами. Тимур в половине десятого укладывает Мишу, и до окончания его третьей тренировки я свободна.
— А потом что? — задает мама вообще-то логичный вопрос.
Потом что? Как это назвать? Что между нами происходит? На каких условиях, если не считать предложенного мной перемирия? В рамках каких отношений? Ну, не рабочих же…
