болезнь и умер от уремии. Досадно мне было, что не мог помочь ему в беде и что лечащие врачи строго не предупредили его, что при повторной задержке мочи немедленно обратиться к ним за помощью.
Вместе с отцом умерла и часть жизни моей, детских, юношеских и зрелых лет. Умер отец в начале самостоятельной жизни моей! И с тех пор, когда приезжаю в Старотопное, посещаю и оправляю могилу отца. Поставил металлический памятник — крест и металлическую надпись, при помощи племянника Вити, электросварщика. А рядом с отцом и могильный холм старшего брата Павла. Оградка деревянная, но мечтаю со временем поставить железную. На могиле отца, брата Павла и других родных посадил березки, тополя, многие без ухода за посадками погибали, но в каждый приезд в Старотопное продолжаю сажать новые, чего не могу сделать на могиле матери, ибо она потерялась на Смуровском кладбище в годы Второй мировой войны, когда деревянные памятники кем-то истреблялись на дрова-топливо[113].
А ведь лучшие годы детства прошли в материнской и отцовской заботе обо мне и всех братьях моих. И не только у меня и других братьев хранится добрая память о нашем отце и матери, но все односельчане чтут их при воспоминании, что на многие годы является нерукотворным памятником для них.
***
В мае месяце я поехал вместе с завхозом больницы на своей больничной лошади по району своего участка — фельдшерским пунктам, а председатель волисполкома Сидоренко поручил мне выяснить причину смерти внезапно умершего гражданина в селе на берегу реки Ишима, так как ходили слухи, что его отравили. «Хорошо — я выясню и вам сообщу». И на второй день выехал. По приезде на место обратился к председателю сельсовета и с его ведома и в присутствии его и понятых извлекли труп из могилы. Там же на кладбище я сделал и вскрытие и установил отравление алкоголем, о чем составил патолого-анатомический акт и по приезде передал его предволисполкома Сидоренко.
Дня через три, во время приема больных в амбулатории пришел милиционер, предъявил мне ордер на арест и предложил идти вместе с ним в кабинет районного прокурора. Прокурор учинил по всей строгости закона допрос и предъявил мне обвинение в самовольном вскрытии трупа без представителя следственной власти. Я объяснил, что вскрытие производил не судебно-медицинское, а патолого-анатомическое с диагностической целью, к тому же и по просьбе председателя вика Сидоренко. Мои доводы оказались неубедительными для прокурора, и он приказал отвести меня в местную тюрьму-каталажку.
На второй или третий день моего заключения открывается дверь камеры, и не верю своим глазам: входит старший мой фельдшер, Катурга, в солидных годах, коммунист-марксид и тоже арестованный — по обвинению за соучастие в отравлении одного из больных в стационаре больницы. Оказывается, что когда-то, еще до моего приезда, на излечении в больнице находился лет восьмидесяти старик. Его приходила навещать его жена старушка и всегда что-нибудь приносила ему из дома покушать.
Как-то она принесла ему пирожков. Больной муж кушать их не мог, не хотел, и дня через три-четыре попросил санитарку убрать их из тумбочки, выбросить. Одна из санитарок съела часть прокисших пирожков, ее стошнило, а через несколько дней больной умер. Санитарка по своей медицинской неграмотности где-то на селе сказала, что больной старик отравился пирожками, что приносила ему старуха жена. Этот слух дошел до ушей прокурора, и вот теперь он вспомнил и предъявил фельдшеру Катурге, как временно заведующему больницей, обвинение в том, почему он об этом не сообщил следственным органам.
Дня через два Катургу отпустили, а потом отпустили и меня под расписку о невыезде из района. Прокурор пытался посадить и председателя волисполкома, но не имел на него права по занимаемой им должности.
Когда я находился в каземате, питание приносили сотрудники больницы, а также и молодая чета, ветврач и его жена. В этом прокурор предусмотрел их сочувствие мне и вскоре им отомстил. В день рождения ветврача в числе других был приглашен и я, но не был приглашен прокурор и его соратники, что он посчитал оскорблением своей персоны. Тогда он подослал пьяного гражданина вызвать ветврача к заболевшему животному на дом. Ветврач вместо себя предложил сходить своему помощнику ветфельдшеру, но он от его помощи отказался, стал скандалить, требуя, чтоб пошел ветврач, и с тем ушел. Часа через два явился милиционер и объявил, что по распоряжению прокурора велено арестовать и доставить к нему ветврача. Именинный вечер прервался, и гости разошлись. Вместе с ветврачом пошел и я. Мне не хотелось его оставлять. Да и то подумал про себя, если уж он такой отъявленный самодур, то ничего ему не стоит посадить в каталажку обоих врачей, медицинского и ветеринарного, и оставить людское и скотское население без лечебной помощи и, может быть, тогда призовут Фемиду правосудия к порядку, что через некоторое время и совершилось.
Милиционер доставил нас в кабинет прокурора и, когда вошли, он по-ефрейторски гаркнул: «Почему сам не пошел, а послал фельдшера к заболевшему животному? Что, некогда было, именины справлял?!» Ветврач и я разъясняли ему, что первую помощь мог оказать фельдшер, а потом, если потребовалось, пошел бы и врач. Но богиня правосудия Фемида изрекла, обращаясь к милиционеру, указывая перстом на нас: «Посадить обоих! Милиционер, отведи!» Так я попал второй раз в каземат. Продержав нас одну ночь в каземате, Фемида прозрела и приказала отпустить нас на работу.
***
Шел май месяц. Всюду пробуждалась в природе жизнь. Солнце ласково, величаво и спокойно совершало свой путь над землею, наполняя ее и все живущее на Земле светом радости и нежно-любящим теплом матери, посылая на землю живительные лучи свои добрым и злым людям, животным, птицам, насекомым, деревьям и травам, не требуя себе взамен никакой награды от людей и всего сущего на Земле. И только солнце оставалось моим добрым гением в эти безрадостные дни жизни, да сочувствие близких знакомых.
Никто из власть имущих в районе не подал мне руку помощи, ведь все в окрестности знали о беспробудном пьянстве, взятках, изнасиловании женщин прокурорско-уголовными властями — этими современными опричниками Урицкого района. Оставалось одно: уехать на работу в другую больницу области и избавиться от нетерпимого произвола властей, и, нарушив подписку о невыезде, уехал в облздрав Кустаная
