база и знания по специальности. Встречаясь на работе, я держался с Зениным лояльно, зная, [что] в дальнейшей жизни придется работать под его шефством. От прежнего его гонора не осталось и следа. Тон разговора и выражение лица имели дружеский, товарищеский характер, а не тот, прежний: «Поедете!» Такая артистическая метаморфоза произошла потому, что я от него не зависел и просто мог закрыть его консультацию в диспансере, лишив его части заработка. Так материальная зависимость меняет характер человека.
Следовательно, на взаимоотношение людей в условиях частной или государственной собственности влияет капитал. Разность заработной платы по-разному создает судьбу жизни отдельного человека и общества. Большинство живут в относительной материальной бедности тела и духа, а меньшинство в достатке того и другого.
[Сын]
Прошло несколько лет с тех пор, как Таня, ее отец и мать [были] отправлены из Старотопного на ссылку. Несколько раз в разное время разыскивал их, но поиски были безрезультатными, да никто [и] не знал участи миллионов ссыльных, заключенных в концлагеря, тюрьмы и расстрелянных в царствование Кровавого Иосифа — марксида.
А чувства первой, юной любви оставались с Таней. Порой ярким, пламенным желанием воскрешалась и снова подавлялась любовь тоской безысходной. Говорят, что любовь, как и вера, без дел мертва. Да, время сглаживает остроту чувств, но желание того, что когда-то переживалось, прекрасное, всем существом, — любви — не может забыться. Воспоминания при всех условиях жизни будут отрадным отдохновением, радостно-тоскливым, мучительным, вечно желанным стремлением к тому очаровательному прошлому, которое осталось вечно жить в душе и сердце.
Ее со мной не было, но она жила в душе моей немеркнущим пламенем в сокровенной мечте о встрече с ней. А совместная жизнь с женой с первых лет не ладилась. Она трижды инсценировала уход и трижды возвращалась. Предвиделся распад семьи, по причине ее замкнутости и грубо-эгоистического характера, что омрачало ее положительные свойства.
В начале тридцать пятого года, перед поездкой в Казань на курсы усовершенствования, у меня произошла с женой одна из очередных глупо-унизительных ссор. Из одного учреждения, которое режимит общество, неожиданно уволили племянника Николая, и он оказался без средств к жизни. Я сделал ему небольшую материальную помощь: у него не было брюк под ботинки, я отдал ему из своих одни брюки, и этого достаточно было, чтоб произошли взаимные унизительные оскорбления. Много раз предупреждал ее, что если не изменит своего отношения, то разлад окончится тем, что я уйду от нее, на что она отвечала: «Я не держу, уходи». «Что же не уходишь?» — говорила на второй и на третий день. Любила ли она меня? Любила, и много, о чем я узнал впоследствии, когда произошел окончательный разрыв.
В течение многих лет я знал издалека подругу племянницы, студентку Петриченко. Вместе они прежде учились в фельдшерско-акушерской школе, затем в мединституте[120]. Ходили часто к моей сестре на дачу. Там они отдыхали в выходные дни. Бывая у сестры, иногда встречался с ней, но каких-либо видов на любовь к подруге племянницы не имел ни я, ни тем более сестра и племянница.
И вот, будучи уже в Казани на курсах усовершенствования, неожиданно получил от нее письмо. Она писала, что знает о моей неприятной семейной жизни с Вишняковой и сочувствует в неудавшейся мне жизни. Писала о своих положительных, дружеских теплых чувствах, на что я ответил ей письмом, что ее хорошее отношение ко мне явилось светлым лучом в моей неудавшейся семейной жизни. Она снова написала более откровенное письмо, второе, третье и так далее, на что я восторженно отвечал.
Этим годом она заканчивала мединститут, и предстояло ей куда-то по разверстке ехать на работу в края отдаленные. Я начал идеализировать ее отношения ко мне, как искренние чувства любви, о чем писал ей в ответных письмах, что она восторженно принимала и отвечала полной взаимностью. По приезде из Казани наши отношения взаимности «теоретически» еще более сблизились. Думалось и мечталось мне, что в ней нашел идеал себе подобный навсегда, и не мог подумать, что когда-либо в жизни она отвернется от меня и уйдет к другому, как это случилось впоследствии, когда я попал в тяжелое бедственное положение. А пока мечты о взаимной счастливой жизни будущего захватили нас обоих, как и всех других в таких случаях, мечтающих прожить жизненный путь в любви вечной, так, как об этом мечтают миллионы людей и многие из них, в том числе и я, [не знают], что впоследствии эта любовь обернется горечью страданий. Я не знал, что только исключением из общего правила являются Волконские, Трубецкие, Раевские и другие, любящие самих себя сверхчеловеческой любовью и близких своих при всех обстоятельствах невзгод жизни. Такая глубина и широта любви может рождаться, цвести и жить в светлых душах, честных сердцах и мудрых умах познания, людей, достойных жить в будущих временах столетиями. Но их «не от мира сего» ничтожно мало, и только в будущем, в каком-то столетии их станет большинство в вольном обществе. И тогда исчезнет в людях во всех видах всякое небесное или земное рабство духа и тела — насилие над человеком и обществом.
Перед окончанием мединститута Петриченко получила путевку — назначение на работу на Дальний Восток в сельский район. Через месяц по моем приезде в Смуров, в начале тридцать пятого года началась наша совместная жизнь и началась переписка с министерством об отмене путевки-назначения ее на работу в края отдаленные ввиду замужества[121]. Каждый окончивший врач обязан, должен по разверстке проработать три или чаще более лет там, где укажут власть имущие. Затем последовало из центра «милостивое решение» передать ее в распоряжение облздрава, а этот направил ее за двести пятьдесят километров в участковую Старо-Кряжимскую больницу Пензенского района, и никакие доводы-хлопоты не смогли оставить ее на работе вместе со мною в Смурове, как мою жену. Начались мои поездки к ней и, [к] нашей общей радости, она забеременела, и то, что на четыре месяца получит декретный отпуск, приедет ко мне в Смуров, и как-нибудь найдем выход, чтоб зацепиться на работе в Смурове, а пока мы были счастливы.
Комната, где с ней жили до ее отъезда в район, оказалась совершенно непригодной для зимнего жилья