— Знакомьтесь, старший лейтенант Коридзе, в дальнейшем ваш непосредственный начальник. Он назначен заместителем командира ОБАТО по тылу.
Затем Лукшин поочерёдно представил новому зам. по тылу начальников служб, кратко их охарактеризовал и немного рассказал о задачах самих хозяйств. Закончив представление, он спросил:
— Какие есть вопросы ко мне или к старшему лейтенанту Коридзе?
Вопросов ни у кого не было — было только некоторая опасливость и недоумение. Лукшин, представляя начальников служб, называл имя, отчество и фамилию представляемого. Но это не касалось самого его приемника: "Старший лейтенант Коридзе", и всё. Как того звали, так и осталось неизвестным. Конечно, некоторые грузинские имена и отчества порой для людей других национальностей труднопроизносимые, но во время представления можно было и назвать. К самому Лукшину большей частью обращались по имени и отчеству и реже: "Товарищ майор" — это чаще случалось, когда он сам был не в духе или чем-то провинились его подчинённые. К Коридзе же и в дальнейшем обращались только: "Товарищ старший лейтенант", далее "Товарищ капитан" и реже "Товарищ Коридзе". Сам он тоже старался обращаться к начальникам служб как: "Товарищ Кирзонян", "Товарищ Морозевич" и так далее. По имени и отчеству он обращался значительно реже, так сказать, по большим праздникам — это у него была как бы похвала. К остальным служащим он вообще обращался обезличенно: "Товарищ слесарь", "Товарищ кочегар". Андрей долго так и не знал, как же звали самого товарища старшего лейтенанта (в дальнейшем капитана), хотя, честно говоря, ни ему, ни его коллегам постепенно это стало вовсе неинтересно.
На следующий день после обеда Андрей прошёлся по котельным, проверяя работу кочегаров и думая об отъезде Лукшина. Переходя от одной котельной к другой, он вдруг встретился Лукшина, который прохаживался по городку в гражданской одежде.
— О, Борис Михайлович! — обрадовался Андрей. — Здравствуйте! А я как раз думал о вас.
— И что же это вы обо мне думали? — улыбнулся тот.
— Вчера, понимаете, как-то так быстро мы все расстались, что я не успел вас поблагодарить за помощь мне в работе. Я ведь сюда приехал совсем неопытным и без вашей помощи вряд ли бы нормально справился со всем этим немалым хозяйством.
— Не преувеличивайте мои заслуги, вы здесь во всё довольно быстро втянулись. Да, я поддерживал ваши инициативы, но ведь вы сами всё раскручивали. Не я же вас в самом начале надоумил на ремонт тех же котельных.
— И всё же. Без вашей помощи мне бы очень тяжело было.
— Вы знаете, Андрей Николаевич, — чуть помолчав, сказал Лукшин, — давайте мы заглянем с вами в кафе, закажем что-нибудь и посидим-поговорим нормально. Ведь послезавтра мы расстанемся и вряд ли ещё увидимся.
— В кафе!? — удивлённо протянул Андрей.
— Да, в кафе, — вновь улыбнулся Лукшин. — Я понимаю ваше удивление. Редко кто видел меня в кафе да ещё в компании со служащими. Но, во-первых, я сегодня в гражданском, не на работе, во-вторых, вообще уже не у дел, а в-третьих… — он на мгновение замолк, а затем продолжил, — в-третьих, мне сейчас совершенно безразлично, что обо мне могут говорить. Так что, пойдёмте.
Они зашли в кафе, сели за дальний столик, чтобы им никто не мешал, Лукшин заказал по 150 мл водки и закуску. Пока им принесли заказ, они уже активно беседовали, точнее, больше говорил Лукшин, делясь с Андреем своими думами.
— Вы благодарили меня за то, что я вам помогал. Мне приятна ваша благодарность, спасибо. Но я старался обычно всем помогать, только далеко не все откликались на помощь, часто это воспринималось как некое урезание их прав на самостоятельность. В этом плане, как не странно, был более отзывчив Грицюк, хотя он то был старше меня и имел большой опыт работы. Остальным на мою помощь было начхать, они считали себя самостоятельными, даже чересчур самостоятельными. Не стал исключением в этом плане и Кирзонян. Я видел с самого начала, что он вам не особенно нравится. Мне он тоже не очень нравился. Но я старался держаться со всеми ровно. Были здесь до вас и другие служащие, но и они как-то не особенно желали контактировать с начальством или же пытались контактировать по-своему — заискиванием каким-то и тому подобное. А вот с вами и мне было приятно работать — вы были хотя и немного неопытным, но инициативным, умелым и грамотным. Вы задумывали какое-нибудь дело, но не гнушались обговорить его со мной. Тот же Григорий слишком высокого мнения о себе, хотя вести себя с подчинёнными, да и работать он умеет. Когда уезжал Грицюк, то Андреев не сразу решился поставить начальником КЭС Кирзоняна, он его тоже раскусил. Он хотел предложить эту должность вам, но я убедил его, что это бесполезно, напомнив вашу историю в Цербсте. И тогда ему ничего другого не оставалось, как назначить Кирзоняна. Заявка в Союз на начальника КЭС подана то была, но желающих что-то не было. Да и неизвестно было, кто приедет, а Григорий был самым опытным служащим и хорошо уже знал хозяйство гарнизона. Всё же сантеххозяйство менее хлопотное дело и на этом месте могут работать многие. Кстати, Виктор Петрович неплохо работает в своей службе.
— Он, по моему мнению, больше бы подходил на должность начальника КЭС, нежели Кирзонян.
— Совершенно верно, я это тоже про себя отметил. Но сейчас уже ничего не изменишь.
Им принесли заказ. Лукшин с Андреем немного выпили, закусили, и майор продолжил:
— Кирзонян сразу дал своё согласие на должность начальника КЭС. А мне как раз не по душе люди, которые так легко соглашаются на повышение, да ещё и не по своему профилю. Это в большинстве своём просто карьеристы. Когда человек начинает сомневаться, обдумывать подобное предложение, то видно, что он размышляет о том, как он будет работать на новом месте, что для этого необходимо, как он построит свои взаимоотношения с коллективом и так далее. Он может попросить руководство помочь ему на первых порах в чём-то, даже выдвинуть какие-то условия. В этом случае видно, что это человек думающий, который не склонен хвататься за первую же попавшую высокооплачиваемую работу.
— Жаль, всё же, что вы уезжаете, Борис Михайлович, — вновь вставил своё слово Андрей, во время возникшей паузы. — Неизвестно как теперь сложатся отношения с вашим приемником.
— Нормально сложатся, Андрей…, можно просто Андрей?
— Конечно, можно, — обрадовался тот.
— Так вот, Андрей, я знаю, что Коридзе не очень-то любят из-за его кажущейся излишней жёсткости. Я это хорошо знаю, но это не совсем так. Он не столько жёсткий, он скорее…, как бы это правильно назвать? Он буквоед что ли, он строго следует каждой букве Устава, он педант в этом отношении. Но если это допустимо с подчинёнными солдатами, то с подчинёнными всех служб, которых у него буде теперь много — это не пройдёт, не годятся такие отношения для нормальной работы. Он и сам это вскоре поймёт. Но ему нужно будет помочь.
— Помочь старшему лейтенанту!? — изумился Морозевич.
— А что в этом такого удивительного? Не предлагать ему в открытую помощь, это для него недопустимо, а просто тихонько помогать осваиваться со службами, не отталкивать его, не держать дистанцию. Ему сейчас несладко придётся. Кроме ваших служб ему ведь подчинены службы, от которых зависит нормальная работа военнослужащих, то есть напрямую связана с боеготовностью всех подразделений, а это очень серьёзно. Он, конечно, будет больше внимания уделять им, а не вашим службам. Почему я планёрки с вами проводил уже в нерабочее время, да потому что в течение дня мне с головой хватало работы по службам военным. Кроме того, Коридзе, кадровый офицер, он не заканчивал технических ВУЗов, а потому мало что знает обо всех ваших системах. Но вот только не нужно делать упор на это незнание и ставить себя выше него. Он, вообще-то, хороший человек. Но он ещё и грузин. А грузины обиды не прощают, но вот за добро стараются отблагодарить в десятикратном размере. И Коридзе в этом плане не исключение. Он хорошо почувствует вашу расположенность к нему, вашу негласную помощь и всё поймёт. Но не вздумайте ему сказать или даже показать своим видом, что он ничего в том или ином вопросе не понимает. Не вздумайте насмехаться над его, возможно, неверным суждением о том или ином предмете, хорошо знакомом вам. Не ставьте себя познаниями выше его, помогайте разобраться в тонкостях вашего дела.
— Большое вам спасибо, Борис Михайлович, за такой инструктаж. Вот уж не думал я о Коридзе в таком плане.
— Я говорю это только вам, Андрей, потому что знаю — вы правильно поймёте всё. А Кирзонян или даже тот же Горшков вряд ли поймут. Виталий хотя и молодой, но тоже с гонорком.
— Да, — протянул Андрей. — Ещё раз повторю — как жаль, что вы уезжаете.
— Знали бы вы, как мне то жаль отсюда уезжать, но вам этого не понять.
— Почему не понять?
— Вы это поймёте гораздо позже, когда будете тоже возвращаться в Союз после трёх или, наверняка, четырёх лет работы здесь в ГСВГ. И чем дольше вы здесь проработаете, тем больнее будет отсюда уезжать. Вам пока что неведомо такое чувство, как ностальгия. Но не обычная, а несколько странная ностальгия. Ведь слово "ностальгия" трактуется как тоска по Родине. А здесь тоска по чужой стране. Странно, да? Но, тем не менее, это так.
