Это событие взбудоражило весь городок, о нём только и говорили все ближайшие дни. Ещё бы, оказывается проживание в ГСВГ не такое уж и безопасное, если совершаются нападения на наши посты. В тот же день в городок приехала комиссия по расследованию этого ЧП. Приехали не только наши военнослужащие из органов, занимающимися подобными случаями, но и немецкие специалисты. А вот подобных случаев, как оказалось, в ГДР не совершалось очень давно, они были очень редки даже в первые года после размещения советских войск в Германии. При этом немецкие специалисты настаивали на том, что нападения на пост со стороны немецких граждан в настоящее время вообще быть не могло. Они явно намекали на версию о самостреле. Но эту версию комиссия отвергала. Раненый солдат в тот же день был госпитализирован и тщательно обследован врачами и членами комиссии. Да, как установили, рана была после ранения от пули, выпущенной из советского автомата Калашникова. Таким же был вооружён на посту и часовой. Но это ни о чём не говорило. Немецкая армия тоже была оснащена теми же автоматами.
Часовой сам не мог выстрелить себе в ногу издали, он мог стрелять, только держа близко автомат от ноги. Но если держать оружие таким образом, то вокруг раны или же на обмундировании солдата должны были бы остаться следы пороха — а их не было. Таким образом, комиссия в первые дни так и не пришла к определённым выводам. Немецкие специалисты настаивали на версии с самострелом, наши же — на реальном нападении на пост. Да, никаких следов нападавшего тоже не удалось обнаружить даже с помощью собаки. Но, во-первых, в этом районе следов было много, и собака могла не понимать, по какому следу ей нужно искать, а, во-вторых, следы могли быть и чем-нибудь обработаны, чтобы помешать обонянию собаки. Так что и это ни о чём не говорило. В одном только были едины специалисты обеих наций — их удивляло то, почему нападение было совершено на пост вблизи ангаров ТЭЧ. Что там могло интересовать злоумышленников — ни оружия, ни чего-либо сверхсекретного там не было. Не так уж далеко находились вертолёты, причём не застарелые образцы. Правда, там и освещение было получше, да и снять с вертолёта что-нибудь ценное вряд ли бы удалось, не говоря уже о его запуске и попытки угона. Так что вопросов было много. Со временем активность комиссии снизилась, и пропал интерес жителей городка к этому событию. Тем более что о действиях комиссии стали ходить только слухи — никто не мог сказать точно, чем она занимается. Всё же это служебное расследование, которое не предназначено для ушей посторонних.
Ещё через какую-то неделю закончился отопительный сезон. Закончился он, как и начинался, в субботу. Точнее в субботу котлы ещё работали, но в ночную смену огонь в их топках (не во всех, конечно) должны были уже потихоньку гасить. Сейчас предупреждать слесарей о том, чтобы они были на чеку в выходные дни, не было необходимости. В воскресенье утром Морозевич начал не спеша обходить все котельные. При этом он думал о том, как же быстро пролетело время — он проработал в Борстеле уже два отопительных сезона. Ещё один сезон и прощай ГСВГ, если, конечно, не удастся продлить срок. Правда, полностью второй год работы у него ещё не закончился, но всё же. Говорят, что хорошее пролетает быстро, но у Андрея было всего понемногу — и хорошего и плохого. А время всё равно летит.
Он проходил около мамаш с детьми, с удовольствием играющими на свежем воздухе. Средина апреля выдалась тёплой, поэтому все старались побольше времени проводить на солнышке. Матери малышей разговаривали между собой, поглядывая на своих детей и наставляя тех уму разуму.
— Наташа, не нужно сыпать песочком на Танечку. Играйся нормально, не шали.
Андрей улыбнулся этому старому как мир поучению и пошёл дальше. Однако через десяток шагов он остановился как вкопанный.
— Наташа, Наташа, — крутилось у него в голове. Что-то у него ассоциировалось с именем этой девочки, но он не понять что. Он вновь пошёл дальше. Но, не доходя до очередной котельной, у него что-то щёлкнуло в голове и всё стало ясно — связались все цепочки.
— Вот оно что! — мелькнула в голове мысль, и он постарался поскорее обойти оставшиеся котельные. Поскольку везде было всё нормально, то это ему удалось довольно быстро. После этого он решительно направился к дому лётного состава. Он никуда не стал заходить в квартиры, хотя и знал интересующей его адрес — они с женой один раз там гостили. Он присел на лавочку, закурил и стал внимательно рассматривать малышей и, особенно, их мам. Одну девочку он вроде бы узнал, но она играла с детьми без мамы. Андрей решил дождаться её маму — не может маленькая девочка долго играть сама. Присмотр за ней, конечно же, был со стороны других родителей, но когда-нибудь должна была появиться и мама девочки. Он просидел довольно долго, но та всё не появлялась. Андрей уже хотел попросить девочку сходить домой и позвать маму — ему почему-то не хотелось идти в дом, разговор предстоял быть неофициальным — как из подъезда вышла и мама девочки. Андрей поднялся ей навстречу.
— О, Андрей Николаевич, здравствуйте! А вы здесь какими судьбами, поджидаете кого-нибудь? — удивилась мама девочки.
— Здравствуйте, Лидия Михайловна, — улыбнулся Андрей. — Поджидаю я именно вас. Не хотел отвлекать вас от домашних дел.
— А что случилось? — испугалась Лидия Михайловна.
— Не беспокойтесь, ничего не случилось. Я просто хотел с вами побеседовать, точнее, задать вам пару вопросов.
— Пожалуйста, я слушаю вас.
— Лидия Михайловна, скажите, пожалуйста, как назывался городок, в котором вы лечили в госпитале Наташу?
— Белитц-Хальштеттен. А что?
— Нет, ничего, — облегчённо с улыбкой ответил Андрей. — Теперь, вроде бы, всё стало на свои места.
— А что стало на свои места? — не понимала Наташина мама.
— Когда вы лечили Наташу, вы говорили местному руководству о моей жене Валерии.
— Конечно, говорила. Я сказала им, что это именно она посоветовала обратиться мне в медсанбат и срочно сдать анализы Наташи. Это она фактически вовремя определила диагноз и тем самым спасла Наташу.
— Понятно. И вы им говорили, что Валерия по специальности детский невролог?
— Говорила. А я что неправильно что-то сделала? — уже испугалась женщина.
— Нет, — улыбался Андрей. — Вы сделали всё правильно. Вы себе даже не представляете, как вы всё правильно сделали.
— А что всё же произошло?
— Я вам скажу. Только пока что пусть это сообщение останется между нами.
— Хорошо, но почему такая секретность?
— Дело в том, что с вашей лёгкой руки Валерией заинтересовалось руководство этого госпиталя. Возможно, оно хочет, чтобы она переехала работать к ним. Но это пока что ещё не подтверждено. Потому я и не хочу забегать вперёд — а вдруг этого не случится.
— Ой, да вы что! — обрадовалась Лидия. — Обязательно случится. Я в этом уверена. Как это хорошо. Я буду искренне радоваться за вашу жену. В госпитале ей будет очень хорошо. Знали бы вы, какие там замечательные условия. И сам госпиталь очень большой — несколько многоэтажных корпусов и врачи почти одни старшие офицеры, и условия жизни в городке замечательные. Там настоящий сосновый лес, не то, что у нас — остатки его. А воздух какой. И до Потсдама совсем близко, мне говорили, что где-то около 20 километров. Как хорошо, что вы туда переедете!
— Да не спешите вы. Вдруг мы никуда не переедем. Пока никакой определённости нет. После запроса стоит полная тишина.
— Переедете! Я почему-то уверенна в этом. Я буду молить Господа, чтобы он помог Валерии Андреевне. Она помогла мне, а я хочу помочь вам. Удачи вашей жене и вам, Андрей Николаевич.
Морозевич распрощался с Лидией Михайловной и поспешил домой. Он хотел сообщить Валерии откуда ветер дует, что стало первопричиной запроса из госпиталя. Теперь надежды жены могут и сбыться, хотя Андрей старался отогнать от себя подобные мысли, чтобы не сглазить. Нужно было видеть, как радовалась Валерия, когда Андрей рассказал ей о разговоре с Наташиной мамой. Она радовалась так, словно они завтра уже переезжают в этот госпиталь. Но Андрей вовремя опустил жену на землю.
— Ты очень рано начала радоваться. Этого может и не произойти. Запрос — это же не вызов и не распоряжение о переводе в другое место. Здесь препятствий много, могут отказать на разных уровнях. Даже здесь, в Борстеле. Не знаю как тебя, а меня могут не отпустить. Я знаю Андреева, он человек жёсткий и вряд ли согласится так легко расставаться со служащими, которых потом вновь нужно искать. Он легко расстаётся только с нарушителями дисциплины. Так что, и мне её нарушать? Но я тогда отправлюсь не на новую работу, а в Союз. Так что ты не спеши и забудь пока что обо всём этом. Поживём — увидим, как это всё обернётся. Знаешь, Лера, — добавил он, видя, что жена загрустила, — лучше сейчас расстроиться, а потом вдоволь порадоваться, чем наоборот.
