— А у меня не две, а три разума в одном теле! Три нервные системы! И кроме меня сдохнуть не хочет ни одна из моих сущностей! Змея раздавлена… мозги тухнут… но нервная система жива и пытается оживить все это раздавленное дерьмо, продлевая мои страдания. Бабочка, что тоже во мне, порождает гусениц, посылая их за жратвой. Я могу контролировать их… но лишь отчасти. Когда голод становится слишком сильным… я теряю контроль, теряю сознание! А когда прихожу в себя — я уже пожрала…. В меня уже натащили жирного жеваного мяска и воды… Учитывая замедленный метаболизм и почти летаргию… мне этого хватает надолго. Хватает, чтобы чуть подстегнуть мою невероятную регенерацию, чуть замедлить гниение и на то, чтобы породить пяток новых ползучих детишек…. И снова боль… снова сонная агония… а затем мне снова доставляют визгливых жирных гоблинов… Вот и сейчас — гусеницы чуют запах жратвы и рвутся… рвутся за едой…
— Вперед — разрешил я, поняв, что толку от запрета не будет. Разве что раздавить всех гусениц.
Брассару трудно назвать каннибалом. Людоедом — да. Но не каннибалом. Она давно уже не человек. Она… это что-то искусственно выведенного древнего высшего хищника. Гребаный динозавр, что пролежал в обвалившейся пещере хрен его знает сколько лет.
Пока из приоткрывшихся дыр в змеином теле с хлюпаньем лезли новые гусеницы, а закатившая глаза Брассара мелком потрясывалась внутри раскрытой бронированной опухоли, я решил глянуть чего это там Рэк так изумленно пялится за край камня, маша при этом мне клешней.
— В ней живет бабочка — тихо произнесла продолжающая сидеть на камне Кассандра, не сводя глаз с рождающихся гусениц — В ней живет красивая бабочка…
— Нашла родственную душу — хмыкнул я.
Пифия мне не ответила.
А вот Рэк, повернувшись ко мне, развел руками и потрясенно выпучил глаза:
— Лид… у ней жопу сперли!
— А? — скривился я, заглядывая за камень — Хм… вот дерьмо…
Из-под камня торчал заросшей молодой кожей обрубок змеиного тела. Хвоста не было. И судя по форме обрубка, он скорее был «отрывком» — гигантскую змею кто-то разорвал. Рваные ошметки уже обросли тонкой кожей, здесь не было того облака тухлой вони, что окружало раздавленную змеиную голову. Сейчас туловище истощенного монстра достигала в толщину метра три. На пике здоровья, змея, наверняка, была куда толще.
Что за тварь могла разорвать подобное туловище на две части? И куда делся хвост?
Если предположить, что оторванный хвост кто-то сожрал — то почему не выжрал и остальную часть беспомощной змеи придавленной каменюкой?
— Бассара! Где твоя жопа?! — это первое, что я спросил, вернувшись к «опухоли» после того, как осмотрел ту часть пещеры и убедился, что слой пыли там никто не тревожил уже долгие годы.
— И только теперь тебе стало интересно? — прерывающимся голосом выдохнула Бассара, медленно открывая желтые глаза.
По ее губам пробежала короткая злая усмешка, но я не стал напрягаться по этому поводу — понял, что усмешка относится к далекому прошлому.
— Герой Оди — продолжила искалеченная тощая баба, что так долго была страшилкой Пещер Мрака — Чтобы ты потом не обвинял меня… скажу сразу — Даурра сделает все, чтобы спасти меня! А значит, скоро она бросит на атаку Пещер все свои силы, а может даже явится сюда сама. Как давно вы у Пещер Мрака? Как давно Даурра поняла, что вы направились именно сюда?
— Мы нигде не задерживались — ответил я, не став выделываться и разыгрывать из себя беззаботного придурка — Прошли маршем от входа в Мир Монстра до самых Пещер. Здесь мы минут сорок… может час. Не больше.
— Ладно… у вас еще есть время. Но ждите атаку! Даурра явится! Обязательно явится! Умоляю — даже если будешь подыхать, убей меня, а потом сдохни сам!
— Сколько у нас времени?
— До прибытия Непримиримых? Не знаю… со мной никто не делится сведениями о технике и новых тварях — горько усмехнулась Бассара.
Повернувшись к верным усатым курьерам, я буркнул:
— Тиграм пора на волю.
— Разведка?
— В точку. И проверьте как высоко сидят дозорные и как широк их обзор.
— Есть!
Кошки умотали, а я вернулся к разговору. Задумчиво пройдясь перед опухолью-кокпитом, я посторонился, пропуская мерзкую крошку-гусеницу, поползшую за жратвой.
— Твоя чешуя… она темная. Но если глянуть чуть сбоку — она переливается всеми цветами. Прямо радугой. Как у Даурры, если верить слухам. Твоя чешуя чуток светится — как у Даурры, опять же по слухам. Ты плодишь детишек-гусениц — и она делает так же. Ты какой-то сраный мутантный гибрид змеи с гоблином и тараканом… и она, похоже, точная такая же, хотя старается не показываться на глаза. Несмотря на размеры Даурру регулярно потрахивают — и, судя по этой вот сраной опухоли и твоим сиськам, тебя тоже вполне можно поиметь обычному мужику. Знаешь… так вполне можно поверить, что вы родственники. Харя у тебя хоть и сморщенная, но это больше от голодухи и трупного яда. Но как оценить возраст древнего монстра? Вы случаем не сестры? Бассара и Даурра… мерзкие и прекрасные… М?
Ответом был захлебывающийся смех. Трясущаяся Бассара, вживленное в полумертвую змеиную тушу, содрогалась от рвущего ее на части хохота. По ее щекам текли то ли слезы, то ли остатки слизи, вытекшей из-под век.
Гигантская змея рыдала в истерике, одновременно хохоча и рожая гусениц…
Этот гребаный мир настолько безумен, что я уже ничему не удивляюсь.
Выругавшись, я вытащил из набедренной разгрузки брусок резервной аптечки и прижал его к животу Брассары. Аптечка ожила, присосалась, запустила тонкие щупы и тут же замигала тревожно красным, с отрывистым шипением принявшись что-то вкалывать.
Заткнувшись на полуслове, Бассара прислушалась к своим ощущением и прохрипела:
— Боже! Боль уходит… сучья вечная боль уходит! Еще! Еще! Дайте еще обезбола, твари!
Не дожидаясь моего приказа — потом накажу за это дерьмо — шагнувшая вперед пифия отодрала опустевшую за секунды аптечку и прилепила другую, вытащенную из рюкзака. Снова россыпь огней, снова шипение, выгнувшаяся Бассара в голос ревет, пытаясь мотать приваренной к змеиному телу башкой, кривя искусанные губы в уродливой ухмылке.
— Что еще есть? — поинтересовался я у пифии, глянув на ее рюкзак.
— Витамины. Энергетики. Шизы навалом. Слез десяток. Успокоительные. Восстановители. Я девушка с галеликами. И потому запасливая…
— Коли ей все кроме слез.
— А куда шизу пихать?
— А вон — кивнул я на ряд склизких дыр, что оказались путями ведущими в желудок.
Кассандра не заставила себя ждать, за секунду ополовинив содержимое своего рюкзака. Я чуток помог, зашвырнув в жадно хлюпающие дыры десяток протеиновых батончиков. Рэк добавил от себя. Каппа остался безучастным.
— Дай змее пощечину — велел я пифии.
Она глянула на мою стальную руку и, поняв, что если вдарю я, то башка Бассары разлетится, тут же влепила й звонкую оплеуху. Рыдания прервались.
— С-спасибо — разродился благодарностью монстр — Вам не понять… вам не понять, что такое не кончающаяся десятилетиями головная боль!
— Из пещер есть второй выход?
— Нет. Один вход. Один выход.
— Так что там про родственные связи?
— Ты почти угадал, герой Оди. Чтоб тебя… ты хитрый, умный и злой ублюдок, верно?
— Вы сестры или нет?
— Мы больше, чем сестры! Я и Даурра — близнецы! Сиамские близнецы! Две головы, два туловища, четыре руки… одна жопа и две ноги на нас обоих. Такие похожие… и такие разные! Ты думаешь я злодейка? Ну нет, герой Оди!
— Мне насрать.
— Я не злодейка! Я добрая тихоня, которую в тысячный раз поимела ее куда более хитрая, умная и злобная сестра-близнец! Ты очень напоминаешь мне Даурру — она столь же безжалостна. Ей так же на всех и вся похер! Она всегда думает лишь о себе!
— Сиамские близнецы — ошарашенно глянула на меня пифия — Господи…
— Погоди-ка… — поморщился я — Дай мне подтверждение той безумной мысли, что только что посетила мой усталый мозг… вы были слипшимися сиамскими близнецами в обычной жизни, а потом? Когда стали монстрами… по-прежнему были единым целым?
