- Разрешите? - в уверенной вежливости новой секретарши легко угадывалась привычка к общению с руководителями. И, судя по проблескивающей меж фраз снисходительности, - куда более высокого ранга. - Вновь поступившая почта. И, позвольте напомнить, вы на четыре планировали совещание по исполнительской дисциплине.
- Я помню, - скрашивая невольную резкость тона, Тальвинский улыбнулся примирительно. - Помню, Альбиночка. Очевидно, улыбка не утратила своего обаяния, потому что в ответ в больших, тщательно нарисованных ее глазах проскользнуло что-то личное: - Может, кофе?
- Если только за компанию с вами. Но - позже, - Тальвинский припомнил о сегодняшнем наезде. - Я к следователям.
Он упруго поднялся, распахнул дверь. Пропуская перед собой Альбину, ощутил аромат резких духов, исходящий от покрытой завитушками волос шейки. Неожиданно для себя легонько обхватил девушку за плечи, отчего она вздрогнула и выжидательно замерла. Боясь не сдержаться, шутливо повернул ее в сторону приемной, будто бы освобождая себе в спешке дорогу, и отправился к следственным кабинетам. "Как там в "Тысяче и одной ночи"? "И тут меж ними случилось". Именно - случилось. Теперь он не сомневался: свеженького служебного романа ему не избежать. Да и к лучшему! Хоть лучик в той рутине, в какую вогнал он себя. Возле одного из следственных кабинетов, куда он собственно и направлялся, Тальвинский в недоумении остановился. Из-за двери доносился заунывный голос резвящегося Хани:
- Дуло пистолета заглянуло в окно к лейтенанту Препанову. Лейтенант Препанов сунул руку в карман, но вместо привычной оружейной стали нащупал что-то мягкое и квелое. Это конец, - подумал лейтенант Препанов.
И вслед за тем - обиженный голос самого Препанова:
- Вадим Викторович, прекратите издевательство! Или мы с вами поссоримся! Прошу как товарищ товарища!
Необычное шоу: Ханя - Препанов, - началось с того дня, как выпускник юридического факультета МГУ добровольно приехал в провинцию и сам попросился на работу следователем МВД. Что побудило сына член-корра Академии наук, закончившего музыкальную школу, обученного английскому языку, связать свою карьеру с милицией, да еще начать с зачуханного райотдела, никто понять не смог. По снисходительному мнению Тальвинского, мальчик просто "обкушался" детективами. Едва появившись в отделе, он добросовестно обошёл все службы, дабы, как пояснил позже, познакомиться с личным составом. При этом в каждом кабинете дружески говорил, поражая всех оказавшихся поблизости:
- Здравствуйте, товарищи! Можете не вставать. Я лейтенант Препанов. Назначен вашим новым товарищем. Будем вместе бороться с преступностью.
На свою беду, помещён Препанов был в один кабинет с Ханей. Окончив обход, он вернулся на рабочее место и посетовал, волнуясь:
- Безобразие какое. В Ленинской комнате даже пианино нет. Это же элементарно. А как вы полагаете, Вадим Викторович, если я организую факультативные занятия по живописи поздних фламандцев, - это заинтересует товарищей? Все это страшно потрясло впечатлительного Ханю. И с тех пор жизнь в отделе превратилась для наивного Препанова в суровое испытание. Едва часы пробивали девять утра, мчался Вадим по отделу, полный свежих баек о высказываниях чудаковатого лейтенанта, нещадно по своей привычке перевирая.
Теперь, завидев приветливого Препанова, встречные спешили спрятать улыбку.
Впрочем длился фестиваль Ханиного остроумия недолго: работником Препанов оказался в общем-то старательным, хоть и поверхностным. К тому же и товарищем надежным, - безотказно давал в долг до зарплаты. Так что на однообразные Ханины "приколы" просто перестали реагировать. И теперь уязвленный, лишившийся аудитории Вадим изливал скапливающуюся желчь прямо на рафинированно вежливого, а потому беззащитного лейтенанта.
Препанов первым заметил входящего начальника райотдела, вскочил и моментально придал лицу приятное выражение. Но прежде, чем успел он произнести одну из удивительных своих приветственных фраз, Ханя радостно взметнул руки:
- Андрюха! Ты послушай только, чего этот ерундит опять отмочил!
- Твои истории я у себя в кабинете выслушаю. Былинник ты наш! - под свинцовым взглядом Тальвинского понятливый Ханя смущенно осел.
Восстановив чинопочитание, Андрей обратился к выжидательно стоящему Препанову:
- Вы почему по наезду не работаете?
- Так только получил дело, товарищ подполковник!
- Да, насчет наезда! Слушай, но это, я скажу, что-то! - Ханя вновь взвился. - Трехлетнюю пацанку перемололи, сволочи, как цыпленка табака. Веришь? Вроде ко всему привык. А тут даже плакал.
- Не лезь, - оборвал его Тальвинский, возвращаясь к Препанову. - Пожалуйста, лейтенант, данному делу приоритетное внимание! Мне уже звонили из нескольких мест. Люди взволнованы. Требуют сурово покарать преступника. Поэтому все остальное - в сторону!
- Понял!
- Надеюсь... А ты! - на заискивающую Ханину улыбочку Андрей не отреагировал. - Зайдешь через пять минут.
- С вещами?
- Балбес.
Проходя мимо дежурной части, Тальвинский скосился на настенные часы - пора бы уже Морозу объявиться.
3.
Виталий Мороз остановился у подножия пивбара "Реанимация", пытаясь понять, чей извращенный ум додумался соорудить у входа в питейное заведение крыльцо крутое и высоченное, будто подъем к пику Коммунизма. И взойти-то наверх требовало усилий. А чтоб спуститься " в вертикали" - такого, видимо, здесь не водилось. Во всяком случае первый же вышедший из бара споткнулся, скатился под ноги Морозу, поднялся и, привычно матерясь, отправился дальше по своим делам.
Наверху, слева от главного входа, располагалась дощатая дверь туалета с нарисованной на ней мелом буквой "М", возле которой красовалось рукописное объявление. Даже не объявление - крик души: "Будь другом - попади", - из-под туалетной двери лениво сочился желтоватый ручеек с характерным запахом.
Схожим запахом - скисшего пива - пропитался и сам переполненный посетителями пивбар. Изнемогающий от жажды Мороз, преодолев естественное отвращение трезвого человека, пробился сквозь толпящихся у стойки мужиков, раздвинул плечом двух передних и молча показал буфетчице два пальца.
- Эу, ты! Умнее всех, что ли? Здесь очередь, - послышалось сзади.
- Когда я на государевой службе, очередь всегда начинается с меня, - отчеканил Мороз. Он даже не счел нужным повернуться, только показал жестом растерянной буфетчице, чтоб она продолжала лить желанный охлаждающий напиток.
Было все-таки в Морозе это редкое умение говорить с простым народом: ропот, едва зародившись, чудесным образом стих, как гаснет от резкого дуновения разгорающийся костерок.
Подхватив два пива, он пробился за крайний, незадолго до того освободившийся и еще не убранный столик с плавающими в пивных лужицах ошметками воблы, брезгливо отодвинул несвежие бокалы, дотянулся до сумки, выдернул не глядя подвернувшийся лист бумаги, подложил на неопрятную поверхность и уже на него водрузил кружки. Первую он влил в себя тут же. И только после этого, заправив охлаждающей жидкостью расплавленные на проселочных дорогах мозги, вернул себе способность соображать.
А подумать было над чем.
В отличие от большинства сыскарей, полагавших, что "волка ноги кормят", Мороз был приверженцем другой истины: "Дурная голова ногам покоя не дает". Несмотря на все усилия, преступление, вроде бы не из самых сложных, "зависало".И теперь самое время, успокоившись, проанализировать факты. Что мы имеем? Едва освещенный километровый участок узенькой и извилистой, как женский ремешок, асфальтовой дороги без обочин, обрывающейся с двух сторон кюветами, - идеальное место для аварий и столкновений. Что, собственно, три-четыре раза в год и происходит. Так, мать везет дочь на раме. Судя по всему, заслышав приближающуюся сзади машину, она предельно съехала к кювету. Возможно, испугалась скорости, - на асфальте остались следы резкого торможения машины. Удар произошел где-то на самом краю: и велосепидистку, и искореженный велосипед вообще обнаружили в последний момент чуть ли не на дне оврага. А поначалу был лишь лежащий посреди дороги детский трупик. Видимо, от удара девочку бросило через раму вперед, вслед за тем грузовик вильнул и... далее понятно. Что во всем этом безусловно и что нам тогда неясно? Безусловно, что грузовик. На одежде погибшей пятно чуть не во весь рост трупика. Да и сделать блин даже из ребенка - легковушки на это не хватит. Собственно, судмедэксперт подметил это раньше самого Мороза.
... - Тебе тут одному не тесно? Сдвинься-ка, малый. Вишь - истомились.
Виталий слегка подвинулся, безразлично кивнул, краем зрения пройдясь по двум непрезентабельным мужским личностям с "чекушкой" на двоих. Рупь за два: сто первый километр ( сноска - жаргон.: "лица, отбывшие наказание, которым запрещено проживание ближе ста километров от Москвы").