построил два замечательных якутских поселка. Из нескольких якутских музеев были привезены разные предметы быта, что-то уже на месте изготовил наш реквизитор, талантливый парень, якут. Что-то по сюжету делали в кадре сами актеры – плели сети, вырезали какие-то вещи из дерева».
Среди персонажей фильма есть новорожденный младенец, и поскольку настоящего ребенка столь раннего возраста найти для съемок в глухом северном краю сложно, то возникла идея сделать искусственную копию. Художник-гример Тамара Фрид рассказывала в интервью «Киноведческим запискам»: «Сначала мы долго решали проблему, как изготовить маленький манекен. Хотели, чтобы он двигался понемногу на общем плане, а на крупном – ровно на несколько секунд показали бы лицо настоящего младенца. Поехали в Подмосковье, в Институт протезов, где делают искусственные груди из материала типа желе, склонили сотрудников к совершенно новой для них творческой задаче – создать искусственного ребенка, что оказалось довольно сложно, так как потребовалась специальная форма. Сергей Михайлович Сельянов пошел на то, чтобы оплатить все расходы по этому эксперименту. Увы, наши надежды не оправдались. Мы так волновались, когда ждали этого младенца, словно он по-настоящему должен родиться, а когда его привезли и все увидели, что получилось – это была просто катастрофа. Слезы, истерика. Леша тоже расстроился. Ждать больше мы не могли и уехали в экспедицию… Хотя, думаю, если б мы остались в Институте и младенца стали доделывать в нашем присутствии, он точно получился бы». Слова: «Сергей Михайлович Сельянов пошел на то, чтобы оплатить все расходы» – требуют комментария. Все говорят, что Сельянов очень экономный продюсер, он не любит тратить деньги напрасно, а напрасно для него все, что не необходимо. Гонорары тоже сюда входят: если бы было можно, Сельянов снимал бы кино без гонораров, на чистом энтузиазме участников. Но при этом – если требуется заплатить за то, чтобы съемки были такими, какие нужно, – не вопрос. Главное для него, как он любит повторять, это снять фильм. Бюджет же всегда высчитывается насколько возможно строго. Балабанов тоже любил работать при минимальных тратах, снимал очень быстро (что важно с точки зрения экономии пленки и времени), и так же быстро монтировал.
Есть распространенная версия о том, что, мол, Балабанов снимал по очереди – один фильм авторский, другой – коммерческий. Но если такая схема и имела место, то недолго. К тому же коммерческий фильм от авторского отличался в случае Балабанова не слишком сильно. Да, «Брат» и «Брат-2» имели большой успех, но скорее репутационный, чем рыночный, просто потому, что кинотеатры в то время приносили очень мало. На круг можно было вернуть затраченное. А можно было и не вернуть. Сельянов тогда знал, что фильм не сможет принести прибыль, но его она и не волновала – прибыль он получал в других местах.
В общем, начали снимать «Реку», потому что Балабанов знал, как это сделать. В подготовительном и съемочном периоде поначалу все шло своим обычным для кино сложным чередом.
Обозреватель «Новой газеты» Лариса Малюкова рассказала, как была найдена актриса на главную роль. «Балабанов пришел в Якутский драматический театр и описал характер Мергень. Тут же в один голос все сказали: да вот она точно такая – актриса Туйара Свинобоева. 27 лет. Славилась нелегким характером. Она приехала на съемки закрытая, собранная в кулак. При этом из нее будто бил фонтан скрытой энергии. Балабанов, верящий, что подобную энергию впитывает пленка, постепенно стал переписывать сценарий. Выстраивать все на нее.
Сцены с Мергень наэлектризованы, словно сняты под особым напряжением. Чуть ли не каждый вечер режиссер с ней подолгу разговаривал. Понемногу она оттаивала. Рассказывала о семилетней дочке, которую растила без отца, с бабушкой. О своем трудном житье в общежитии в Якутске, работе в Якутском театре. Леша говорил: „Туйара, сыграешь роль, и поедем мы с тобой в Канны. Будешь звездой. Ты можешь…“»
Туйара Свинобоева, как и Сергей Бодров, повела сценарий за собой, и как и в случае с «Братом», Балабанов вытягивал из актрисы «настоящее».
С чем не повезло, так это с погодой – в фильме четыре времени года, сняли осень и весну, лето собирались снимать на следующий год, но на зиму рассчитывали. А зима не наступала. Тамара Фрид вспоминала: «В Кандалакше мы пробыли месяца два, но съемочных дней было не так много – около 20. Первый день был просто замечательным. Красота необыкновенная: сопки, какое-то невероятное осеннее солнце, тепло. Якуты на массовку приехали с детьми. Сначала все шло хорошо. Балабанов – человек мобильный, всегда быстро снимает, не любит растягивать. Мы выезжали рано, приезжали поздно, потому что почти не были связаны со светом – в основном действие происходило внутри юрты. Но после того как быстро сняли осеннюю часть, наступила полоса ожидания, что всех ужасно раздражало. Ждали снег, а его все не было. Мы маялись. Маленькая гостиница в маленьком городке, ходить особо некуда. Сидели друг у друга в номере или по очереди играли в настольный теннис. Перечитали все книги, которые у нас были. Хотелось или домой, или работать. Уже начали сходить с ума, как, наконец, пошел снег. Только он покрыл землю, мы тут же начали снимать».
Никаких особых предчувствий тогда не было, да и быть не могло, все нормально складывалось, простои неприятны, но они бывают. Это спустя 14 лет, в 2014 году Сергей Астахов вспоминал в интервью Марии Кувшиновой: «Я был против начала съемок. Балабанов был в аварии до этого, еле говорил. Надю звал[13] – у него пистолет был игрушечный, он трещал, и она шла на треск. И много вещей было против фильма. Мы преодолевали какие-то невероятные трудности. Были постоянно знаки, чтобы мы не снимали. Один из главных – мы сняли все, что должны были снять осенью, и ждали снега. 30 дней ждали снега. Группа сидела в Кандалакше, народ спивался. А снег уже должен давно быть. Мы за Полярным кругом, ноябрь. Дождь идет, и все. Много таких знаков было. Много людей болело». Но я думаю, что это последующие события наложили специфическое восприятие на прошлое.
Кстати, у Надежды Васильевой в 2003 году были совсем другие наблюдения: «Сценарий „Реки“ я читала в дневном поезде между Питером и Москвой. Я за час прочла, и все остальные четыре часа, пока мы ехали, плакала и думала, что если Леша снимет этот фильм, моя мечта, наконец, осуществится. Я люблю, когда зритель в кино плачет. Но сама на таких трогающих душу фильмах почти никогда не работала. Только на фильме „Про уродов и людей“ чуть-чуть пострадала, а все остальные у меня были… как
