этой ночью сливается, так что пустота вокруг кажется необъятной. Даже луны за облаками не видно.
Фары рисуют на дороге две несимметричные полосы света. Мы сидим в машине и ждем, когда появятся остальные. Джесс на меня не смотрит, но я и так чувствую его невысказанные вопросы, душащие и давящие в тесном помещении, почти вызывающие клаустрофобию. Мало того, что из-за меня мы отстали, так ему еще и слушать всхлипывания пришлось. Наконец, Джесс поворачивается. Глаза его черные, словно сквозь стекла машины в них просочилась внешняя темнота.
— Я здесь ни при чем, — не знаю, зачем оправдываюсь я. Видимо, его присутствие так влияет. — Я не то чтобы из театра не выходила ни разу, у меня даже телефон отобрали!
Снова воцаряется молчание. Я пытаюсь смотреть в окно, но вокруг только ночь. Даже глазу зацепиться не за что.
— Да, и спасибо, — шепчу я, стараясь вложить в это слово гораздо больше, чем оно может вместить.
— Не за что, — отвечает Джесс, и это наш самый дружелюбный разговор за все время.
Мне столько хочется у него спросить, начиная с того, как он попал в Коракс, и заканчивая причинами, по которым остался сейчас, но такие вопросы подразумевает некую откровенность, которую ни он, ни я не можем себе позволить. Чтобы убить гнетущую тишину между нами, я тихо прошу: — Расскажи о дне побега. Пожалуйста.
Джесс задумывается, проводит пальцами по коротким волосам и протягивает руку к начатой пачке «Мальборо». Достает сигарету, крутит в пальцах, а потом засовывает обратно.
— Мне позвонила Рейвен, — говорит он, делая длинную паузу перед тем, как продолжить. Я внимаю каждому слову, стараясь даже дышать через раз, чтобы не спугнуть столь редкую для него откровенность. — Тогда я еще не знал, что они с Ником бежать собираются. Попросила приехать как можно скорее и тут же положила трубку.
— Значит, Рейвен раньше всех узнала, что что-то пошло не так? — спрашиваю я, развернувшись к нему корпусом.
— Наверное. Она Хейзу помогала, вечно у него под ногами крутилась, спрашивала что-то, в каждую дыру лезла. С первого дня в Кораксе казалась мне подозрительной. Какой-то не такой. Вроде одна из нас, но руководство относилось к ней иначе, да и в лаборатории ее любили. Она там была этаким «своим парнем».
— Своим парнем? Постой! — И вдруг меня осеняет: — Та запись с камер наблюдения в Кораксе. Парень-лаборант, слишком мелкий на фоне остальных. Мне даже жаль его стало. Выходит, это был совсем не парень?
— Наверняка, — едва заметно улыбается Джесс. — Когда я приехал, лаборатория была обесточена, — продолжает он. — Сейчас я понимаю, Рейвен постаралась. Вырубила камеры, отключила напряжение на воротах. До последнего надеялась, что вам удастся сбежать. Но все произошло очень быстро. Я вошел внутрь через черный ход, и к тому моменту, как добрался до Ника, моя помощь уже не требовалась. Они с Кавано сами обезоружили охранников. Разгромили операционную в щепки.
«Значит, вот почему мы попали в разные вагоны, — думаю я. — Шон увел меня раньше». Настолько, что мы успели занять места как обычные пассажиры и даже познакомиться с теми, кто ехал рядом. Ник же с Артом наверняка ворвались в поезд перед самым отбытием. Я буквально вижу, как, сбивая с ног идущих навстречу, он судорожно ищет ручку и на клочке бумаги успевает написать только самое главное «Найди Виолу…», а на имени Шона теряет сознание.
— Почему ты не ушел с ними? — спрашиваю я.
— Странный вопрос. Я не собирался. Решил, что внутри Коракса от меня в случае чего будет больше пользы.
— И отец поверил?
Он пожимает плечами: — Мы с Ником долгое время не разговаривали, так что… особо меня не допрашивали. — Судя по тону, с которым он рассказывает об этом, это ложь. Уверена, отец всю душу из него вытряс. Но Джесс не вдается в подробности, и я решаю не выспрашивать. — Наблюдали, конечно. Особенно первые пару недель, но не нашли следов причастности. К тому же Максфилд знал, что Ник потеряет память. Только он не догадывался об одном…
Видимо, на моем лице мелькает тень непонимания, потому что, опираясь на руль, Джесс наклоняется и свободной рукой достает из ботинка нож. Я осторожно беру его в руку, будто взвешивая. На резной рукоятке выгравированы инициалы «Н» — «Л».
— Николас Лавант, — говорю я, поглаживая пальцами рукоять, все еще не понимая, куда Джесс клонит. — Я видела у него такой.
— Ты видела мой. Я отдал ему свой нож в день побега. А в карман засунул номер телефона с запиской, чтобы когда вспомнит, откуда он у него, позвонил.
Смысл слов доходит до меня не сразу, а потом обрушивается всей тяжестью. Я шумно выдыхаю через нос. От мыслей о той ночи снова накатывает желание побиться головой о что-нибудь твердое. Я была в этот момент рядом с Ником в Карлайле, когда мы поехали искать Тайлера. Он увидел Джесса, вспомнил его, поэтому и решил встретиться с братом.
— Вот и вся история.
Боже, ну и дура!
— Почему вы не поменяетесь обратно? — опустив взгляд, спрашиваю я. Просто, чтобы не молчать. Тишина убивает, и мне хочется говорить о чем угодно, лишь бы не позволять мыслям снова лезть в голову.
— Ник попросил. А он редко о чем-то просит. Сказал, мой нож для него как оберег или талисман, что-то вроде того. Я не стал настаивать. В конце концов, это его любимая игрушка. Мне и кулаков хватает.
— Не знала, что он суеверный.
Джесс ухмыляется:
— Самый первый нож, тот что ты держишь в руках, я подарил Нику перед отъездом в Эдмундс. Ему одиннадцать было, — говорит он, забирая стилет и укладывая обратно в ножны. — Его цена не больше пятнадцати фунтов. На самом деле он разве что овощи чистить годится.
Я перевожу на него удивленный взгляд.
— Эй, — словно почувствовав мою реакцию, отбивается Джесс. — Мне было всего семнадцать. Пацан мечтал о собственном ноже. Откуда мне было взять денег на настоящий? Поэтому я отнес свой в мастерскую и попросил сделать копию. Вышло неплохо, верно ведь?
Улыбнувшись, я киваю.
— А мой нож, что забрал Ник, раритетный. Его стоимость не меньше пяти сотен.
