не до
тянул, что Саш
ка по
чувствовал в хо
де боя. Пе
релом ла
дьевидной ко
сти по
началу не вы
зывал боль
ших опа
сений. Ему го
ворили: ни
чего страш
ного, по
ходишь ме
сяц в гип
се. По
том вы
яснилось, что про
изошло сме
щение, кость срос
лась непра
вильно, нуж
но ло
мать за
ново, встав
лять ме
таллические стерж
ни-фик
саторы. Вынужденное безделье его угнетало. Отец зимой уехал в Москву обживать новую должность в Министерстве цветной металлургии и почему-то не торопился со своим обустройством. А дома мать все нудила и нудила о выборе профессии, что нужно кончать с этим боксом. Ксения, с которой дружил с восьмого класса, неожиданно вдруг вспылила: мне двадцать три года, а я всё в невестах. И он неожиданно для себя, сказал ей, я согласен, давай сходим в ЗАГС.
Врачи запретили тренироваться, опасаясь повторного смещения. Любое резкое движение отзывалось болью в правой руке, и Сашка испуганно замирал, пережидал эту боль. Его страстью стал кассетный видеомагнитофон, который купил за боны в Хабаровске после победы на зональных соревнованиях общества «Динамо». Постепенно пересмотрел фильмы по два-три раза, и старье надоело. Решил разжиться новыми, заодно пройти в порт узнать о предстоящей зарплате.
С верхнего этажа управления портом он осматривал бухту: труженики-буксиры бойко сновали взад-вперед, подтягивали к причальным стенкам суда, груженые баржи. Гнули длинные шеи портовые краны. На ближнем рейде стоял сухогруз «Обручев», на нем ходил помощником одноклассник Серега, продававший видеокассеты по семь рублей, брал обычно у него сразу несколько штук, не торгуясь. А теперь стоял в нерешительности. В бухгалтерии пояснили, что больничный его не закрыт, начисление будет по тарифной сетке без коэффициентов и северных надбавок. После унизительных просьб выписали аванс в размере шестидесяти рублей. «Ладно, все же один фильм можно купить», — решил Шуляков, спускаясь по лестнице.
Приятель Серега обрадовался, он давно всем растрезвонил, что его одноклассник чемпион Магадана по боксу, поэтому тут же по громкой связи пригласил в рубку старпома. В тесноватую штурманскую рубку протиснулись моряки, оставшиеся дежурить на судне. Старпом принес бутылку женьшеневой корейской водки. Сашка раньше отказывался, если Серега предлагал «накатить» по чуть-чуть, ссылаясь на тренировки, режим, а теперь прихватил левой рукой свой стакан и под тост: «За нашего чемпиона!» выпил полстакана вонючей водки.
Старпом, глядя в искривленное гримасой лицо, сунул в руки очищенный апельсин, пояснил:
— Это не просто водка, это лекарство для мужской силы. Чтобы не было состояния нестояния.
Моряки весело расхохотались, подыгрывая привычной шутке. Старпом начал рассказывать, как в Южной Корее в борделе чуть было не прихватила полиция. Пришлось спасаться бегством, потому что штраф платит не владелица заведения, а посетитель…
— Бегу я в сторону центра, а ноги словно подрубленные. На свет выскочили, гляжу, а туфли-то впопыхах чужие надел, а они размера на два меньше.
— А помнишь, как мы на Хокайдо выбирали еду? — тут же встрял Серега. — Взяли меню, а там одни иероглифы. Я ткнул пальцем, мне принесли что-то вроде пельменей с рыбной начинкой, а старпому какую-то вонючую пасту из морских водорослей.
Шуляков впервые позавидовал Сергею, его профессии моряка и той загранице, в которой еще не бывал, а мог бы поехать в этом году на турнир «Дружеский берег» в Китай в составе спортивной делегации Дальнего Востока, если бы не перелом.
В своей каюте Сергей покопался в рундуке, вытащил десяток кассет: выбирай.
— Да мне только одну.
— Че так?
Сашка вскинул вверх загипсованную руку: на мели сижу.
— Вот тебе пять штук. Денег не надо. Появятся — отдашь. А нет, так и ладно.
Ксения готовилась стать матерью и увлеченно обсуждала возможность покупки детской кроватки, коляски. И непременно синего цвета, если родится мальчик.
— А мне по барабану, — ответил Шуляков, нарываясь на очередную глупую ссору. Его больше беспокоило то, что за последние месяцы набрал вес и впору переходить в «полутяжи», а это совсем не входило в его планы.
После ссоры с женой подался в ресторан «Полярная звезда», где пел известный московский шансонье. Швейцар встал стеной, не пускает ни по знакомству, ни за деньги, уверяя, что зал переполнен, что директор тут же уволит. Шуляков стоял столбом со своей подвязанной правой рукой, вслушиваясь в знакомый мотивчик. И уже развернулся к выходу, когда его взял за локоть странный низкорослый мужчина. Он улыбался, сверкая стальными фиксами, но глаза при этом оставались холодными, льдистыми. Швейцара он не стал убеждать, он просто оттер плечом и буркнул: «Это наш пацан. Имеется место за столиком». Продолжая цепко держать за локоть, повел в зал слегка растерянного Шулякова.
— Братва, гляньте, кого я привел! Это же Сашка Шуляков, который завалил чемпиона Союза в последнем бою.
Парни одобрительно загудели, сидевший во главе стола сухощавый брюнет кивком головы и жестом одобрил показ гостя.
— Угощайся, земляк. Симон, закажи песню для нашего чемпиона. Я бой не видел, но пацаны говорят, что ты Кузьмина классно положил на помост.
Когда ведущий объявил, что сейчас прозвучит песня для чемпиона Магадана по боксу, то все в зале завертели головами, провожая глазами проход Симона к странной компании у окна, стараясь разглядеть боксера. Один из посетителей с фужером и бутылкой коньяка двинулся к их столу, желая выпить со знаменитостью. Не дошагав несколько шагов, остановился, будто воткнулся в препятствие и тут же сменил курс.
Под грохот инструментального ансамбля и песни Шимутинского, который весело откликался на заявки по установленной таксе в двадцать пять рублей, Шуляков впервые в жизни напился до непотребства, под одобрительный гомон бандитов и хлопки по плечу сидящего рядом Лехи Кнехта. Домой его притащили Фиксатый и Симон. «Успокойтесь, девушка, — твердил Фиксатый, — успокойтесь, пацан перебрал малость, с кем не бывает».
Когда тренировался и выступал за «Динамо», то помимо зарплаты в порту, где числился такелажником, Сашка получал «подвесы» в пятьдесят рублей за победы в соревнованиях и талоны на питание. Талоны высоко котировались, их можно было продать по рублю. Денег хватало себе, на подарки близким, и так, казалось, будет всегда. И вдруг всё разом кончилось, осталась урезанная оплата по больничному листу и глухая обида на Палыча, который не захотел взять к себе, сказал: «Коней на переправе не меняют. Скандалить с областным Комитетом мне не с руки».
К Бурмистрову на «Динамо» ему идти не хотелось…
Нелькоба по колымским меркам крупный поселок на Тенькинской трассе. Обжатый со всех сторон сопками, он узкой полосой раскинулся вдоль реки. Шуляков, разглядывая поселок, показал на здание школы-интерната: «Здесь Кахир доучивался, когда у него мать умерла. Я его случайно в Усть-Омчуке встретил лет десять назад, приезжал на первенство Теньки по боксу. Он тогда работал в бригаде на
